80 лет назад, 12 марта 1940 года, в Москве был подписан мирный договор между СССР и Финляндией, завершивший краткосрочную, но ожесточенную и кровавую войну между двумя соседними государствами. Малоизвестный факт — в ней на финской стороне участвовали в том числе и наши соотечественники. Как такое могло случиться? Зачем русские белоэмигранты предлагали свою помощь фельдмаршалу Маннергейму? Почему бывший премьер-министр Александр Керенский едва не стал главой «альтернативного русского правительства» в Финляндии? Как сын его предшественника Петра Столыпина пытался спасти пленных красноармейцев, а беглый секретарь Сталина за три года до власовской РОА создавал из них вооруженные отряды Русской народной армии для борьбы с советской властью? Обо всем этом «Ленте.ру» рассказал кандидат исторических наук, доцент Свято-Филаретовского православно-христианского института (Москва) Кирилл Александров. «Лента.ру»: Зачем после начала Зимней войны некоторые деятели белой эмиграции предложили свои услуги правительству Финляндии? Разве их не смущало, что в таком случае русские станут убивать других русских, да еще под флагом чужой страны? Кирилл Александров: В бессмертном фильме Анджея Вайды «Пепел и алмаз» есть сцена, в которой показан допрос в органах госбезопасности «народной» Польши молодого бойца отряда Армии Крайовой, захваченного чекистами. Между ними происходит диалог такого содержания. Чекист спрашивает: «Что ты делал во время [Варшавского] восстания?» Боец отвечает: «То же, что и все: стрелял в немцев». Разговор продолжается: «А сейчас в поляков? — А вы по воробьям?» Что тут еще скажешь? Гражданская война у нас не закончилась с отступлением белых армий за российские границы в 1919-1922 годах. Об этом откровенно заявлял соратникам на заседании Политбюро 3 января 1925 года Генеральный секретарь ЦК РКП(б) Иосиф Сталин: «Мы до полной ликвидации Гражданской войны далеко еще не дошли, и не скоро, должно быть, дойдем». На дворе был разгар нэпа — самый сытый и благополучный год в истории советской деревни — а Сталин всерьез рассуждал о том, что большевики не скоро дойдут до завершения Гражданской войны. Однако его точка зрения выглядела логичной и последовательной. Это почему? В основе большевизма лежала доктрина классовой борьбы, в процессе которой вся власть и собственность в завоеванной ленинцами стране постепенно переходили в руки секретарей и ответственных работников партийного аппарата — номенклатуры Коммунистической партии. В 1925 году большевистской партии, удерживавшей командные высоты в экономике, еще только предстояло подавить нэпманов, остатки «эксплуататорских» классов, и самое главное — многочисленное полусвободное крестьянство, непрерывно порождавшее, по марксистской схеме Сталина, капиталистов и кулаков. А крестьяне тогда составляли более 80 процентов населения страны. Поэтому Гражданская война, а точнее, война номенклатуры ВКП(б) за удержание власти, собственности и создание в СССР системы принудительно-крепостного труда предстояла долгой и кровавой. В середине 1927 года в СССР насчитывалось около 200 тысяч заключенных, а к 1 января 1935-го — более миллиона (без раскулаченных в «кулацкой ссылке»). Количество заключенных в концлагерях ОГПУ (с 1934 года — НКВД СССР) выросло более чем в семь раз: с 95 тысяч человек в январе 1930-го до 725 тысяч в январе 1935-го. К 1 января 1939 года в лагерях, тюрьмах, колониях и на этапах находились примерно два миллиона человек, в том числе около 700 тысяч «контрреволюционеров» (для сравнения: в 1911 году в царской России насчитывался 1331 политический заключенный, не считая ссыльных). Еще около миллиона раскулаченных и членов их семей содержались в гулаговских трудпоселках в еще более худших условиях, по сравнению с лагерными. Таким образом в 1939 году в СССР в местах лишения свободы содержались около трех миллионов человек (1,8 процента всего населения). Из них