Навстречу кровавому цунами. Комсомольцы с Крещатика в боях за Киев
В известном московском издательстве «Пятый Рим» готовится к изданию книга постоянного автора рубрики «История» Алексея Стаценко «22 июня ровно в 4 часа… оборона столицы советской Украины». В самом названии уже заложены хронологические рамки работы — от первых дней войны до захвата Киева гитлеровцами. Эти 90 дней и первая неделя оккупации показаны глазами людей, которые прожили их в самом городе либо сражались на подступах к нему. Текст составлен на основе мемуаров и воспоминаниях героев книги и архивных документов: боевых донесений, приказов, отчётов, журналов боевых действий, официальной переписки. Часть событий реконструирована по воспоминаниям жителей киевских сёл — свидетелей августовских и сентябрьских боёв 1941 года. Их, начиная с 1960-х годов, несколько десятилетий собирал киевский детско-юношеский военно-патриотический клуб «Поиск», которым в разное время руководили два героя этой книги — киевляне и активные участники тех событий. Некоторое время в одном из его отрядов состоял и сам Алексей Стаценко. В известной песне поётся, что Киев бомбили «22 июня ровно в 4 часа…»: на самом деле первые бомбы посыпались на расположенный на его окраине Жулянский аэродром около 7:15. С этого момента начался стремительный отсчёт времени, когда хлынувшая с западных границ волна убийств, грабежей, пожаров и насилий достигнет пределов Киева и в конце концов захлестнёт его. Первые вражеские танки приблизились к линии обороны города уже 11 июля 1941 года, но взять с наскока столицу Украины у 1-й танковой группы Клейста не получилось, и её развернули на юг, во фланг и тыл отходивших с Западной Украины 6-й и 12-й армий Юго-Западного фронта. Следовавшие за танковыми пехотные дивизии 6-й армии вермахта не могли сразу же приступить к генеральному штурму Киева, так как с севера их коммуникациям угрожала «нависавшая» над ними 5-я армия генерал-майора Потапова. Её активный действия дали защитникам города дополнительные три недели, которые они использовали для упрочнения его обороны, формирования новых ополченских подразделений, подтягивания резервов. Генеральный штурм начался в первых числах августа и достиг своего апогея 8 августа. В этот день немцам удалось прорваться на Голосеевские высоты — возвышения, с которых немецкие артиллеристы могли корректировать огонь своей дальнобойной артиллерии по киевским мостам. Это были главные питавшие город и его защитников транспортные артерии и самое уязвимое в обороне место. Именно об этом периоде боёв рассказывает приведённый ниже отрывок из книги Алексея Стаценко «22 июня ровно в 4 часа… оборона столицы советской Украины». Александр Васильев, редактор рубрики «История». 08.08.1941, политрук 1-й роты отдельного разведбатальона Киевского комсомольского полка Марсен Михайлович Векслер, 17 лет Они лежали на железнодорожной насыпи уже почти час. Солнце нещадно жгло. От мокрой, пропитанной водой за прошедшую дождливую ночь земли парило. Нещадно кусали комары, однако на кровососов никто не обращал внимания. Ребята всматривались в пространство между насыпью и придорожными зарослями. Ждали. После того как 29 июня их отряд прошел маршем с Печерска до Дарницы, казалось, миновала целая вечность. Из недавних учеников и студентов сформировали отделения, взводы, роты. Их — 400 комсомольцев-добровольцев Ленинского района — теперь называли 5-м батальоном Киевского комсомольского полка. Командный состав назначили из кадровых командиров. 4-й взвод Марсена возглавил лейтенант Бабаев. Вооружили их автоматами ППД, раздали гранаты. Им объяснили, что их основная задача — борьба с десантом, потому и вооружение они получили такое же, как и у десантников. В Дарнице они надолго не задержались, буквально через несколько дней батальон перебросили в Борисполь, где они и приняли свое первое боевое крещение. 