Пересмотр внешних обязательств — главный итог конституционного голосования

Смысл поправок в Конституцию, предложенных президентом России Владимиром Путиным, заключается в восстановлении приоритета национальных интересов над международными. Из этого вытекает и настоятельная необходимость пересмотра определенных обязательств. Первый прецедент с выходом России из соглашения ОПЕК+ уже имеется. Хотя, судя по падению мировых цен на нефть и темпам роста и удешевления саудовского нефтяного экспорта, складывается впечатление, что создали его не совсем там, где нужно. А где нужно? Ни в какой сфере отказ от удавки международных обязательств не актуален до такой степени, как в вопросах так называемого «устойчивого развития». Однако работа по международной отчетности здесь, похоже, продолжает вестись, невзирая на наносимый этим ущерб. У проблемы две стороны — концептуальная и техническая. Техническая сторона проявляет себя в конкретных деталях. Главная из них — демагогическое требование ко всем государствам непременно следовать курсу на «декарбонизацию» экономики и сокращение парниковых выбросов. В рамках этого требования выбросы отделяются от поглощения; в результате рассматривается не баланс того и другого, а только лишь абсолютные показатели выбросов. Например, мы часто сталкиваемся с обвинениями России в том, что она является одним из основных — пятым по счету после Китая, США, Европы и Индии — эмитентом парниковых газов. Это правда, и наш ежегодный объем таких выбросов составляет 2,2−2,3 млрд тонн CO2-эквивалента. Но при этом замалчивается другое: поглотительный ресурс российских природных сред. По ряду серьезных экспертных оценок, он многократно, до 4−5 раз превышает выбросы, хотя официальные документы Минприроды в угоду международным манипуляторам пытаются его занизить до 20 раз, рассказывая, что он намного меньше выбросов и не превышает 600 млн тонн CO2-эквивалента. Для чего это делается — другая тема, на нее мы рассуждать не будем и оставим читателю самостоятельно подумать о том, кому это выгодно и по каким причинам. Для нас здесь более принципиален вопрос, что выше — выбросы или поглощение. Ибо если выше выбросы, как утверждает Минприроды, то Россия — загрязнитель окружающей среды и в соответствии с 16-м принципом Рио-де-Жанейрской декларации по окружающей среде и развитию. И должна за это платить, в том числе участием в программах по сокращению выбросов. Если же выше поглощение, то в соответствии с этим принципом она ни платить, ни сокращать не обязана, ибо является не загрязнителем, а наоборот, донором, перерабатывающим не только свои, но и чужие выбросы. Как достигается двадцатикратное занижение? В ход идет все: и взаимные противоречия международных документов, оставляющие люфт для применения двойных стандартов; так, 17-й принцип упомянутой Декларации Рио позволяет формировать отчетность по методике самих отчитывающихся, а Киотский протокол и Парижское соглашение требуют применять только методику МГЭИК — Межправительственной группы экспертов по изменению климата (несмотря на ее хорошо известную марионеточную конъюнктурность); и содержащееся в некоторых руководящих документах Минприроды требование учитывать только поглотительный ресурс лесов, а не всех природных сред — тундр, степей, болот, водных и снежных поверхностей, которые признаются поглотителями в международных документах; и поглотительный ресурс лесов эти документы требуют учитывать не весь, а только «управляемых» лесов, где ведется активная хозяйственная деятельность (это в России-то с ее размерами и уровнем развития инфраструктуры, особенно на «Северах» и за Уралом); в ближайшем будущем, по мере развития практики долгосрочной аренды природных парков иностранцами, им будет передаваться и их поглотительный ресурс, как уже произошло с заповедником «Бикин» на Дальнем Востоке. Представляется, что когда это будет проделано в массовом масштабе, настоящие размеры ресурса признают, только он на полвека будет уже не нашим, а чужим как в басне про вершки и корешки. И т.