Expressen (Швеция): я в США, но вижу Ближний Восток
Какая ирония. Президент Трамп шел на выборы с обещанием поставить США на первое место и прекратить участвовать в ближневосточных войнах. Побывав на этих войнах корреспондентом, я приехала в США в конце президентского срока Трампа, — и увидела как раз Ближний Восток. Центр Чикаго. Суббота, в третьем по величине городе США день клонится к вечеру. И стоит тишина. Как в Ракке или Мосуле после бомбежек. Водитель такси Абрахам привез меня в центр через кварталы, где когда-то распоряжался Аль Капоне. Я достаю мобильный телефон и снимаю разгромленные банки, аптеки, социальные учреждения, продуктовые магазины и бутики с одеждой. Обычно я так делаю в странах, где США ведут войну. Сейчас — в самих США. Как говорит Абрахам, офис социальной службы разгромили потому, что перед ним стояла длинная очередь безработных. Весной 2020 года работу потеряли 40 миллионов американцев. Во время беспорядков в пятницу ночью он видел, как молодые люди выбегали из магазинов с упаковками подгузниками. Он вытягивает худую морщинистую руку, чтобы показать, что это были большие упаковки. Витрины и двери забиты фанерой. Постоянно повсюду натыкаешься взглядом на эти одинаковые деревянные заплатки. Если бы не вывески («Американский банк» светится голубым, «Аптека Уолгрина» — красным), вообще невозможно было бы понять, что там, за куском фанеры, — банк или аптека. На нескольких таких листах кто-то баллончиком написал Rise & Shine («Восстань и сияй»). Рядом на асфальте, покачиваясь, сидит на корточках чернокожий мужчина. Другой спит неподалеку на контейнере. Когда я прибыла в аэропорт «О`Хара», там не было ни единого такси. Мне пришлось звонить и вызывать машину, и в конце концов приехал Абрахам — пожилой чернокожий мужчина, который трудится на передовой, как и многие другие чернокожие обладатели небезопасных профессий в сфере обслуживания. Мы отправились в центр по шоссе I-90. По пути нам попадались грузовики, перекрывающие второстепенные дороги у шоссе в Чикаго. Тот же метод использовала полиция Кабула и Исламабада, когда хотела остановить толпы людей. Абрахам тут же начал ругаться, что властные элиты задумали начать в США войну, чтобы получить больше контроля над народом. Но голосовать на ноябрьских президентских выборах, чтобы попытаться что-то изменить, Абрахам не собирается. Он убежден, что это ни на что не повлияет. Обычно мне так говорили в Афганистане, где тоже считают, что все так или иначе предопределено. «Хиллари Клинтон набрала на три миллиона голосов больше, чем Дональд Трамп», — говорит Абрахам и хитро подмигивает мне в зеркало заднего вида, словно раскрыв какой-то бесчестный секрет. Он имеет в виду электоральную систему США, по правилам которой голоса отдельных избирателей не имеют равного веса, а зависят от населения штата. «Наша избирательная система не демократична. Американская демократия!» — восклицает Абрахам. Ровно то же самое я однажды слышала от одного из командиров ополчения в Ираке. То, что я раньше видела в странах, куда вторгались Соединенные Штаты, сейчас странным образом повторяется. Сцены войны разыгрываются дома Не у меня одной создается такое впечатление. Энн, американка, служившая в Ираке, связалась со мной из Вашингтона, где она сейчас живет. Она относится к группе риска и три месяца сидела в самоизоляции, чтобы защититься от нового коронавируса. Она запретила детям и внукам себя навещать. Но когда она увидела, как полиция жестоко нападает на журналистов и демонстрантов во время протестов, разразившихся после того, как полицейский убил чернокожего американца Джорджа Флойда, когда услышала, что президент Дональд Трамп называет демонстрантов террористами, грозя привлечь военных, она не выдержала. И поступила так, как раньше уже поступала на Ближнем Востоке. Она вышла на улицу и поставила на карту свою жизнь во имя того, во что верит. «Это не моя демократия», — написала она. То, что Трамп пытается привлечь всеобщее внимание