4 августа стали свидетелями масштабного воздушного боя. Казалось, в небе над Борисполем с обеих сторон сошлись сотни самолетов. То и дело из их смертельной круговерти, прорезаемой трескотней пулеметов и автоматических пушек, отрывались отдельные самолеты и, дымя, устремлялись к земле. Один из вражеских бомбардировщиков рухнул в лес, расположенный совсем рядом с батальоном. Лейтенант Бабаев тут же собрал наиболее надежных и храбрых ребят из своего взвода, они прыгнули в приданную батальону полуторку и стремглав помчались к месту падения. Выживших вражеских летчиков обнаружили довольно быстро. Те пытались отстреливаться, но вскоре у них закончились патроны. Врагам скрутили за спину руки, посадили в полуторку, под присмотр ехавших здесь же в кузове ребят-комсомольцев, и повезли в Борисполь, где и сдали, кому положено. В тот же день ночью батальон вернули обратно в Киев. Перед самой отправкой, когда командиры уже были готовы отдать команду «по машинам», к ним приехали представители 99-й стрелковой дивизии. Это была дивизия, слава которой тогда гремела на весь Советский Союз. Сформированная в 1923 году из легендарного 130-го Богунского стрелкового полка, она единственная в июне 1941 года смогла отбить у немцев крупный советский город — Перемышль и удерживала его вместе с пограничниками и железнодорожными частями НКВД неделю, пока не пришел приказ отступать. Два сержанта и один красноармеец рассказали о боях, о том, как им удавалось сдерживать фрица, и передали взбодрившимся ребятам привет от бойцов и командиров 99-й дивизии, после чего пожелали удачи. Через несколько минут они уже ехали в Киев. Ночной город, казалось, почти не изменился, только суровей стали улицы, успевшие ощетиниться баррикадами с пулеметами, колючей проволокой, противотанковыми ежами и рвами. Из кузова машины были видны дежурившие у ворот подворотен девушки и женщины. Марсен вспомнил о Верочке. Ему хотелось окликнуть, позвать одну из этих дежурных, но этого делать было нельзя, и он только молча трясся на жесткой лавке, когда грузовик ехал по брусчатой мостовой. Один из ребят, сидящий между Марсеном и Яшей, тихонько так, чтобы было слышно только им двоим, напевал: Вот солдаты идут, четко шаг отбивая, Они песни поют, жар в груди разжигая. А красотки стоят, нежно ручками машут, Их глазки горят, и сердца стучат, о любви говорят. Их бросили в первый бой в районе Сельскохозяйственного института, где немцы высадили десант. После этого боестолкновения происходили каждый день. Как правило, батальон находился во втором эшелоне, так что чаще приходилось иметь дело с немецкими разведгруппами, которые на мотоциклах просачивались в наш тыл. Против этих фрицев ребята придумали действенное средство. С приближением мотоциклистов они натягивали между деревьями через дорогу проволоку. Налетев на нее, передовые разведчики падали. Остальных, кого успевали, уничтожали огнем своих ППД, выживших старались взять в плен. Вскоре немцы прорвались к Гатному, Жулянам, в Голосеевский лес, и начались тяжелейшие бои, в эпицентре которых вскоре оказался и 5-й батальон Марсена. Из их компашки военная «карьера» быстрее всех пошла в гору у Яши Зильбербранда. В первых же боях ему и ребятам его отделения удалось подбить вражеский танк, с которого Зильбербранд потом снял танковый пулемет — единственный пулемет во всем их батальоне. Тут же его отделение превратилось в пулеметное, и Яша из рядового бойца преобразился в командира пулеметного отделения. Вот только не на свою ли беду? Историческая справка: штурмовавшему Киев 29-му армейскому корпусу, в этот период был придан 244-й дивизион самоходных орудий, у которого на вооружении по штату находилось три батареи по шесть 75-мм САУ StuG III, всего 18 машин. В соответствии с отчетом о результатах штурма на 13 августа немцами указана потеря только двух САУ. К 8-му числу они стали называться отдельным разведбатом. Дождливым ранним утром их отправили в район Жулян, где часть и попала в окружение. Видимо, кто-то сообщил немцам, что у них в тылу находится батальон «комиссаров», который в предыдущие дни доставил им столько хлопот, и враги стянули достаточно сил, чтобы окружить его. С противником они столкнулись во время продвижения вперед. Марсен уже успел «дослужиться» до политрука 1-й роты и находился возле комбата и их комроты. Рядом оказался и Яша. Огонь по батальону немцы открыли, когда он перевалил через железнодорожную насыпь. Бойцы сразу понесли большие потери. Осколком мины их командиру роты оторвало нижнюю челюсть. Марсен ужом пополз на место падения мины и увидел, как одному из ребят следующей миной оторвало обе ноги. Он скончался тут же, корчась в жутких конвульсиях. Еще крик! Еще стон: «Умираю!» Новый крик, погиб комбат, вместо него командование принял начальник штаба, капитан по званию. Пули свистели над головой, мины