Юрий Дмитриев открыл одну из самых страшных тайн российской истории. Сегодня его попытаются посадить

В Карелии в среду, 22 июля, суд начнет оглашение приговора первооткрывателю и исследователю «Сандармоха» — одного из крупнейших мест массового захоронения жертв сталинских репрессий. Дело Юрия Дмитриева в ряду самых громких и скандальных разбирательств века. Несмотря на позорные обвинения в педофилии, Дмитриева считают узником совести. В его поддержку уже выступило невероятное количество известных людей. Его преследование связывают с попыткой переписать историю «Сандармоха» и местью спецслужб за работу, которую Дмитриев уже провел и попыткой помешать ему работать дальше. История Юрия Дмитриева — в материале «Ленты.ру». В 1997 году в Карелии, где-то посередине между Санкт-Петербургом и Архангельском, в сосновом бору возле заброшенного хутора были найдены человеческие кости. Останки были свалены в многочисленные братские могилы. Вскоре историкам, проводившим раскопки, стало ясно, что здесь лежат сотни тел — жертвы расстрелов более чем полувековой давности. Позже они по архивным документам установят, что в лесу зарыты тысячи — православные и мусульмане, русские, украинцы, евреи, финны, карелы и многие другие. На фотографии 1997 года мужчина с острыми чертами лица держит в руках два черепа, на которых видны пулевые отверстия. У одного — на виске, у другого — по одной на макушке и ближе к затылку, как будто его застрелили, поставив на колени, либо добивали уже лежащим на земле. Человек на фото — историк и правозащитник Юрий Дмитриев, а место, где нашли останки, вскоре стало печально известно на весь мир как «Сандармох» — один из самых страшных символов большого террора сталинской власти. Спустя два десятка лет Дмитриева по анонимному доносу обвинили в педофилии — преступлении против собственной приемной дочери. После очередных похорон останков расстрелянных людей, найденных Юрием Дмитриевым в Карельских лесах, его отец Алексей — боевой офицер–фронтовик, — рассказал, что дед Дмитриева тоже был репрессирован и погиб в лагере. Тот ушел в поиски с головой, семья жила на пенсию деда. Юрий написал об этом на титульном листе своей книги: «Моим отцу Алексею Филипповичу и матери Надежде Ивановне, которые четыре года кормили меня и моих детей». Юрий был усыновлен. Юрию Дмитриеву 63 года. Он родился в Петрозаводске и после того, как попал в семью военного, провел детство в гарнизонах группировки советских войск в ГДР. У молодого советского парня были проблемы с поиском себя: он поступил в Ленинградское медучилище на фельдшера, но учебу бросил. Без образования и жажды строить карьеру в тех сферах, где это было возможно в ту позднесоветскую пору людям на периферии, он трудился где придется — в банно-прачечном комбинате, в кочегарках, простым заводским рабочим. Загремел на два года в тюрьму за хулиганство. Ему нравилось пропадать в карельских лесах. В какое-во время он даже водил туда туристов. В перестройку Дмитриева, как и многих, увлекла появившаяся в стране политика. Он стал членом неформальной политической организации «Народный фронт Карелии», общественным помощником народного депутата СССР Михаила Зенько. Его называли антисоветчиком. А в 1988 году Юрий попал на место, где рабочие на карьере (это был еще не «Сандармох») случайно обнаружили останки давно умершего человека. По собственным воспоминаниям Дмитриева, следователь и районные чиновники почему-то тогда растерялись и только он один предложил эксгумировать кости, похоронить человека как следует. Здесь пригодились оставшиеся в голове знания об анатомии и взаимном расположении костей. В затылочной части черепа Юрий нашел круглое отверстие и решил, что само оно появиться не могло — это дырка пули. Затем рабочие еще не раз приглашали Дмитриева на этот карьер. Он приезжал, собирал кости в мешки. Тогда ему еще не было интересно, кто эти люди, все ли они были убиты. В заднике ботинка одного из них Юрий нашел клочок плохо сохранившейся газеты. Отнес ее в прокуратуру, но там не захотели ее изучать. Тогда Дмитриев сделал это сам и установил, что это фрагмент из номера «Красная Карелия» от сентября 1937 года. Дмитриев так и не отучился на историка, хотя так его называют. Его академией стали открывшиеся тогда архивы НКВД, где он наткнулся и на протоколы расстрельных троек. Главным