к слабо структурированной антифашистской левоэкстремистской группировке Антифа, не упоминая к тому же при этом белые правоэкстремистские властные группы, выдававшие себя за Антифа, значит, по ее мнению, что он пытается отвлечь людей от того, что происходит на самом деле. Вот почему она участвует в многолюдных собраниях, вот почему рискует своей собственной способностью дышать. «Я не могу дышать». Эти слова Джордж Флойд повторил 16 раз, пока его убивали. Этот лозунг объединяет коронакризис и протесты. Также Энн выступает против того, что многие считают милитаризацией США. На улицах — вооруженные «полицейские» в шлемах и форме без знаков различия. Она задается вопросом: неужели это все для того, чтобы заставить ее подчиняться им? Нечто подобное она испытывала, сталкиваясь на другом конце земли с ополчением, а также с ИГИЛ*. Неизвестные мужчины в камуфляже без опознавательных знаков и с боевым оружием. А сейчас все это происходит в ее собственном городе, возле памятника свободе — Мемориала Линкольну, где Мартин Лютер Кинг произнес свою речь «У меня есть мечта». Мечта превратилась в кошмар. Дома начали разворачиваться сцены войны. «Вертолеты над Вашингтоном и бронетранспортеры на улицах выглядят сюрреалистично. Вертолеты летают над нашей столицей на минимальной высоте, точно так же, как они летали в Ираке, чтобы пугать людей. Это какое-то сотрясение мозга», — рассказывает Энн. Она повторяет то, что ей самой трудно осознать: «В столице США». В США к делу привлекли 17 тысяч солдат Национальной гвардии. Это примерно столько же, сколько американских солдат в Ираке, Сирии и Афганистане. В Чикаго распространяются фотографии мужчин в черных кепках, черных защитных очках, бронежилетах, бежевых штанах и с полуавтоматическими винтовками AR-15. Это гражданская версия полностью автоматических M16 или M4, которыми пользуются правительственные войска. У мужчин нет ни нашивок с именами, ни иных опознавательных знаков. Предполагается, что это частные «подрядчики». И сколько их, никто не знает. Прямо как на Ближнем Востоке. «Трамп даже не клоун, клоуну нужно образование» Чикаго — сегрегированный город, где много мигрантов, он печально известен высоким уровнем преступности. Треть населения — белые, треть — латиноамериканцы, а треть — чернокожие. Воскресным утром я иду по Гайд-парку, который вместе с Чикагским университетом, зелеными деревьями и красивой архитектурой выглядит идиллически. В университетском саду я вижу почти одних только белых людей. А в квартале на другой стороне улицы, южнее, мне попадаются лишь черные лица. Тамошние потрепанные здания и архитектурой-то назвать сложно. Перейдя эту улицу, я словно пересекаю невидимую этническую и социально-экономическую границу. Иду дальше в южную часть центрального Чикаго, которая из-за торговли наркотиками и организованной преступности и заработала Чикаго славу одного из самых опасных городов США, где совершается больше всего убийств. Говорят, что чернокожим, которые родились в этих районах, трудно оттуда выбраться. В отличие от белых американцев, перед ними встает ряд препятствий, которые мешают им продвигаться в жизни. Это нашло отражение и в исследованиях: гораздо больше белых детей по сравнению с чернокожими растут в полных семьях с родителями в браке и образом отца перед глазами. Гораздо больше белых детей имеют доступ к частному образованию, не должны помогать родителям оплачивать счета, не тревожатся, что дома могут отключить телефон, получают стипендии в институте — причем не только спортивные, имеют собственное жилье и не волнуются, что будут есть. Какой-то мужчина стрижет газон во дворе. Жизнь идет своим чередом. Но внезапно ее нарушает автомобиль: он мчится так, что я уворачиваюсь, как от выстрела. Оглядываюсь вокруг в поисках защиты. По 79-й улице, где прогуливаются семьи с детьми, гонится за промчавшейся машиной длинная вереница автомобилей с мигалками. That will end badly, тихо говорит какой-то прохожий. Добром это не