одну за другой выхватывали из их рядов новые жертвы, а бойцы оказались бессильны что-либо сделать. Ребята пытались отстреливаться, но что можно сделать автоматами против минометов и пулеметов? Не выдержав, Марсен подполз к комбату: «Товарищ капитан, я подниму свою роту! Разрешите!» После ранения комроты Марсен остался в ней старшим, за оставшихся 30 человек в ответе теперь был он. 30 человек из 140 ребят, которые были в роте изначально. Чем лежать и бессмысленно погибать, он лучше поведет их в атаку — если уж умирать, то с музыкой. Но капитан молчит. Капитан выжидает. Капитан думает. Умирать, бросившись грудью на кинжальный пулеметный огонь, — не велика польза. По его глазам видно, у капитана в голове созрело решение: «Стой! Сейчас вместе прорвемся. Зильбербранд, будете со своим отделением прикрывать прорыв. Выдвинетесь вперед!» Яша попрощался только глазами. За последние дни они все настолько хорошо узнали друг друга, что им стали не нужны слова. Он бросил в Марсена сорванный где-то по дороге огурец. Последний взгляд, последняя улыбка без слов. Все понятно, он сказал: «Я готов, ребята. Прощайте». Пятерка пулеметчиков поползла вперед, обустраивать под огневую точку одну из воронок. Теперь можно отступать, теперь батальон знает, что тыл у него надежно прикрыт. Дождь усилился, они сбросили намокшие от дождя и сковывавшие движения шинели. Ползком по одному начали пробираться к линии железнодорожного полотна. А сзади сквозь разрывы доносился треск немецких автоматов и пулеметов, стали слышны очереди из трофейного пулемета. Это Яша со своими четырьмя друзьями прикрывал их отход. Из множества немецких пулеметов они, ребята с Крещатика, всегда могли определить тот, который управлялся их другом. Это чувство, которое словами Марсен не смог бы объяснить. Молча, ползком, с винтовками в левой руке, остатки батальона перевалили обратно через насыпь железной дороги. Здесь тоже фрицы, но теперь они не прячутся в окопах и их меньше. По ним бьет осколочными наша расположенная в передовых порядках противотанковая артиллерия. Ребята бросились в атаку, вся накопленная за утро ярость за погибших друзей, за собственное недавнее бессилие, обрушилась на врага. Немцев били прикладами, кололи штыками, расстреливали в упор. Это были уже не вчерашние школьники с Крещатика, в бой пошли воины, защищающие свой родной город, готовые уничтожать захватчиков, покусившихся на жизни их родных. Вскоре батальон уничтожил всех фрицев, кто попался по эту сторону насыпи, всех до единого. Кольцо пробито, и ребята довольны, хоть и попали под огонь собственной артиллерии. И вот батальон отошел дальше в тыл, а они с Эдиком остались на насыпи поджидать Якова с ребятами. Уже прошло около часа, теряющий надежду Марсен бросил очередной взгляд на ту сторону насыпи и оживился. Он увидел, как в канаве под самым железнодорожным полотном ползли ребята. Марсен локтем толкнул Эдика. Тот сначала не понял, потом присмотрелся и, от радости на глазах меняясь в лице, тут же выскочил на насыпь и, как очумелый, стал махать рукой. Марсен силой повалил его на землю, над ними засвистели пули. Ребята ползли медленно. Разжиженный на дне канавы мокрый чернозем затруднял движение. Кроме того, лишенный станка, танковый пулемет совсем не предназначался для того, чтобы вместе с ним ползали по грязи по-пластунски. Его бы по-хорошему надо было бросить, но недавно в частях зачитали приказ самого Сталина — «Оружие не бросать». Да Марсен бы и сам на месте Яши его не бросил. Как можно бросить единственный в их батальоне пулемет? Расстояние от них до пулеметчиков все меньше, до подъема на насыпь оставалось всего-то метров пять, но тут пулемет за что-то зацепился… и Яша со своим отделением стал прекрасной мишенью для немцев. Вот легли три мины слева. Может быть, случайно? Проклятый пулемет! Вот три мины справа. Все. Марсен закрыл глаза, по его щекам ручьями текли слезы. Эдик спрятал лицо в прижатых к земле руках. Впереди, на том месте, где были знакомые им с самого раннего детства люди, поднялся столб дыма и грязи. Новая серия взрывов, уже совсем близко от них. Марсена швырнуло в сторону, и он потерял сознание. …Когда очнулся, все кругом шумело. Эдик лежал рядом, голова у него была в крови, их порядком присыпало. Марсен, пошатываясь, встал, надел через плечо свою и Эдика винтовки. Он попытался поднять и Эдика, но