учителем и наставником Дмитриева был Иван Чухин, отставной полковник милиции, создавший карельское отделение общества «Мемориал» и возглавивший в регионе поиск мест массовых расстрелов заключенных. Благодаря многолетнему труду не только в полях, но и в архивах, Юрий завоевал доверие исследователей и звание правозащитника, так как занимался увековечиванием памяти о расстрелянных и обстоятельствах их гибели, руководил отделением карельского «Мемориала». Юрий Дмитриев нашел Сандармох в 1997 году. Это было безымянное глухое местечко возле Медвежьей горы в Карелии. На то, что здесь могут быть массовые захоронения времен Большого террора 1937 - 1938 годов, указывали сведения из показаний чекистов, участвовавших этапировании и расстрелах, но вслед за своими жертвами вскоре попавших в жернова репрессивной машины. На первой мемориальной табличке было указано, что тут покоятся 1112 репрессированных человек — пропавший без вести первый этап Соловецкого лагеря. Эти события описывали так: «Приговоренные к смерти заключенные партиями по 200 – 250 человек переправлялись морем с Соловецких островов в Кемь, далее по железной дороге в Медвежьегорск, где их размещали в деревянном здании следственного изолятора. В день расстрела приговоренных раздевали до нижнего белья, связывали веревками руки и ноги, затыкали кляпом рты и складывали штабелями в кузова грузовиков, отвозивших их к месту казни. Там приговоренных ставили на колени на краю ямы и стреляли из револьвера (...) Подавляющее большинство выстрелов произвел из своего личного табельного оружия заместитель начальника административно-хозяйственной части Управления НКВД по Ленинградской области капитан госбезопасности Михаил Матвеев. (...) Управлением НКВД по Ленинградской области за успешную борьбу с контрреволюцией товарищ Матвеев был награжден ценным подарком и путевкой в санаторий». Затем выяснилось, что в больших братских могилах могут лежать останки до 10 тысяч людей. Усилиями Дмитриева и его сподвижников были установлена имена более 6 200 из них. Еще в 1999 году вышла первая книга историка-самоучки о «Сандармохе», в котором закрепилось само это название: «Место расстрела — Сандармох». Так когда-то назывался тот самый заброшенный хутор. Вторая книга — «Место памяти Сандармох», — вышла в 2019 году. Дмитриев редактировал тексты о судьбах невинно репрессированных, находясь в СИЗО. «Мой путь, моя дорога заключается в том, чтобы возвращать из небытия тех людей, кто сгинул по вине государства нашего родного, будучи несправедливо обвиненными, расстрелянными, зарытыми в лесах, как бездомные животные, — сказал он в своем (втором по счету) последнем слове в суде. — Нет ни холмика, никаких упоминаний, что здесь похоронены люди». Сандармох с 2000 года является объектом культурного наследия России. Однако в какой-то момент правда о двух с половиной сотнях расстрельных ям, полных костей, стала для кого-то в стране неудобна. Стали появляться и распространяться теории, что полигон в лесу то-ли финский, то-ли (по крайней мере) советско-финский, но не советский. В сети можно найти массу заголовков в духе «САНДАРМОХ: АМЕРИКАНСКО-ГЕББЕЛЬСОВСКАЯ ПРОПАГАНДА "МЕМОРИАЛА"». Позже, с 2016 года, в декабре которого Дмитриева взяли под арест, с подачи двух карельских историков стала развиваться идея, что в Сандармохе могут быть захоронены тела едва ли не 19 тысяч советских военнопленных, содержавшихся в финских концлагерях и строивших укрепления для финнов в Медвежьегорске в 1941-1944 годах. То есть, жертв не сталинских, а финских массовых убийств. Летом 2019 года Российское военно-историческое общество (РВИО), возглавляемое теперь уже бывшим министром культуры Владимиром Мединским, провело в Сандармохе раскопки. Экспедиция извлекла останки нескольких человек и, судя по всему, направила черепа со следами от выстрелов на баллистическую экспертизу, которая установила, что эти люди могли быть убиты финскими солдатами с помощью американских «Кольтов». 