примерно 55 процентов (1,6 миллиона) следует считать жертвами политических репрессий сталинского государства. За период с 1930-го по 1939 годы в СССР органы ОГПУ — НКВД расстреляли, по официальным данным МВД (на декабрь 1953 года), более 724 тысяч «контрреволюционеров», в большинстве своем жителей сел и деревень, переживавших или переживших коллективизацию. За тот же период в лагерях и тюрьмах погибли около полумиллиона заключенных, на этапах депортаций и в местах принудительного расселения — около миллиона раскулаченных и членов их семей, от голода в 1932-1933 годах — почти семь миллионов крестьян. Таким образом в 1930-е годы жертвами сталинской социальной политики стали более 8,8 миллиона граждан СССР, в первую очередь крестьян и колхозников, «бывших» людей, казаков, представителей православного духовенства и активных мирян. Хотелось бы вернуться к дилемме наших эмигрантов: можно ли убивать своих соотечественников, если они спустя двадцать лет после завершения Гражданской войны воевали с финнами под красными знаменами? В эмиграции если и не знали точных цифр демографических потерь, то более-менее представляли себе реальную цену сталинского «социализма», который я бы точнее назвал номенклатурно-государственным капитализмом. На фоне такой исторической катастрофы поставленная вами проблема — «русские станут убивать других русских» — имела второстепенное значение для непримиримых белоэмигрантов. На их родине советские убивали русских (кстати, не только русских) более двадцати лет, с первых дней после Октябрьского переворота 1917 года. Поэтому следовало воспользоваться любой возможностью для возобновления борьбы с большевиками в расчете, разумеется, на поддержку «подсоветских» противников Сталина, включая даже командиров Красной армии. «Разве не преступление, на самом деле, говорить сейчас об эволюции советской власти, когда Беломорский канал построен на грудах человеческих костей, и в Соловецких лагерях и советских тюрьмах изнывают сотни тысяч несчастных русских людей. И как можно отождествлять власть, построившую свое благополучие на смерти лучших, существующую до сих пор только силой Г. П. У. и предательством — со всем русским народом, который глухо и беспощадно эту власть ненавидит», — утверждал в 1935 году на страницах журнала «Часовой» публицист Игорь Опишня. Что конкретно белоэмигранты предлагали финнам? Разные эмигранты выдвигали разные планы. «Чувства наши всецело на стороне финнов, вторично с большим мужеством и настойчивостью защищающих свою независимость от посягательств коммунистической власти», — писал в «Часовом» его бессменный редактор, капитан-марковец Василий Орехов. В ответ на создание 1 декабря 1939 года марионеточного «Терийокского правительства» во главе с ответственным работником Коминтерна Отто Куусиненом от демократических эмигрантских групп поступили предложения в Хельсинки о формировании альтернативного русского правительства. Но финский главнокомандующий фельдмаршал барон Карл Густав Маннергейм сразу же отверг кандидатуру Александра Керенского, хотя тот и призывал к борьбе против Сталина. Чем же бывший российский генерал так невзлюбил последнего премьер-министра добольшевистской России? В глазах Маннергейма в качестве политика Керенский имел плохую «кредитную историю». Известный журналист и карикатурист Валерий Каррик хотел организовать распространение листовок и антисталинских карикатур для красноармейцев. За «активизм» в Финляндии выступали, например, Екатерина Кускова и Петр Струве, но они не получили визы. Целый ряд офицерских чинов I (Французского) отдела Русского Обще-Воинского союза (РОВС), объединявшего с 1924 года кадры белых армий в изгнании, подавали рапорта своим начальникам, подчеркивая необходимость действовать. В известном смысле они отражали настроения и переживания многих белых воинов. Так, например, георгиевский кавалер штабс-капитан Адриан Борщов, отличившийся