д. Не бравировать нужно проблемами, стремясь ослабить международные позиции своей страны, а понимая трудности, обращать их из минуса в плюс, в том числе через прямое закрытие и недопущение проектов, подобных «Бикину». Что касается концептуальной стороны «устойчивого развития», то она заключается в идее ограничения ресурсного потребления, положенной в основу «устойчивого развития» еще задолго до первого доклада «Пределы роста» (1972 г.) группы Денниса Медоуза из Массачусетского технологического института (MIT). И она отнюдь не призвана спасти экологию и окружающую среду. На самом деле эта идея имеет целью под данным предлогом затормозить рост потребления развивающихся стран, ибо он угрожает перераспределением природных ресурсов не в пользу Запада. Надо отметить, что весь доклад «Пределы роста» был основан на мифологии, не имеющей ничего общего с наукой, ибо эту мифологию выстраивали на произвольном соединении якобы единой связью факторов, которые между собой абсолютно не связаны, что признавали сами авторы. Некоторые из них, например, Эрих Янч, даже подробно рассказывали, каким образом они обнаруживали и «натягивали» такую «связь» на реальность, совершая тем самым откровенный подлог, что на языке уголовного законодательства любой страны именуется мошенничеством. Помимо этих свидетельств, существуют и документы. Например, заключение совета-семинара РАН, сделанное в 2004 году в ответ на поручения президента и правительства России по вопросу о ратификации Киотского протокола. Аргументы, которые в нем приведены, настолько всеобъемлющи и универсальны, что нуждаются в прямом воспроизведении. Итак: Первое. Киотский протокол не имеет научного обоснования. Второе. Киотский протокол неэффективен для достижения окончательной цели Рамочной конвенции ООН об изменении климата (РКИК), как она изложена в статье 2-й («стабилизация концентраций парниковых газов в атмосфере на таком уровне, который не допускал бы опасного антропогенного воздействия на климатическую систему»). Третье. При предполагаемом удвоении ВВП в течение десяти лет следует признать наличие серьезных экономических рисков в рамках Киотского протокола даже в его первой фазе (то есть до 2008 г.). В дальнейшем при ратификации Россией Протокола ее экономические потери будут увеличиваться. Выход России из Протокола (в случае его ратификации) может вызвать тяжелые юридические и имиджевые последствия. Четвертое. Ратификация Протокола в условиях наличия устойчивой связи между эмиссией CO2 и экономическим ростом, базирующемся на углеродном топливе, означает существенное юридическое ограничение темпов роста российского ВВП. Пятое. В ходе работы совета-семинара РАН выявились серьезные экологические, экономические и социальные проблемы, связанные с изменением климата. Это требует привлечения к данной проблеме внимания научных организаций России, а также законодательной и исполнительной власти. Необходима организация и осуществление комплексной межведомственной программы исследований изменений климата и их воздействия на экономическую и социальную сферу России. Первые два пункта в комментариях не нуждаются, кроме единственного. Сказанное о Киотском протоколе по изложенным в документе основаниям сохраняет актуальность и для Парижского соглашения, а также для так называемых «Целей устойчивого развития», которые из года в год становятся предметом российской отчетности перед ООН. И которая является отнюдь не обязательной, а представляет собой добровольное принятие удавки абсолютно излишних обязательств. Третий и четвертый пункты решения РАН наглядно демонстрируют подлог тех, кто пытается доказать возможность роста ВВП без увеличения выбросов. Поскольку при нынешнем технологическом укладе это невозможно, то когда слышите подобные «аргументы», читатель, имейте в виду, что это либо манипуляции со статистикой, либо констатация промышленной деградации и увеличения ВВП за счет виртуального «сектора» экономики. Интересен и пятый пункт, из которого следует, что климатические изменения, которые происходят, не связаны с антропогенным фактором. Их причины нуждаются в углубленных исследованиях, а не в апологии «устойчивого развития», которая, как идеологема глобализации, служит инструментом разрушения национальных суверенитетов в пользу некоего «коллективного», то есть глобального, как и было записано в четвертом докладе Римскому клубу Яна Тинбергена «Пересмотр международного порядка» (1976 г.). Немного о «Целях». Семнадцать «Целей устойчивого развития» — это продолжение восьми «Целей развития тысячелетия» на период 2000—2015 годов. А те, в свою очередь, являются выжимкой из «Повестки на XXI век», принятой Конференцией ООН по окружающей среде и развитию в Рио-де-Жанейро в 1992 году. Подпись России там под этим и другими документами глобализации по поручению Ельцина поставил вице-президент Руцкой, и ни один, ни другой в этом ничего не понимали. От слова совсем. Просто, извините, тупо ложились под Запад. Помимо решения РАН, имеются и относительно недавние исследования и