3 июля, за несколько недель до начала оглашения приговора по делу Дмитриева, федеральные каналы отрапортовали, что историки «поставили точку» в расследовании происхождения захоронений урочища Сандармох, «места поклонения» жертвам сталинского террора. Люди Мединского утверждают, что цифры «Мемориала» завышены, и вместе с останками убитых советскими палачами, лежат пленные красноармейцы, расстрелянные финнами уже во Вторую мировую. Вина, выходит, не настолько наша. Дмитриева задержали в 2016 году. Сперва его обвинили в изготовлении детской порнографии. Позднее добавилось обвинение в хранении оружия. В основу первого обвинения легли фотографии обнаженной приемной дочери, которой на момент возбуждения дела было 11 лет, в основу второго — ржавый обрез ружья. Экспертиза по оружию показала, что оно давно ни к чему не пригодно. Сам обвиняемый пояснил, что отобрал обрез у мальчишек во дворе. В качестве порнографии рассматривались 9 из 140 снимков обнаженной девочки, на которых была видна ее промежность. По словам подсудимого, фотографии были сделаны для дневника здоровья. Они помогали ему, с одной стороны, отслеживать состояние ребенка, у которого было несколько проблем, в том числе дистрофия и энурез. С другой стороны, к приемным детям у сотрудников образовательных учреждений всегда повышенное внимание и эти снимки были доказательством, что девочку дома не избивают. Фотографии Дмитриев не публиковал, о них стало известно и не из-за пересылки файлов кому-то. Их обнаружили в его компьютере, в папке под названием «Дневник здоровья». В суде над историком президент Национального института сексологии Лев Щеглов заявил, что эти снимки нельзя считать порнографией и охарактеризовал экспертизу, которую провели в ходе расследования, «почти юмористическим документом». Дело явно разваливалось. 27 января 2018 года Дмитриева перевели из под стражи под подписку о невыезде, а 5 апреля суд оправдал его по делу о порнографии. Историка приговорили к 2,5 годам ограничения свободы за незаконное хранение оружия. Было зачтено время, проведенное уже пожилым человеком в СИЗО. В июне 2018-го оправдательный приговор неожиданно отменили. Дмитриева обвинили уже не в изготовлении порнографии, а в еще более тяжком преступлении — действиях сексуального характера, совершенных в отношении маленькой приемной дочери. Теперь преследование опирается на показания самой девочки. В частности, историка обвиняют в том, что он несколько раз дотрагивался до половых органов приемной дочери, когда той было 8 лет. По словам Дмитриева, он действительно несколько раз прикасался к трусикам девочки, чтобы проверит их сухость. В то время она болела энурезом и это подтверждается выписным эпикризом из больницы. В течение последних лет историк трижды проходил комиссионное обследование на девиации сексуального поведения и все они дали отрицательный результат. Между тем, изучавшие тексты допросов потерпевшей лингвисты из Института русского языка РАН пришли к выводу о давлении со стороны следователя. Вместе с новыми обвинениями Дмитриеву официально запретили покидать Петрозаводск, обязали дать подписку о невыезде. Однако уже 27 июня Дмитриев поехал за город навести порядок на могиле знакомой в поселке Новая Вилга, а затем планировал побывать в Александро-Свирском монастыре в Ленинградской области, для чего взял с собой сменную одежду. Эту поездку расценили как попытку побега (причем в далекую Польшу, а не находящуюся по-соседству Финляндию), и Дмитриева заключили под стражу, где и он находится до сих пор. При чтении сведений из биографии историка, складывается ощущение, что именно кладбища (места захоронений) и монастыри влекли его больше всего в жизни. Он высказывается и пишет, как глубоко верующий православный человек, почти монах, которого мало что интересует из мирской жизни. Даже о своей исследовательской работе Дмитриев высказывается как о своеобразном послушании. «Господь дал мне, может быть, такой крест, но господь дал мне и такие знания», — сказал он на днях суду. В этом обращении Дмитриев в подробностях рассказал о том, как крестил приемную дочь, в посягательстве сексуального характера на которую его теперь обвиняют. «Принимала крещение в Свято-Вознесенском храме на Секирной горе [на Соловках]. За 200 лет существования этого скита можно сосчитать на пальцах одной руки, сколько человек [в нем] было крещено», — сказал он, добавив, что падчерица — первая из женщин, кому господь разрешил пройти этот ритуал именно там. Сразу после этих слов о дочери, он говорит, что в 20-е и 30-е годы прошлого века, в нескольких десятках метров от этого самого храма расстреливали и закапывали заключенных Соловецкого лагеря особого назначения, и это