во время Великой войны в бронечастях и проживавший во Франции, предлагал сформировать из соотечественников особый финляндский корпус. В Европе находились несколько сотен тысяч эмигрантов, в том числе молодых людей с общевойсковой подготовкой, и набор добровольцев не представлял бы проблемы. Рапорт Борщова принял другой георгиевский кавалер, генерал-лейтенант Владимир Витковский — гвардейский офицер, возглавлявший I отдел РОВС. Сам Витковский мечтал о походе на Петроград. Еще один георгиевский кавалер, капитан II ранга Борис Четверухин, проживавший в Финляндии, доложил Маннергейму о готовности предоставлять разведданные о состоянии советских баз в Эстонии при помощи своих агентов. Добровольцами вступили в финскую армию чин РОВС корнет Лабинский и член Национально-трудового союза нового поколения (НТСНП) Куксинский, а братья Алексей и Юрий Феоктистовы погибли на фронте. Именно тогда и возникла идея сформировать Русскую народную армию? Да, 16 декабря 1939 года начальник РОВС, Генерального штаба генерал-лейтенант Алексей Архангельский, проживавший в Брюсселе, обратился с личным письмом к Маннергейму — оба генерала ранее состояли в переписке — с предложением использовать офицерские кадры Союза для создания русских антибольшевистских частей. С такой же идеей выступал и бывший технический секретарь Политбюро Борис Бажанов, бежавший из СССР в 1928 году. Но Бажанов особый упор делал на привлечение советских военнопленных, чтобы формировать отряды Русской народной армии (РНА). А 23 декабря Архангельский обратился к начальнику штаба Маннергейма, генерал-лейтенанту Оскару Энкелю, который, как и Маннергейм, некогда был кадровым офицером Русской императорской армии. Затем 29 декабря Маннергейму написал основатель и руководитель Зарубежных высших военно-научных курсов, Генерального штаба генерал-лейтенант Николай Головин — автор многих научных трудов и ревнитель военных знаний. В 1914 году полк гродненских гусар, которым командовал Головин, входил в гвардейскую кавалерийскую бригаду Маннергейма, и теперь известный ученый воспользовался старым знакомством. Головин рекомендовал своему бывшему бригадному командиру членов НТСНП и просил разрешить им вести с территории Финляндии антисталинскую агитацию. Для изучения возможности такой деятельности из Парижа в Хельсинки выехал Аркадий Столыпин — сын русского премьера и один из руководителей НТСНП во Франции. Позднее Маннергейм отмечал его участие в судьбах советских военнопленных. Столыпин и другие члены НТСНП предлагали французским властям организовать с территории Финляндии заброску русских десантных групп в районы расположения северных лагерей НКВД, чтобы развернуть повстанческое движение в советском тылу. Но план показался слишком дерзким, да и Зимняя война быстро закончилась, чтобы над ним было можно серьезно работать. Кажется, не все лидеры русской эмиграции были в восторге от этой идеи. Я читал, что она очень не нравилась генерал-лейтенанту Антону Деникину. Скажем так: зимой 1940 года генерал Деникин относился к подобным планам сдержанно и без восторга. Но, во-первых, мы говорим не о лидерах русской эмиграции, а о лидерах русской военной эмиграции. Павел Милюков, например, вообще рассуждал о необходимости и нужности Выборгской губернии. Тем не менее его частное мнение для белых воинов не имело значения. С другой стороны, Великий князь Владимир Кириллович, возглавлявший Российский Императорский Дом и претендовавший на престол, в своих заявлениях осуждал агрессию Сталина против Финляндии. Чины РОВС и других воинских организаций в массе своей относились к Деникину с должным почтением, но видели в нем в первую очередь историческую фигуру, а не военно-политического лидера. Из-за своей крайней осторожности он не был властителем дум для соотечественников, по-прежнему желавших сражаться. Во-вторых, зимой 1939-1940 годов Деникин все же не делал Архангельскому тех резких и