Маленькая вера

Борьба с коронавирусом в России уже пятый месяц происходит в условиях всеобщего недоверия друг к другу. Власти подозревали, что несознательный народ повально не соблюдает изоляцию и не признаётся, что заболел. Люди уверены, что власть сочиняет статистику: в одних регионах нужны фиктивные больные, чтобы осваивать бюджеты, в других все подозрительные заболевания обзывают пневмонией, потому что лечить всё равно некому и нечем. Бизнес так и не получил от государства ожидаемой поддержки и работает полулегально, плюнув на все запреты. Рядовые врачи опасаются, что им не заплатят за работу обещанных денег. В этом нет ничего удивительного: Россия и до эпидемии была самой «недоверчивой» страной мира. Принцип ЧЧВ В январе 2020 г. опубликованы свежие результаты Edelman Trust Barometer – ежегодного глобального исследования, проводимого крупнейшим в мире PR-агентством с целью определить уровень доверия граждан к государству, бизнесу, СМИ. Два последних года Россия занимает последние места, а нынешний индекс степени доверия к ключевым институтам самый низкий за 18 лет исследования. По словам декана экономического факультета МГУ Александра Аузана, 88% сегодняшних россиян говорят, что другим доверять нельзя, – что очень близко к абсолютному рекорду немцев после войны. С другой стороны, в конце 1980-х всё было иначе: 74% людей говорили, что доверять другим можно. Что же случилось в постсоветские годы? Конечно, для каждого из нас была своя последняя капля. Чьё-то доверие споткнулось о чудовищную ложь про войну в Чечне, а кого-то заставил протрезветь дворянин Никита Михалков, бьющий скрученного охранниками мальчишку-лимоновца ногой в лицо. Или вот такая история: 15 апреля 1997 г. президент Ельцин обратился к стране по радио с призывом покупать продукцию российского производителя. И заявил о решении прекратить закупку импортных автомобилей для руководителей: «Все иномарки, которые обслуживали чиновников, будут выведены из гаражей и проданы с открытых аукционов. Скоро чиновники будут ездить только на российских машинах». Обращение, хотя и касалось напрямую экономики, было эмоционально окрашено: Ельцин поделился, каких усилий стоило ему в молодости достать жене Наине модные бежевые туфли-лодочки. А сейчас рынок заполнен импортом, и нужно поставить задачу: вернуть туфли, холодильники и мебель российских фабрик на прилавки: «Российские традиции качества – это не выдумка, не легенда. Россия всегда гордилась изделиями своей оборонной промышленности и космической техникой. Тут мы не уступали, а чаще и превосходили другие страны. Признаём, про большинство наших товаров этого пока не скажешь. Но ведь и не все заморские товары хороши. Мы смогли убедиться в этом. Разве российский шоколад хуже импортного? Нет, лучше. А хлеб? Колбаса? Молочные продукты? А пиво? О водке я и не говорю». Из хорошей идеи вышла трагикомедия. Ельцин в одной из речей в защиту отечественного производителя сидел на снегоходе. Телеоператор снимал крупный план президентского лица, а вот на некоторых фотографиях видно, что это снегоход Yamaha. Идею пересадить на «Волги» двигал вице-премьер Немцов – бывший губернатор Нижегородской области, на территории которой находится ГАЗ. Но даже он, как писали СМИ, передвигался на гибриде «Волги» и Mercedes: кузов машины отечественный, но вся начинка – немецкая. Автомобильная эпопея закончилась спустя два года, в апреле 1999 г., когда Ельцин отменил своё распоряжение. С тех пор тема чиновников и автомобилей неоднократно поднималась, но сколько-нибудь заметного прогресса в ней так и не достигнуто. В 1998 г. советник швейцарского банка Banco del Gottardo Филипп Туровер рассказал следственным органам Швейцарии, что местная фирма Mabetex выплатила миллионы долларов ряду российских госчиновников в качестве взяток за выгодные контракты на реставрацию. По одному только Московскому Кремлю сумма отката составила 60 млн зелёных. А Mabetex приложила руку к обновлению Дома правительства, Государственной думы, Совета Федерации, Счётной палаты и карельской резиденции Ельцина «Шуйская Чупа». Население впервые столкнулось с коррупцией первых лиц в такой выпуклой форме: на реконструкции главной сакральной твердыни, с деньгами на зарубежных счетах. Для народа это вышло как-то слишком: он привык, что коммунисты могли сделать с Кремлём что угодно, но они не покупали себе шале с бассейнами за кордоном. Негативно воспринимались не конкретные персонажи или команды у власти, под сомнением оказался весь постсоветский курс. А следом были «Рашагейт» и 140-томное дело Golden ADA, по которому давали показания Виктор Черномырдин, Егор Гайдар, Борис Фёдоров. Именно во времена их нахождения у власти никому не известная фирма без всяких гарантий и обязательств получила возможность распоряжаться алмазами из Гохрана на сумму около 190 млн долларов. Цитата: «Под охраной российских фельдъегерей сокровища доставлялись в Нью-Йорк. Первую партию алмазов доставляли баулами – несколько тысяч необработанных алмазов общим весом около 30 тысяч карат. Затем получили несколько ящиков драгоценных и полудрагоценных камней. Среди них рубины, сапфиры, изумруды, альмандины, гранаты. Встречались самородки величиной с половину