Города вымрут, земля спасет
Где-то тенью, по касательной прошла информация, якобы размер коронавируса по отношению к человеку — что сам человек по отношению к планете. Люди разные? Но копают всем два на метр… — Вот... Камушки… — Начальник из алмазодобывающей конторы на Полярном Урале протянул мне горсть блеклых алмазов в карат каждый. Драга размером с семиэтажный дом плевалась и рычала, вгрызаясь в берега метровой в ширину речушки, углубляя ее на десяток метров, уродуя ландшафт. Стон, рев и скрежет гремели над лесотундрой. Рабочие как бы отвернулись. Мне предлагалось взять жменю камушков и не показывать на центральном канале, что увидел. Природа здесь зарастет-заживет лет за пятнадцать. Потом опять придет человек, забирая, что не нашел раньше. И оставит в покое, изнасилованной и ограбленной. Не знаю, как там вирус, а мегаполисы — точно как метастазы на теле Земли. Город на двадцать пять миллионов человек. Зачем?! Некоторые врачи утверждают — не надо бы жить выше второго–третьего этажей, вы теряете связь с почвой. Кстати, вы давно ходили босиком? — Температура? — Переспросил по телефону друг, профессор медицины. — Ты на даче? — Да. — Выйди в сад, обними дерево, постой спокойно. Глаза закрой, расслабься. И выключи телевизор. Я усмехнулся, но послушался. Через полчаса температуры не было и горло отпустило. В царской России земельный надел на крестьянскую душу составлял в среднем 3,3 десятины — в зависимости от климата. Десятина — это гектар с лишком. Когда рухнул СССР, всем желающим и живущим в Подмосковье раздавали землю. По четыре гектара. — Возьмем? — спросили родители. — Зачем? — ответил я. Многие взяли и тут же пропили. Сейчас вокруг нашего села на месте клубничных полей и яблочных садов — россыпь коттеджных поселков. — Землю не продавайте, — перед своей смертью в разгар перестройки сказал нам с отцом дед-фронтовик. — Мало ли что, а она спасет… Его пророчества сбылись десять лет назад, когда окутал Москву дым и нас укрыл старый дом. Мы не выходили неделю, и не виден был дом соседский, а до него метров двадцать. Мы не открывали окон, и лишь печная заслонка вытягивала наружу отработанный воздух, а деревянные стены из сибирской лиственницы дышали и фильтровали дым. Дед не читал Нассима Талеба с его теорией «черных лебедей», но они оба знали, что время больших городов — бремя для человека. И что связь с почвой — не пустые слова, ибо неизвестно, есть ли дух и Бог, к которому дух отойдет, а то, что человек — прах и к праху возвратится, бесспорно. Мы состоим из тех же атомов и молекул, что и земля. Наша кровь практически идентична морской воде. Мы отравили моря и загадили почву — странно, что мы удивляемся болезням. Я не крестьянин и мало что умею делать руками. Но в этом году я попросил знакомого тракториста распахать наши тридцать соток. Как снимут цепи карантина — поеду в деревню, посажу хоть пару ведер картошки. Жена, преподаватель искусствоведения, разобьет несколько грядок огурцов и помидоров. Дочь-школьница уже находит время между английским и чешским: вяжет матери свитер, а мне джурабы. Думаете, это смешно?