обличительных заявлений по поводу участия русских в войне на стороне финнов, которые он придумывал шесть лет спустя. Как показывают документы деникинской коллекции, хранящейся в собрании Бахметьевского архива Колумбийского университета в Нью-Йорке, в феврале 1940 года генерал назвал вопрос о вступлении эмигрантов в ряды финской армии деликатным, но не более того, о чем и направил письмо во французские газеты. Фактически Деникин занял нейтральную позицию. С его точки зрения в тот момент наилучший сценарий Второй мировой войны выглядел так: англо-французские союзники наносят поражение Германии, а затем успешно воюют против СССР при условии, что их армии пойдут «не против России, не против народа русского, а только против большевизма и советской власти». Об этом Деникин писал в январе 1940 года в своей работе «Русский вопрос». В ожидании таких грандиозных событий локальная Зимняя война представлялась в глазах почтенного русского генерала второстепенным эпизодом — по крайней мере, до тех пор, пока в нее не вмешались бы англичане и французы. Историк Сергей Мельгунов, придерживавшийся антисталинских взглядов, 8 февраля 1940 года назвал путь Деникина «нежизненным». Почему Маннергейм поначалу категорически отверг услуги белых эмигрантов? Это правда, что его ответ на предложения Витковского о «коротком ударе по Петрограду» был таков: «Я веду борьбу не с красными русскими, а с русскими вообще. В услугах белых русских не нуждаюсь и в свою армию их не пущу…»? Процитированное вами письмо Витковскому мне неизвестно. Но известен ответ Маннергейма Архангельскому, датированный 30 декабря 1939 года. В нем фельдмаршал пишет: «В настоящем периоде нашей войны я не вижу никакой возможности воспользоваться сделанным Вами предложением. Втянувшись в войну против нашего желания, мы боремся на жизнь и смерть, один против пятидесяти, и в таких условиях мысль, высказанная в Вашем письме, неосуществима по причинам, на которых мне трудно более подробно остановиться». Однако Маннергейм закончил письмо такими вежливыми словами: «Кто знает, какие возможности ближайшее время может открыть и для Вас». 3 января 1940 года примерно в том же духе Архангельскому ответил и Энкель, отметивший, что положение Финляндии принципиально отличается от ситуации 1919 года: «Свободная Финляндия борется сегодня за свое существование», поэтому «не может в настоящих условиях предпринимать задания иного порядка». Для первого месяца войны это вполне объяснимая позиция. Почему? Во-первых, объективная проблема для финской стороны заключалась в непредсказуемых последствиях политических мероприятий, которые предлагали белоэмигранты. Ведь президент Кюёсти Каллио, премьер Ристо Рюти, Маннергейм и другие финские государственные деятели ставили своей единственной целью защиту и сохранение независимости Финляндии, в том числе и за столом переговоров, так как каждый день кровавой войны приносил их государству людские потери и хозяйственное разорение. Маленькая крестьянская страна с населением всего около четырех миллионов человек не могла брать на себя бремя по освобождению огромного Советского Союза от колхозно-лагерной деспотии Сталина. Возможно, что в первой половине войны финны еще надеялись урегулировать конфликт дипломатическим путем при посредничестве Швеции. В этом случае создание самостоятельного белоэмигрантского легиона только бы осложнило переговорную ситуацию в Стокгольме. Во-вторых, вероятно, финские политики не хотели будить в финском обществе травматичные воспоминания о противостоянии белых и красных в Финляндии в 1918 году, разрушая тем самым в разгар тяжелой войны патриотическое единство. Ведь русские белые в соответствии с существовавшими стереотипами — малореалистичными, но устойчивыми в массовом сознании — ассоциировались с «имперской политикой», «монархизмом», «реставрацией», в том числе с «помещичьем землевладением» и прочими символами «реакции». При