человеческой головы. Далее пошли сундуки с антикварными изделиями: яйцами Фаберже, серебряными статуэтками, золотой посудой, браслетами, колье, кольцами. В последнюю очередь пошло золото. Не в слитках, как мы привыкли видеть в телерепортажах из Гохрана, а в старинных монетах: талерах, луидорах, первых долларах. Всего – 5, 5 тонны благородного металла». Всё это бесконтрольно тратили трое учредителей Golden ADA – бухгалтер Андрей Козленок, женатый на дочке первого секретаря Тушинского райкома Москвы, и братья Шагиряны, зарабатывавшие покраской бордюров в Сан-Франциско: поместье на озере Тахо, полотна Рембрандта, катера, яхты, джеты, золотые шахматы c бриллиантом в каждой фигуре. Каково было читать об этом гражданам страны, где после дефолта зарплата в 150 долларов в месяц считалась солидной? И кто поверит, что у видных чиновников, принимавших решение, не было своего интереса? В 2001 г. после множества приключений Андрей Козленок предстал перед судом в Москве, никого не сдал и получил 6 лет лишения свободы. Но Верховный суд решил, что и такое наказание слишком строго, – и скостил до 4 лет. Как за кражу ящика водки. Скромное обаяние державы На рубеже веков значительная доля россиян была готова поверить, что наши собственные спецслужбы взрывают многоэтажные жилые дома, чтобы создать повод для новой войны в Чечне. А в XXI веке изумлённой публике скармливали уже всё подряд: от колдуна Грабового, обещавшего матерям воскресить детей Беслана, до распятого на Донбассе мальчика. Стоит ли удивляться нынешней дезориентации граждан, где угодно ожидающих увидеть второе дно? Границы между медиа, правительством, парламентом или НКО, очевидные тем же европейцам со школьной скамьи, у россиян сливаются в картинку бесконечной лжи и манипуляций. Министры, олигархи, телеведущие – всё едино, и никому нельзя верить. В 2014 г. профессор кафедры сравнительной политологии ВШЭ Сергей Медведев попытался объяснить, что бесконечные и часто бессмысленные заборы и загородки вокруг школ, поликлиник, трансформаторных будок и могил – это «очень глубокий экзистенциальный пласт». Ведь собственность в России в любой момент могут отнять. А ощущение условности владения ведёт к появлению забора и превращает город в непроходимую вязкую среду. Добавьте сюда тонировку машин или традицию декорирования окон в 2–3 ряда занавесок: «Идея тотальных заборов означает, что у нас очень закрытое, замкнутое общество, в котором люди не доверяют друг другу. Заборы превращают в миф обычные представления о стране: бескрайнее открытое пространство словно открытая душа». С перестроечных «500 дней» в стране не исполнен ни один сценарий долгосрочного развития. О них даже никто не вспоминает, когда приходит время отчитываться. И как люди должны относиться к недавно опубликованному правительством новому плану экономического развития до 2024 года? Вероятно, как к волоките, многократно пойманному на измене, но снова с улыбкой обещающему любовь и верность. После многих лет обещания модернизации термин практически полностью исчез из риторики первых лиц. Хотя страна и до коронавируса нуждалась в реформах: капиталы бегут за границу, а экономика перебивается с рецессии на стагнацию уже 10 лет. Тем более «модернизация» была самым модным словом в словаре истеблишмента как раз 10 лет назад, когда ставший президентом Дмитрий Медведев представил программу модернизации из 10 пунктов. Ни один из пунктов «программы-минимум» не реализован по сей день. Первым делом Медведев анонсировал приватизацию крупных госактивов на десятки миллиардов долларов, предполагающую пятикратное сокращение списка стратегических предприятий. С оговорками, но это выглядело логично: доля государства в экономике выросла за предыдущие 10 лет с 35 до 70% ВВП. А эффективный собственник – как ни крути – частник. С госактивами же всё печально: во многих отраслях наблюдались 10-кратный рост издержек, откаты, распилы. Сегодня доля государства в экономике только выросла. Медведев планировал создать совместный с иностранцами суверенный фонд инвестиций, который «разделит риски путём совместных инвестиций в проекты модернизации». Ничего подобного не произошло, хотя до конфронтации с Западом в 2014 г. оставалось ещё 5 лет. Грёзы о развитии финансового сектора обернулись своей полной противоположностью: зачисткой частных банков под интересы государства и новыми налогами, которых президент Медведев обещал не вводить. Инновационный центр «Сколково» превратился в инкубатор для эмигрантов. А про планы по «развёртыванию широкополосного доступа к Интернету по всей России» нынче и вспоминать грешно: в тренде чуть ли не полное отключение страны от мировой Сети. «Потёмкинские деревни» в XXI веке из исторического анекдота превратились в символ сверхприбыльной деятельности, позволяющей манипулировать бюджетной политикой и осваивать миллиарды казённых средств. Вторая ветка БАМа или мост на Сахалин – это «потёмкинские деревни» колоссального масштаба. И они тоже являются важным слагаемым всеобщего недоверия: даже когда власти впопыхах строят больницы, чтобы хоть как-то лечить тысячи пациентов с COVID-19, значительная часть населения уверена, что это лишь новый распил. Обжегшись на молоке, дуют на воду.