тот не мог держаться на ногах, и они поползли на четвереньках. Когда, отдалившись таким образом от ужасного места, они преодолели сотню метров, Эдик снова потерял сознание. Марсен потащил его спиной вперед, поддерживая под руки. Часа через полтора их подобрали какие-то бойцы — кавказцы. Эдика отправили в госпиталь, а Марсен пошел искать своих. До места расположения батальона оставалось километров пять. Он ужасно устал, ноги отказывались идти по проложенной вдоль рельсов дороге. Тут со стороны Киева показался самолет. Он летел низко, и когда пронесся у Марсена над самой головой, тот успел разглядеть кресты на крыльях и фюзеляже. Летчик высунулся из кабины и погрозил ему кулаком. Тогда, несмотря на сильную усталость, Марсен снял винтовку и несколько раз выстрелил. Пилот это заметил, видимо, не все пули прошли мимо. Самолет зашел на вираж и вторично пролетел над Марсеном, на этот раз строча из всех своих пулеметов. Да только напрасно, наглая цель успела укрыться в окопе, который случайно попался ей на глаза. Фриц минут пятнадцать кружился над окопом, поливая его огнем, да так ни с чем и улетел. Когда он скрылся из виду, Марсен пошел дальше. Его догнала нагруженная инструментами вагонетка, которую толкали четыре железнодорожника. Вид Марсен, очевидно, являл неважный, он был мокрый, весь перепачканный в грязи, чужой крови и едва переставлял ноги. Один из железнодорожников предложил ему сесть в вагонетку, остальные помогли забраться. Так на этой вагонетке Марсен и въехал в Святошино, на окраину которого перевели их обескровленный батальон. Поблагодарив железнодорожников, он пошел дальше искать свою часть. По дороге Марсену встречался разный военный и гражданский люд, многие останавливались и смотрели на него, как на чучело, долго провожая глазами. Две попавшиеся навстречу девушки тоже остановились, одна из них подбежала, схватив его за плечи: «Марсик! Это ты?! Что с тобой? Откуда ты?» Это была студентка из их техникума, из такого теперь далекого, довоенного прошлого. У Марсена было до того неважное состояние, что он долго не отвечал. Девушки подхватили его под руки и помогли дойти до места расположения батальона. Через несколько минут он уже растянулся в хате под столом на шинелях, из которых ребята сделали ему постель. Марсен забылся глубоким тяжелым лишенным сновидений сном. Первый Генеральный штурм защитникам города удалось отразить. 37-й армией, в которую объединили защищавшие Киев подразделения, в тот период времени командовал не кто иной, как генерал-лейтенант Андрей Власов — будущий предатель. Именно благодаря этим боям он попал в поле зрения Сталина, и уже никогда не «выпадал» из него. Но августовский успех не спас столицу Украины от захвата — её судьба решилась севернее, где войска группы армий «Центр» продвинулись далеко вперёд. 24 августа Гитлер приказал развернуть значительную часть её дивизий, включая 2-ю танковую группу генерал-полковника Хайнца Гудериана, на юг и ударить по северному флангу Юго-Западного фронта. С юга из района Кременчуга, где немцам удалось форсировать Днепр, навстречу Гудериану устремились танки Клейста. 14 сентября в районе полтавского городка Лохвицы кольцо замкнулось. Приказ о сдаче Киева Сталин, который долго надеялся, что ситуацию всё-таки как-то можно будет исправить, отдал только 17 сентября, когда уже было слишком поздно. В результате в Киевский «котёл» угодило по разным оценкам от 250 до 450 тысяч человек (немцы заявили о 600-650 тысячах). Марсен Векслер вскоре после описываемых событий был тяжело ранен и эвакуирован в глубокий тыл. После выздоровления его отправили служить на Тихоокеанский флот, откуда обратно на Украину он попал только в 1945-м — Векслера перевели на Черноморский флот. В 1946 году его — морского лейтенанта, наградили за бои под Киевом Орденом Красной Звезды, а через 10 лет — ещё одним таким орденом. В промежутке между ними в 1951 году Марсена Михайловича Векслера наградили медалью «За боевые заслуги». В 1985 году был награждён так называемым «ветеранским» Орденом Отечественной войны I-й степени На флоте в мирное время он дослужился до звания капитана II-го ранга и должности начальника учебного отряда кораблей Черноморского флота. В отставку вышел в 1973 году. После отставки проживал на родине в Киеве. Последующая его судьба автору неизвестна. Надеюсь, она сложилась счастливо.