появлении их воинских частей на фронте Сталин мог получить неплохой пропагандистский козырь. Поэтому в целом ответ Маннергейма имел скрытый и короткий подтекст: «Пока и в таком виде несвоевременно». Но почему, отвергнув помощь белой эмиграции, немногим позже Маннергейм согласился встретиться с Борисом Бажановым, которого вы уже упоминали? Тот предложил фельдмаршалу сформировать Русскую народную армию из пленных красноармейцев. К середине января 1940 года Зимняя война затянулась, дипломатическим путем ее не удалось прекратить. Некоторых эмигрантов допустили в Финляндию. Например, 20 января из Парижа в Хельсинки в качестве журналиста выехал известный эсер Владимир Зензинов, который уже 29 января беседовал с советскими военнопленными под Коувола. Но надо понимать, что он не был участником Белого движения. Скорее, даже наоборот, Зензинов избирался депутатом Учредительного собрания, состоял в 1918 году во Временном всероссийском правительстве, в известной степени пострадал от колчаковцев после Омского переворота. С довоенных времен он сохранял знакомство с социал-демократом Вяйнё Таннером, занимавшим пост министра иностранных дел Финляндии. Бажанов, про которого вы спрашиваете, тоже не был участником Белого движения. В 1919-1928 годах он состоял в рядах Коммунистической партии, а с 1922 года — работал в аппарате ЦК. Бажанов приехал в Финляндию в середине января 1940 года и никак не мог вызвать ассоциаций с «монархистами» и «реакционерами». Скорее всего, поэтому Маннергейм санкционировал его попытку набрать добровольцев из военнопленных, хотя и отнесся к ней скептически. Отмечу, что Бажанов предлагал формировать не армию, а лишь ее первые отряды. 29 января он писал генералу Карлу Рудольфу Вальдену, представлявшему финское военное командование: «Это не значит, что есть такая армия. Это значит, что есть отряды, являющиеся первыми единицами такой Это даст перспективу, размах». Название РНА — это ответ на создание в ноябре 1939 года в СССР Финской народной армии при «Терийокском правительстве»? Не думаю, что название РНА стало ответной реакцией на известия о «войсках» Куусинена. Скорее Бажанов обращался к традиции народно-крестьянских армий начала 1920-х годов, чтобы внятно подчеркнуть отсутствие каких-либо «реставраторских» намерений. Как именно Бажанов предполагал использовать отряды РНА против СССР? В мемуарах бывший секретарь Сталина описывал замысел амбициозно и широко: «Перерезать железнодорожную линию и нарушить снабжение частей Красной армии к северу от Ладожского озера, понизить их боеспособность и привести к сдаче; освободить финскую армию от фронта Ладожское озеро — Северный Ледовитый океан. С созданием русского фронта в дальнейшем движении обойти Ленинград и этим окончательно прекратить советско-финляндскую войну, превратив ее в русскую гражданскую войну». На практике все выглядело гораздо скромнее. Вальдену Бажанов писал о намерении создать от четырех до шести отрядов по тридцать бойцов, и с ними предпринять первые операции на фронте, чтобы оценить эффект пропагандистского воздействия на красноармейцев при помощи агитации и распространения листовок. Главные политические лозунги отрядов РНА звучали просто и доходчиво: роспуск колхозов и раздача земли крестьянам, свобода труда для рабочего и участие его в прибылях предприятия. Дальнейшие намерения явно зависели от первых результатов, но без каких-либо грандиозных замыслов. Из февральских писем Бажанова, который докладывал Вальдену о ходе акции, можно сказать, что их автор выглядел осторожным оптимистом, а не фантазером. Скорее, он руководствовался принципом «ввяжемся в бой, а там посмотрим». Правда ли, что добровольцев из пленных набирали только среди рядового состава, а командовать отрядами РНА должны были офицеры-эмигранты из РОВС? Качество подготовки пленных командиров среднего звена Бажанов оценивал невысоко: «Пленные лейтенанты и старшие