кончится. Чуть дальше, у торгового центра на 87-й улице, все уже закончилось плохо. Там произошло грандиозное ограбление. Чернокожие въехали на грузовичке прямо в магазин и обокрали владельцев — тоже чернокожих. Но говорить об этом никто не хочет. Зачем сплетничать о своих. У салона красоты, чья витрина, как и везде, забита фанерой, стоит заниженный автомобиль. Из окон разносится рэп, на стекле табличка: Jewelry for delivery — «ювелирка с доставкой на дом». Рослая женщина в обтягивающей одежде и с золотом вокруг шеи кричит мне с заднего сиденья. «Это ты хочешь узнать, что тут произошло?» «Да», — подтверждаю я коротко. Она кивает в сторону мужчины на переднем сиденье. На лице у него повязана, как маска, красная бандана. «Он все знает, поговори с ним». Мой взгляд упирается в расширенные зрачки, разглядывающие меня поверх банданы. Я прошла проверку. Мужчина ногой распахивает дверцу автомобиля. «Что случилось? Подростки, вот что. Воспользовались случаем. Никакая организация за этим не стоит». Он неторопливо приглушает музыку, словно выдерживая драматическую паузу, прежде чем рассказать историю. «Но большинство из тех, кто все разграбил, были белыми. Знаешь, почему?» «Нет». «Потому что черные все уже сидят!» Он жестко смеется. Для белого человека вероятность попасть в тюрьму в США составляет 1:106. Для черного — 1:15. Одно из объяснений заключается в том, что полиция тратит большие ресурсы на расследование преступлений с наркотиками в бедных районах, а там живет больше черных, чем белых. Я говорю, что приехала, чтобы описать сегодняшнюю Америку. «Сегодняшнюю Америку? У нас президент, которому все по фигу. Вообще все. Этот человек даже разговаривать толком не умеет. Стоит ему открыть рот, как создается ощущение, что перед тобой человек без всякого образования. Он даже не клоун, клоуну-то образование нужно». День начала конца американской демократии Среди бедных чернокожих избирателей сторонников Трампа нет. Да и общая поддержка упала, после того как более 110 тысяч человек умерли от covid-19, безработица подскочила, а в более чем 150 городах разразились протесты. Когда американская экономика растет, президента считают успешным. Когда она падает, от его популярности мало что остается. К тому же президент Трамп потерял часть поддержки среди сторонников, когда генералам не понравилась его идея применить военных против собственного народа, напоминающая поведение ближневосточного лидера Башара Асада. Бывший министр обороны Джеймс «Бешеный пес» Мэттис (James «Mad dog» Mattis), нынешний министр обороны Марк Эспер (Mark Esper) и глава штаба армии США Марк Милли (Mark Milley) — все они выступили против президента. Мэттис — известный подстрекатель к войне, которого некоторые даже называют военным преступником за то, как он вел себя, когда возглавлял американские войска в Ираке и Афганистане. При нем морские пехотинцы обстреливали машины скорой помощи и сотрудников гуманитарных служб и позировали с трупами как с трофеями. Однажды он приказал атаковать свадьбу, в результате чего погибли 42 человека. И этот Мэттис в официальном обращении написал, что Трамп — первый президент на его памяти, который даже не пытался объединить американский народ. Он зашел так далеко, что даже сравнил стиль правления Трампа с принципом «разделяй и властвуй», которым пользовалась нацистская Германия. Про демонстрантов же он сказал, что они в основном мирные и справедливо требуют равенства перед законом, и призвал всех поддержать их в этом. Также он подчеркнул, что американские улицы не должны становиться «полем боя». И Эспер, и Милли отправили письма в вооруженные силы США, напомнив военнослужащим, что их обязанность, согласно присяге, — защищать конституционные права и свободы американцев. В их обязанности не входит применение силы к народу и священнослужителям, чтобы президент прошел из Белого дома через парк Лафайет к церкви и сделал там пропагандистские фотографии со Священным писанием. Такого можно было