место захоронения было найдено именно им, Дмитриевым. В мае 2020 года в следственном изоляторе Петрозаводска, где находится историк, был обнаружен коронавирус, но даже это, наряду с обращениями и поручительствами, поступавшими в поддержку Дмитриева прежде, не стали основанием для изменения меры пресечения — он остался за решеткой. Общественная кампания за освобождение Дмитриева началась еще в 2017 году. С требованием прекратить преследование историка прошли уже десятки, если не сотни митингов и одиночных пикетов. Более 400 иностранных деятелей культуры и искусства, в том числе Нобелевский лауреат Джон Кутзее, подписали специальное обращение с требованием освободить его. В поддержку Дмитриева выступили музыканты Леонид Федоров, Андрей Макаревич, Борис Гребенщиков, писатели Борис Акунин и Людмила Улицкая, режиссер Андрей Звягинцев. «Уголовное дело карельского историка однажды войдет в учебники как пример заказного процесса, сфабрикованного по заранее известному лекалу, — говорится в опубликованном "Новой газетой" 19 июля 2020 года открытом письме работникам суда, прокуратуры и следственных органов. — Правда лежит на поверхности: преследование Дмитриева, вторжение в его семью и попытки искалечить судьбы отца и дочери напрямую связаны с борьбой Юрия Алексеевича за историческую память и деятельностью по возвращению имен безвинно погибших в сталинских лагерях». Под этим обращением подписались более 160 ведущих российских журналистов, политологов, деятелей культуры, историков. Они отметили, что все предпринятые силовиками усилия «не остановят работу, начатую им и его коллегами». Юрий Дмитриев был женат дважды. От первого брака у него осталось двое детей. Семья распалась, когда они еще были несовершеннолетними, но близкие отношения сохранить удалось. Дочь Екатерина, от которой у Юрия уже двое внуков, поддерживает его на протяжении всего процесса. Решение стать приемным отцом, будучи уже не молодым, он принял вместе со второй женой. Этот брак тоже распался. Как утверждает историк, причиной стало желание супруги вернуть девочку в детский дом. После того, как они расстались, Дмитриев воспитывал ее в одиночку и был с приемной дочкой в особой связи. «У меня были те же ощущения, какие были у [дочери]. Мы так устроены. Мы так настроены друг на друга. Если ребенку страшно — я это ощущаю. Если ребенку холодно — я тоже мерзну. Если ребенку жарко — я это знаю. Если ребенок на тренировке выполняет удачный или неудачный бросок, я тоже это ощущаю», — сказал историк в своем последнем слове. Обвинители, по его словам, приняли за «гнусные действия» в ее адрес заботу о здоровье девочки. «Я бил тревогу неоднократно в связи с дефицитом веса [дочери]. Когда мы взяли ребенка в три с половиной года, она весила 12 килограммов, — рассказал Дмитриев в суде. — В 11 лет, когда ее изъяли из нашей семьи, она весила 24 килограмма. Это вес первоклассника, а [дочь] уже ходила в пятый класс. Дефицит веса постоянно составлял от 25 до 30 процентов, и это меня здорово тревожило». Попытки «откормить» девочку в домашних условиях практически никаких результатов не давали. Дмитриев обращался за консультациями то к одним специалистам, то к другим. В поликлинике ему приходилось слышать следующее: «Ничего вроде страшного нет, но вот есть что-то» или «а давайте подождем следующего раза, тогда, может быть, станет яснее». Те самые снимки помогали следить, как развивается ситуация в динамике и подстраховаться от обвинений врачей в том, что приемные родители что-то упустили. В 2016 году, еще до ареста Дмитриева, медики, наконец, решили направить девочку для более детального обследования в городскую больницу, а если этого будет недостаточно, то в республиканскую. «Проходила его [дочь] или нет — итогов я, к сожалению, не знаю, потому что буквально за месяц до этого, 13 декабря, я был взят под стражу», — посетовал он в суде. Сейчас приемная дочка Дмитриева живет с родной бабушкой на севере Карелии. Общаться Юрием и его семьей ей, разумеется, запретили. Для Дмитриева, как и для многих, кто прошел детский дом, тема семьи одна из самых важных и болезненных в жизни. Удочерить ребенка — это решение, которое он принял, следуя примеру своих приемных родителей. «Мне, как ребенку, которого усыновили в полтора года, тема сиротства близка, и я ее переживаю изнутри», — заключил он.