лейтенанты по существу унтера [унтер-офицеры], и никому бы из них я б не доверил и взвода». Поэтому участие чинов РОВС, о чем Бажанов беседовал с Архангельским перед поездкой в Финляндию, становилось неизбежным, но без особой огласки. Бажанов получил возможность воспользоваться офицерскими кадрами Финляндского подотдела РОВС, который с 1938 года возглавлял уроженец Гельсингфорса капитан Федор Шульгин, служивший в годы Гражданской войны адъютантом генерал-лейтенанта Григория Семенова. Одним из активных участников акции по формированию отрядов Русской народной армии стал подпоручик Марковского артиллерийского дивизиона Владимир Бастамов. Еще в 1927-1928 годах он состоял в боевой организации генерала от инфантерии Александра Кутепова и Марии Захарченко-Шульц. Офицеры Шульгина и предназначались для занятия командных должностей, чем потом особенно интересовался Архангельский. Сколько людей им удалось собрать, и успели ли бойцы РНА поучаствовать в боевых действиях против Красной армии? Между 6 и 12 февраля к Бажанову пожелали записаться примерно 550 пленных, отобрали чуть больше половины, из них в первые пять отрядов зачислили 150 человек. Финский историк Карл Геуст установил, что один отряд успел принять участие в операции, состоявшейся в первых числах марта 1940 года севернее Ладожского озера, в полосе войск IV армейского корпуса генерал-майора Йохана Хегглунда. Бажановцы вернулись с пленными и перебежчиками, но их количество сильно разнится в диапазоне от нескольких десятков до двухсот человек. Последняя оценка, скорее всего, преувеличена. Надо сказать, что советские документы 7-й стрелковой Черниговской дивизии, сражавшейся на Карельском перешейке, сообщают о том, что 24 февраля на левом фланге 300-го стрелкового полка противник трижды предпринимал атаки силами до роты. При контратаках со стороны финнов раздавались крики на русском языке: «Ура!», «Мы свои», «Не стреляйте», но вряд ли это были бойцы отрядов РНА. Пока не удалось уточнить, кто участвовал в том боестолкновении с финской стороны. Таким образом приобретенный опыт оказался весьма скромным, но дал какой-то результат. И Бажанов, и старший группы чинов Корниловского ударного полка в Финляндии, и Архангельский оценили его положительно. «Уроки достигнутого интересны, — писал 2 апреля 1940 года Архангельский Витковскому, предложив готовиться к ситуации, когда вновь «может понадобиться крупный Русский Отряд». Больше всего Архангельского порадовало, что вчерашние красноармейцы и белоэмигранты нашли общий язык. Получается, что красноармейцы были восприимчивы к финской и белоэмигрантской пропаганде? Существовали ли антисоветские и антисталинские настроения в войсках во время Зимней войны? Документы органов НКВД, в том числе сводки о морально-политическом состоянии бойцов и командиров войск действующей армии в период Зимней войны, показывают, что их взгляды были далеки от идиллических. Критических заявлений хватало. Трагедии предшествующего десятилетия, коллективизация, «счастливая колхозная жизнь», ежовщина, да и сама война в Финляндии, чье население не спешило в объятья Куусинена и не торопилось освобождаться от «гнета помещиков, кулаков и капиталистов», конечно, влияли на настроения личного состава. Тем более бодрое советское продвижение первых дней по финской территории остановилось, затем сменилось неудачами, а севернее Ладоги — и чувствительными поражениями. Приведу лишь несколько примеров зафиксированных высказываний. «Гитлер лучше заботится [о своих гражданах], чем Сталин, у нас нет родины» (два младших командира, дети кулаков, арестованы по пути на фронт). «Пришло время рассчитаться с коммунистами за троих детей, потерянных в 1933 году» (44-я стрелковая дивизия). «У нас в Советском Союзе вообще нет правды, нет законов таких, какие должны быть в наших интересах» (12-й отдельный батальон связи). «Серп и молот — смерть и голод» (163-я стрелковая