Войти в почту

Потом поймете — это было счастье

Уже отходили в сторону «итальянцы», мы слушали доселе недоступные группы — над страной веяли ветры перемен. Мы и представить не могли, как все изменится в ближайшие годы, каким катком пройдется оно по родителям, как поменяет представления о добром и вечном. Все потом! А тогда, в июне, нам казалось, что ничего важнее экзаменов нет. Больше всего я боялась за физику. Исаак Ньютон все мои школьные годы так неодобрительно смотрел на меня со стены, что лукавый Эйнштейн, жалея меня, иногда подбадривающе подмигивал с портрета. А я была влюблена в Георга Ома. Мне казалось, его и Бетховена рисовали с какого-то одного лекала, и Ома было жаль, потому что однажды приятель отца, физик, признался, что на самом деле никто не понимает, что такое ток. И я подумала, что это подвиг — создавать законы чего-то такого, о чем никто ничего не разумеет. Сдавать экзамены было страшно. Но сейчас... Мне кажется, я отдала бы все, чтобы вернуться в тот июнь и тот период зубрежки, когда мы наивно полагали, что после экзаменов начинается эра удовольствий. Понадобилось от силы года два, чтобы понять, какие экзамены сдают в жизни без всякой подготовки. Главное — ответы на большинство вопросов нельзя было зазубрить заранее. И вот июнь. И вновь стоит жара. ЕГЭ, устрашающий даже своей аббревиатурой, на носу. Взрослые, но еще очень наивные выпускники, рвут постромки — до решающего «прыжка» совсем чуть-чуть. А потом — жизнь! Конечно же, состоящая из одних удовольствий... Нет, экзамены — не край, не проклятие, не повод для депрессий. Это важный шаг вперед, первый очевидный шаг во взрослую жизнь, в которой время побежит с огромной скоростью, чтобы через много лет вот так же вернуть и вас в этот жаркий июнь. И заставить понять, какое это счастливое время. Не подгоняйте его. Оно убежит и само.

Потом поймете — это было счастье
© Вечерняя Москва