Напуганные рассказами о тиграх: как открывали Владивосток

«Первого утром вышли из бухты Ольга и направились вдоль приморского берега. В 1 час ночи, подходя к проливу Босфор Восточный, стали располагать курсами для входа в порт Влади-Восток. В 3 часа, придя в порт Влади-Восток, положил якорь Даглиста на глубине 8 сажен, канату вытравили 20 сажен. Грунт — ил», — так было записано в шханечном журнале транспорта «Маньчжур», 160 лет назад прибывшего с миссией основать новый порт. Термометр показывал 18 градусов тепла. Моросил дождь. «В тот же день, 2 июля, мы прибыли в порт Мея (Владивосток), и я вышел на берег вместе с капитаном Черкавским, начальником нашей сухопутной команды, для выбора места для разгрузки строительных материалов, — вспоминал ответственный за основание порта Владивосток чиновник по особым поручениям при губернаторе Восточной Сибири Бронислав Кукель. — Отлогий берег, заросший высокой травою, постепенно поднимался в гору, которая была усеяна деревьями: липой, кленом, черной березой, дубом, пробковым деревом и другими породами. Богатая растительность, прекрасный климат и удобная гавань делали эту местность очень привлекательной, но и здесь соседство тигров должно было отравлять спокойствие первых обитателей. Напуганные рассказами о тиграх, мы взяли с собою 12 унтер-офицеров, вооруженных револьверами. Выйдя на берег, наша команда разбрелась в разные стороны, и мы в высокой траве не могли видеть друг друга. Вдруг слышу ужасный крик одного из солдат, затем треск тростника, направлявшийся в мою сторону. Я еще не успел сообразить, что предпринять, как увидел перед собою желтую шерсть зверя, который, как мне показалось, готовился сделать прыжок. Признаюсь, со страха я присел на землю, так как я был убежден, что это — тигр; но животное, сильно напугавшее не только меня, но и мою команду, оказалось дикой козой, которую мы вспугнули своим появлением. Выбрав место, мы свезли на берег две пушки с боевыми снарядами, а также доски и бревна, заготовленные для постройки казармы на 100 человек». «Первоначально заселение Дальнего Востока осуществлялось солдатами сибирских линейных батальонов. Название «линейные батальоны» возникло в 1804 г. и в начале относилось к четырем батальонам, расквартированным на оренбургской степной укрепленной границе (линии) Российской империи. Позднее так стали называться пограничные войска, размещавшиеся в отдаленных военных округах вдоль азиатских границ России: в Туркестанском, Западно-Сибирском и Восточно-Сибирском. Линейные батальоны появлялись в совершенно незаселенных местах, обустраивались и помогали строиться городам и селам; они несли пограничную службу, содержали почтовую гоньбу, проводили дороги и телеграфы, устраивали переправы. Они положили во всем Амурском крае первые основы государственного устройства. Эта разносторонняя деятельность солдат и офицеров линейных батальонов была сопряжена с перенесением тяжких лишений: многие погибали от голода и холода, от цинги, тифа и других болезней. В условиях освоения Дальнего Востока выработался совершенно своеобразный тип сибирского линейного солдата: он — охотник, плотник и кузнец; в лесу и степи — как дома; он везде найдет дорогу и средства к существованию; он обладает талантом объясняться с местными жителями, язык которых ему совершенно неизвестен; он невероятно изобретателен в пользовании обстоятельствами и тем, что дает природа», — эти строки военной истории в полной мере можно отнести и к сошедшему на берег Владивостока «№ 4 линейному баталиону». Его история к моменту высадки насчитывала не одно столетие. Располагавшийся при Нерчинских горных заводах 5-й Горный батальон в 1829 г. был переименован в Сибирский линейный № 15-го батальон. «Линейные батальоны вынесли на своих плечах все первоначальные работы по постройке церквей, городов, станиц, по организации всех сплавов, сослужив великую службу при занятии Амурского и Уссурийского края. Нередко не только солдаты, но и офицеры жили в землянках при самых ужасных жизненных условиях, — так характеризовал линейных Кукель. — Многие из них умирали от непосильных трудов, лишений и климатических условий. Так погиб и идеальный офицер и человек капитан Черкавский. Он всегда был впереди своих солдат, нередко работая наравне с ними физически; но сильный организм его не вынес тяжелых трудов: работая в болоте около Мариинска на Амуре, он получил воспаление сердца, перешедшее в хроническое страдание, от которого он скончался через три месяца после последнего моего свидания с ним. Мы, штабные, были белоручки сравнительно с этими героями; на нас сыпались награды, а те получали награды не земные, а загробные, находя в могиле, вдали от родины, успокоение от трудов и лишений. Вечная им память и царство небесное!» Иван Черкавский с 1854 г. в чине капитана со своей 3-й ротой 4-го Восточно-Сибирского линейного батальона построил все первые поселения по реке Амур. Ему выпала честь и высадить часть своей команды во Владивостоке. Так как в то время Новгородскому посту (Посьету) придавали больше значения, Черкавский, высадив часть роты в бухте Золотой Рог, отправился для занятия Посьета, где вскоре и скончался. Похоронен на берегу бухты Постовой залива Посьета. «3 июля, — как записано в журнале «Маньчжура», — снялись с якоря и под парами пошли в порт Новгородский, а в 9 часов, выйдя из порта Влади-Восток, начали располагать курсами по способности до порта Новгородского». «Так как я решил сначала устроить военный пост в Новгородской гавани, а затем уже возвратиться сюда. Оставив здесь 30 человек под командою начальника пикета, на другой день вышли из Владивостока, направляясь в залив Посьета, куда и прибыли в тот же день вечером», — вспоминал Кукель. Что же предстало взору русских моряков, когда они через некоторое время вернулись в бухту Золотой Рог? «На днях поставленный пост наш своими белыми палатками хорошо глядит в группе еще не вырубленных и еще только расчищенных деревьев. Авраам с семейством своим поселился в кущах, — заметил один из наших остряков, но не совсем справедливо — линейный офицер напоминал Авраама мало». А вот еще одно из первых описаний Владивостока, сделанное солдатом именно линейного батальона: «Была кругом тайга, и только близ угла Светланской и Алеутской было две-три китайских фанзы, да в овраге у Морского собрания стояла хатка (кажется, она жива и поныне), в которой жила горсть матросов, прибывших сюда морем». 27 июля военный губернатор Приморской области контр-адмирал Казакевич отправил из Хакодате Его Императорскому Высочеству следующую телеграмму: «Воля Вашего Императорского Высочества в занятии гаваней Владивосток (Мей) и Новгородской в заливе Посьета приведена мною в исполнение. Для занятия постов в заливе Посьета и гавани Влади-Восток назначена была 3-я рота линейного №?4 батальона Восточной Сибири в полном составе; но транспорт, взяв лес для постройки двух казарм и офицерского дома, не мог поместить более 100 нижних чинов с провизией на три месяца». Транспорт «Маньчжур» еще не раз служил новому посту, а в 1872 г. принял участие в переносе военно-морского порта из Николаевска во Владивосток. Здесь же он и нашел свою последнюю гавань: исключенный из списков флота 24 декабря 1883 г., в 1885-м находился на хранении во владивостокском порту. Юрий УФИМЦЕВ, специально для «К»