Вадим Карасев: Дело Черновол станет тестом на способность властей разобраться с событиями на Майдане

- Вадим Юрьевич, как вы считаете, почему дело возбудили именно против Черновол и почему именно сейчас? — Во-первых, потому что это такой вождь революции, вождь Майдана. Это в любом случае резонанс. В отличие от какого-нибудь Бубенчика (львовский активист Евромайдана, которого подозревают в убийстве правоохранителей на Майдане. — Ред.) у нее есть определенный статус — это два. В-третьих, события 18 февраля 2014 года стали спусковым крючком для последующих событий. Это как раз начало развязки, и эта развязка была в доме на Липской, где погиб не участник Майдана или милиционер, а обычный служащий. Если действительно Госбюрорасследований собирается это доказать, то доказать это будет легче, чем, например, перестрелку на площади или какой-то другой случай. В принципе это только подозрение, но зато по каким статьям. Они же достаточно серьезные, от 15 лет до пожизненного. Но она на свободе. Пока это больше превентивная мера. Сейчас вряд ли можно утверждать, что начнется полноценное досудебное расследование. - Это одиночное дело или речь идет о тенденции? Пока это одиночное дело. В нем больше заслуги Портнова, чем ГБР. Посмотрим. Судя по тому, как возмутились сторонники Майдана, и что пошла критика в адрес руководства ГБР, то это такой тестовый случай. Сейчас модно проводить тесты на коронавирус, а это дело — тест на желание, способность и возможность разобраться с событиями февраля 2014 года. - Будет ли отменен закон об амнистии и какую идеологию украинская власть будет исповедовать дальше в отношении Евромайдана? — Закон может быть отменен, но никакой идеологии тут вообще быть не должно. Идеология должна быть правовая. Когда в этих вопросах используется идеология, у вас ничего не получится. Какая должна быть идеология? Антимайдана? Это тоже неправильно. Нужно все-таки отделить мух от котлет. Тех, кто действительно боролся за свои идеалы, и тех, кто совершал преступления. Надо развести политику и право. Хотя это будет очень трудно сделать.