бы скорее ожидать от Муаммара Каддафи или Саддама Хуссейна. Четырехзвездный генерал Джон Аллен (John Allen) написал в Foreign Policy, что день, когда Трамп сфотографировался у церкви Святого Иоанна, возможно, стал днем начала конца американской демократии. Согласно опросу общественного мнения, проведенному NBC News и The Wall Street Journal, 80% зарегистрированных американских избирателей считают, что страна вышла из-под контроля. Целых 59% больше тревожит полицейское насилие, чем протесты. В Чикаго я наблюдала две протестных процессии. Одна из них закончилась в тенистом парке минутой молчания в честь Флойда. Если бы я не знала, что это такое, то могла бы принять это мероприятие за своеобразный урок йоги — так выглядели все эти люди, стоящие на одном колене по кругу. Один белый демонстрант держал плакат с надписью: Laundry is the only thing that should be separated by color. Разделять по цветам нужно только вещи перед стиркой. На другом плакате была нарисована плачущая Статуя свободы. Протестующие не хотят и дальше финансировать полицию своими налогами. Defund the police («Хватит финансировать полицию») — это новый популярный лозунг в США. Прежде чем процессия двинулась дальше, к ней подъехал на велосипеде полицейский Джошуа Уоллис (Joshua Wallace). Во-первых, чтобы проконтролировать маршрут, а во-вторых — чтобы поговорить: «Что вы конкретно имеете в виду под defund the police?» Демонстрант Патрик Форрест (Patrick Forrest) ответил, что деньги лучше направить на социально-экономические проекты, а полицию должны обеспечивать и организовывать местные власти. Звучит так, словно речь о кланах, устанавливающих правила на своей территории. Полицейский Уоллис послушал и ответил: «Спасибо, я просто хочу понять, просветиться». Вторая протестная процессия закончилась на парковке в Саут-сайде, где начали раздавать еду. Полицейские, которые прибыли, чтобы следить за порядком, тоже получили продукты от волонтеров. «Еда объединяет», — говорит 39-летняя Кеньята, написавшая детскую книгу о расизме. Она объясняет, что этот район стал так называемой «продовольственной пустыней» — здесь просто-напросто почти невозможно достать свежую и здоровую пищу. Узнав, что я — военный корреспондент, она начинает размышлять: «Интересно, как наши солдаты обращаются с местным населением в странах, где ты работаешь, если наша полиция убивает людей здесь». Как минимум половина демонстрантов — белые. Двое нарисовали на плакатах Трампа. На одном из них он одет, как Гитлер, а внизу написано «Это следующий шаг» и «Голосуй, голосуй, голосуй». На другом Трамп в футболке с надписью Black Lives Matter, но слова исправлены, так что получается Only I Matter. Только я имею значение. Сьерре Иглсон (Sierra Eagleson) 19 лет, она белая, и на ней футболка с надписью If you can breathe vote! — «Если можешь дышать, голосуй!» Я спрашиваю ее, уж не начало ли расовой войны мы наблюдаем. Наоборот, отвечает она: «Мы здесь, чтобы прекратить расовую войну, которая длится уже слишком долго. С нас довольно. Народ един, люди не друг с другом борются — они выступают против расизма, полицейского насилия и системы. Можно сказать, что это революция». «В чем разница между белыми и черными в США?» «Все начинается еще в детстве, белые дети учатся бояться черных». Я заканчиваю беседу, иначе формулируя свой первый вопрос: «Как ты думаешь, может ли это все перерасти в войну в США?» «Если людям позволят выбирать, то нет. Начать войну в США может лишь Дональд Трамп». Таково мнение 19-летней активистки, которая протестует бок о бок с чернокожими, чтобы добиться равноправия в обществе. Многие силы в США с ней не согласны, они не борются за права черных и не выступают против Трампа. Каким будет столкновение этих групп во время президентских выборов, мы пока не знаем. Мы знаем лишь, что многие попытки революций, которые нередко начинались с убийства одного человека, выливались в ожесточенный конфликт. * террористическая организация, запрещена в РФ
