Евгений Попов. Среди ночи.
Ага! Я уеду обратно в развратную столицу, а их будут таскать КУДА НАДО, выспрашивать, что им там "диссидентского" поведал столичный отщепенец, исключенный из Союза Советских писателей и издавший свою первую книжку "Веселие Руси" все в той же Америке. Думаю, что виделся с Астафьевым всего лишь пять-шесть раз в Москве, Овсянке, Красноярске уже в новые времена, и он мне очень понравился, а нравился ли я ему – неизвестно. Скорей всего, нет. "Женька" (то есть я) был, пожалуй, для него слишком ироничен, легковесен, несерьезен К тому же моим старшим другом, товарищем и братом был Василий Павлович Аксенов, полная, вроде бы, как ВСЕ считали, ему противоположность: западник, стиляга, плейбой. Да и я, признаться, ощутил всю мощь Астафьева только тогда, когда прочитал его грандиозный роман "Прокляты и убиты". Так о войне никто не писал. Ни Ремарк, ни Курт Воннегут, ни Джозеф Хеллер, ни даже Василий Гроссман или Виктор Некрасов. Василий Аксенов и Евгений Попов. Вашингтон, "Голос Америки", 1990 год. Фото из личного архива Е.А. Попова. Еще я подумал среди ночи о том, что в мире не было, нет и никогда не будет справедливости. Разве справедливо, что в томе № 1 "Аарне-Гаврилов" Краткой советской Литературной Энциклопедии за 1962 год ЕЩЕ нет имени великого писателя Виктора Петровича Астафьева, который к тому времени выпустил несколько книг, а в нынешнем, 2020 году, УЖЕ нет великого человека Виктора Петровича Астафьева, оставившего всем нам, из которых и состоит народ, тысячи страниц ПОСЛАНИЯ? Отчаяние и сослагательное наклонение в данном случае, как и во всех других, бессмысленны. Да, он написал бы еще, он сказал бы еще, но разве мог перед смертью надышаться тот, который всю жизнь пытался вдувать кислород в вялые легкие Родины? И разве это не Божье чудо, что малограмотный сибирский парень, безотцовщина, "провинциальный совок", стал на переломе тысячелетия одним из духовных пастырей российской нации, ошалевшей от того, что с ней проделали в двадцатом веке, смурной от униженного сознания того, что она сама охотно позволила сделать с собой это неведомым ИМ? Астафьев – плоть от плоти, кровь от крови народа со всеми его метафизическими взлетами и падениями, мерзостями и духовными порывами, святостью и блудом. Виктор Астафьев, Евгений Попов. Овсянка, 1998 год. Фото из личного архива Е.А. Попова. Помню, как поразило меня давнее его интервью, где он с сердечной болью говорил о том, что не понимает древнерусскую живопись, не способен принять икону, ибо воспитан так, что на его глазах иконы ломали, жгли, топили в воде под добродушное улюлюканье того же народа. Редко кто бы осмелился на такую откровенность в те времена, когда его более удачливые коллеги, профессиональные радетели Духовности, шарились по северным деревням в поисках "досок" для украшения своих городских жилищ и, возвратившись с партийного собрания, тихо запевали под иконами "Боже, царя храни". Астафьев – счастливый человек, сейчас это уже можно сказать, не впадая в ересь суеверия, не сплевывая трижды через левое плечо. Бог дал ему Слово, и он оправдал доверие Божие. Израненный, больной, страдающий, он сказал лучшую правду о той войне, которая въелась в вещество нации, как зловредная угольная пыль. Его книги – это для всех, это чтение, находящееся в равном удалении и от масс-культуры, и от элитарных сочинений с исчезнувшей писательской энергетикой. Его книги – о любви. О любви ко всему. О любви к женщине, родине, местности. Ненависть и ярость, часто выплескивающиеся на его страницы – изнанка этой любви, любви к Божьему миру, которую должен испытывать любой нормальный человек, благодарный Творцу. Вне зависимости от того, кем он числится в этой жизни – работягой, вельможей, модернистом, коммунистом, интеллектуалом или моральным уродом. Вне зависимости от того, к какой точке мира он приписан. Вне зависимости от того, ходит он в церковь или не знает, какой рукой креститься. Вне зависимости от того, читал ли он книги вообще и книги Астафьева в частности. Виктор Астафьев и Евгений Попов. Фото Василия Попова. Слишком поздно или слишком рано? Извечные российские сумерки свободы не дают ответа на этот вопрос. Астафьев родился, жил и умер свободным человеком. Его независимость доходила порой до той опасной черты, за которой царят вечный мрак и хаос. Но вот еще чудо – его как будто кто-то вел, как будто и над ним был СТАРШИЙ, предостерегающий. Ну, и Аксенов был свободным гордым человеком, и его, как мне иногда казалось, опекает кто-то ВЫСШИЙ, ГОРНИЙ. Уход их плоти – горе, но той духовной энергии, которую они выработали для всех нас, еще хватит на какое-то время. А может быть, надолго? А может быть, навсегда?