дивизия). «Если бы финны брали в плен, то можно было бы сдаться, а потом в плену повернуть штыки против своих командиров» (246-й отдельный саперный батальон). По официальным данным, в войсках действующей армии за период боевых действий по статье 58-10 советского Уголовного кодекса («Антисоветская агитация и пропаганда») были осуждены 843 военнослужащих. Так что определенная социальная база для антисталинской агитации и формирования отрядов РНА существовала. Как сложилась дальнейшая судьба бойцов отрядов РНА? Историк Павел Сутулин пишет, что почти всех их финны потом выдали в СССР против их воли. 23 мая 1940 года нарком внутренних дел, комиссар госбезопасности I ранга Лаврентий Берия доложил Сталину о том, что среди репатриированных военнопленных из Финляндии выявлены 166 «участников антисоветского добровольческого отряда». По разным оценкам, от 78 до 99 бывших советских пленных сумели избежать репатриации. Можно предположить, что абсолютное большинство бойцов РНА финны репатриировали, но я не могу сказать, добровольно или принудительно. Конечно, могла быть у кого-то иллюзия, что если вернешься сам, то меньше дадут. Возможно, существовал и страх за судьбу семьи и другие обстоятельства. Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила к расстрелу 232 репатрианта, из них органы НКВД расстреляли 158 человек. Вероятно, большинство из них составляли «участники антисоветского добровольческого отряда», о котором Берия докладывал Сталину. Уже после советско-финляндской «войны-продолжения» 1941-1944 годов по требованию советской стороны министр внутренних дел Финляндии коммунист Юрье Лейно в апреле 1945 года организовал выдачу Союзной контрольной комиссии, работавшей во главе с членом Политбюро Андреем Ждановым, двадцати эмигрантов во главе с генерал-майором Северином Добровольским, которого расстреляли в 1946 году. В этой группе выдали марковца Владимира Бастамова и бывшего военнопленного Зимней войны Александра Калашникова, чья судьба осталась неизвестной. Бастамова осудили на 20 лет, он вернулся в Финляндию в 1955 году и умер в 1982 году. Как вы думаете, можно ли считать РНА предшественницей власовской РОА? Некоторые ваши коллеги-историки полагают некорректным сравнивать русских, сражавшихся за демократическую Финляндию, с теми, кто воевал на стороне гитлеровской тоталитарной диктатуры. Я думаю иначе. Как своеобразный исторический пролог к более масштабным событиям — почему бы и нет? Ведь старшие начальники I отдела РОВС знали о финском опыте от Витковского, а Архангельский даже подготовил специальный отчет об «акции РОВС» в Финляндии. И уже в конце августа 1941 года ротмистр Алексеевского конного дивизиона и чин РОВС Александр Заустинский (Заусцинский), прибывший из Франции на Восточный фронт, в Велиже Смоленской области командовал одним из первых подразделений, сформированных в войсках группы армий «Центр» из советских военнопленных и местных добровольцев. Позднее эта группа разрослась до батальона. 6 марта 1944 года Бажанов обратился с письмом к Маннергейму, предложив сосредоточить все формирования РОА — то есть существовавшие в тот момент русские подразделения и части восточных войск вермахта — на территории Финляндии. Вероятно, Бажанову тоже хотелось повторить опыт Зимней войны, тем более весной 1944 года речь шла не о десятках, а о десятках тысяч людей. Но 13 апреля 1944 года Маннергейм ответил отказом. Почему? Это было естественно, так как в тот момент ему уже следовало думать о том, как с наименьшими потерями выйти из бесперспективной войны. Понимаете, можно по-разному относиться к бойцам РНА или власовской РОА, но надо понимать, что в годы Второй мировой войны русским противникам НКВД, ГУЛАГа и сталинских колхозов буквально некуда было деваться. В любом случае, эти люди свой выбор сделали — и чтобы его осуждать, надо хотя бы на минуту поставить себя на их место. Впрочем, этого я никому не пожелаю.