документы, авторы которых приходят к тем же самым выводам и при этом конкретизируют цифры возможного ущерба от применения мифологии «устойчивого развития» к повседневной политической и экономической жизни. Так, в появившемся летом 2016 года докладе «Риски реализации Парижского климатического соглашения для экономики и национальной безопасности России», подготовленном Институтом проблем естественных монополий (ИПЕМ), указывается, что годовые потери компаний и предприятий, спровоцированные внедрением углеродного сбора (налога) при ставке в 15 долларов на тонну CO2-эквивалента, составят около 42 млрд долларов. При ставке в 35 долларов они возрастут почти до 10% ВВП, что, как указывается в документе, приведет к закрытию множества предприятий и ликвидации целых отраслей промышленности. При чем здесь углеродный налог? В 1995 году появился доклад Комиссии ООН по глобальному управлению и сотрудничеству (комиссии Карлссона) «Наше глобальное соседство». Главное в этом программном документе, который у нас был сначала издан и распространен, а затем изъят даже из библиотек, — это глобализация природных ресурсов. В нем вводятся два понятия. Первое: «мировые ресурсы» — это совокупность того, чем владеют все страны; второе: «глобальное общее достояние» — это глобализированные ресурсы, переданные под международный контроль. В докладе ставится задача постепенного перевода всех «мировых ресурсов» в категорию «глобального общего достояния». То есть под контроль тех, в чьих интересах проводится глобализация. И за пользование этим «достоянием» нужно платить глобальные налоги в ООН. Иначе говоря, глобальные налоги, и не только углеродный, — неотъемлемая часть глобализации, так сказать, ее экономическое наполнение с целью обеспечить функционирование «коллективного» суверенитета. Чтобы подвести под этим вопросом черту, вспомним адмирала Цебровски — экс-советника главы Пентагона Дональда Рамсфелда, который еще в 2005 году выдал на этот счет исчерпывающие откровения. «Страны, которые не поддаются глобализации и не готовы принять американский мировой порядок, должны подвергнуться цветным революциям и с их помощью быть подчинены Западу. Страны, соглашающиеся с глобализацией, во-первых, должны стать частью западной цивилизационной культуры, то есть принять западные ценности, а во-вторых, от них требуется предоставить западным корпорациям природные ресурсы». Так чьим именно в «глобальном» мире является «общее достояние», и общее ли оно вообще? Риторические вопросы, однако… И что такое глобализация? Очень просто: сочетание ликвидации государств с разрушением идентичностей, всеобщей атомизацией и «сборкой» этих «атомов» в новую глобальную общность, лишенную национально-государственных корней и, разумеется, суверенитетов. Если коротко, то глобализация — это глобалистская фаза развития одной из цивилизаций, в интересах которой, диктуемых не государственными, а корпоративными императивами, она и проводится. И в чьих именно интересах, нам только что доходчиво изложил адмирал Цебровски. Ибо если уничтожаются государства, то основополагающей единицей глобальной организации становятся корпорации, которые давно уже конкурируют с государствами размерами экономик (вспоминаем работу В.И. Ленина «Империализм как высшая стадия капитализма»). Поэтому другое актуальное определение глобализации — «корпоративный проект трансформации мирового порядка». Из этого вытекает первый вопрос к нашему участию и нашей «добровольной» международной отчетности: зачем нам это нужно, и соответствует ли это нашим национальным интересам? Ответ: интересам не соответствует, а нужно тем кругам, которые рассчитывают с помощью такого участия утвердиться в неформальной системе элитарных транснациональных связей. В обмен на сдачу национальных интересов. Идем дальше. Еще с упомянутого первого доклада Римскому клубу «Пределы роста», во главу угла концепции «устойчивого развития» (в нем она называлась «глобальным равновесием») ставились два фундаментальных ограничения: остановка промышленного развития на уровне 1975 года; и сведение к нулю роста численности населения (не более двух детей в семье). Соединение последующих докладов с глобализацией, запущенной распадом СССР, осуществлялось системой специальных институтов, в структуру которой были включены сторонники идей Римского клуба в СССР во главе с А.Н. Косыгиным, который действовал через своего зятя Джермена Гвишиани. У международных институтов, например МИПСА (Международный институт прикладных системных исследований в Вене, созданный в 1972 г. с участием стран НАТО и Варшавского договора, включая СССР и США), в середине 70-х годов появились филиалы и в СССР. В них, как в пробирке, под надзором «старших товарищей», и была выращена «команда Гайдара», приступившая в 1992 году к уничтожению российской промышленности. Отсюда второй вопрос к нашему «добровольному» участию: понимаем ли мы, что вовлечение в так называемый «климатический процесс», продиктованное идеями деиндустриализации, неразрывно связано и с депопуляцией, частью которой является борьба с традиционной семьей? Это не разные проекты, а две части одного и того же проекта, и постановка по предложению президента Путина конституционных барьеров на пути депопуляции при одновременном участии в международной отчетности по борьбе с так называемыми «климатическими изменениями» — это ни что иное, как раздвоение политической личности. Мой ответ на этот вопрос: мы все хорошо понимаем. И встроенные в глобализацию корпоративные интересы определенных заинтересованных групп, в том числе из экономического блока правительства, Центробанка и связанных с ним институтов банковской системы, прежде всего Сбербанка, руководствуясь конъюнктурой, делают вид, будто этого раздвоения не существует. А все остальные — мы с вами — просто следуем в их фарватере, не вникая в суть вопроса. Следующий важный момент. Деиндустриализацией и депопуляцией дело здесь не ограничивается. Во-первых, программные доклады Римского клуба — это не только «Пределы роста», а весьма широкая проблематика, охватывающая весь круг вопросов глобального развития, формирующая своеобразную «дорожную карту» управляемых глобальных перемен. Во-вторых, с 1992 года, когда снимаются барьеры, поставленные на пути глобализации существованием СССР, глобальные институты начинают сводиться в цельную систему «устойчивого развития»; сам этот термин появился в докладе Всемирной комиссии по окружающей среде и развитию (комиссии Брунтланд) «Наше общее будущее» в 1987 году. Параллельно активно внедряется конъюнктурное представление о якобы «универсальности» экологии, будто бы экологическая безопасность — не одна из составляющих национальной безопасности, как на самом деле, а определяющее звено, стоящее выше национальной и военной безопасности, что не соответствует действительности. В рамках этой «широкой» трактовки экологии ее искусственно и императивно соединяют с экономическим и социальным развитием. Так рождается основополагающая формула «устойчивого развития» — экология, экономика, социалка. И эта формула красной нитью проходит через все ключевые документы ООН. Так деиндустриализация и депопуляция Римского клуба дополняются десоциализацией и десуверенизацией, вытекающими из последующих документов глобализации. А само «устойчивое развитие» принимает вид стратегии «четырех ДЕ», это авторское изобретение. Именно в этих «четырех ДЕ» и состоит концептуальная сторона «устойчивого развития». В целом же, мы просто принялись играть в чужие игры. И это вредит национальным интересам России, которые состоят в поддержании самодостаточности и суверенного развития, в которых нам это участие отказывает. У нас и пример перед глазами имеется — Дональд Трамп с выходом из Парижского соглашения, а мы вместо изучения этого опыта включаемся в его критику и рубим сук, на котором сидим. Что в «сухом остатке»? Проведение всенародного голосования по поправкам в Конституцию России, в ходе которого будет утвержден приоритет национальных интересов над внешними, неизбежно должно привести к пересмотру тех международных обязательств, которые носят кабальный характер, вредят суверенитету и национальным интересам. В частности, не должно остаться никаких препятствий неограниченному промышленному и технологическому развитию страны, невзирая на навязываемую через институты и структуры ООН догматику так называемого «устойчивого развития». Экология — важная проблема, но она носит не всеобщий, глобальный, а локальный характер, представляя собой сферу компетенции местных, в крайнем случае региональных, в самом крайнем — федеральных властей. Но если по вопросам экологии Россия и после 22 апреля продолжит выполнять принятые на себя обязательства и отчитываться перед ООН, это будет означать, что на результаты народного конституционного волеизъявления попросту наплевали. Допустить этого нельзя ни в коем случае; новая широкая и всеобъемлющая дискуссия по данному вопросу настоятельно необходима потому, что затрагивает жизненные интересы не только нашей страны в целом, но и каждого из ее граждан.