Войти в почту

Страхи, злоба и сожаление: как Трики выпустил альбом, который навсегда изменил поп-музыку

Двадцать пять лет наз дня выхода дебютного альбома Трики Maxinquaye — одной из самых важных записей девяностых годов, определившей не только эпоху, но и во многом будущее. О том, что значит Maxinquaye для самого Трики и для всех нас, рассказывает корреспондент «Ленты.ру» Олег Соболев. В своей автобиографии Hell Is Round the Corner, изданной в прошлом году, Трики так говорит о своем дебютном альбоме: «Когда Maxinquaye только вышел, это была непонятная музыка, опасная, настоящая ******* [жесть]. Это был хардкор». И еще: «Когда пластинка только вышла, не было ничего похожего на нее». Впрочем, продолжает он, «[Maxinquaye] быстро стал чем-то обыденным. Он стал нормальным». Другая цитата: «Он стал подарочным альбомом. Ужасное определение». Двадцать пять лет с момента своего издания Maxinquaye действительно встречает в роли абсолютной классики. В частности, этот альбом почти повсеместно принято считать одним из главных шедевров трип-хопа. Три предшествовавшие Maxinquaye записи того же толка, Blue Lines и Protection группы Massive Attack и Dummy группы Portishead, действительно многое объясняют как про дебютник Трики, так и про самого артиста. Рассматривать их вместе исключительно в едином контексте, впрочем, будет немного ошибочно. Трики действительно был знаком с продюсером Portishead Джеффом Барроу еще с начала девяностых. С Massive Attack же, как известно, артист и вовсе плотно работал. Трики в конце 80-х был активным участником The Wild Bunch, коллектива музыкантов, продюсеров, диджеев и художников, из которого в том числе и произошли Massive Attack; на Blue Lines его голос и его тексты звучат в трех песнях; в конце концов, свою первую собственную законченную песню Aftermath Трики показал в первую очередь именно одному из лидеров Massive Attack Роберту «3D» Дель Наха. Всех первопроходцев трип-хопа из Бристоля легко связать не только по географическому принципу, но и еще по эстетически схожим методам работы со звуком: что Massive Attack на первых двух альбомах, что Portishead на Dummy, что Трики на Maxinquaye брали немного от хип-хопа, даба, экспериментального джаза, танцевальной музыки. Но все в той же автобиографии Трики говорит о феномене так называемого «бристольского звука» так: «Это все чушь. Не было никакого единого бристольского звука. Были люди из Бристоля, которые были разбросаны по разным нишам. В своих нишах они и творили». Высказывание Трики легко понять, если внимательно вслушаться в ранний трип-хоп и попытаться посмотреть дальше формальных сходств музыки его трех самых известных представителей. Massive Attack всегда звучали несколько менее депрессивней, чем остальные, скорее балансируя между безнадегой и тонко проявлявшимся в отдельных песнях вроде Hymn of the Big Wheel оптимизмом. Их музыка на Blue Lines была полна экспрессивных романтических моментов, а на Protection, со звучавшими на нем то тут то там неоклассическими фортепианными партиями, оказывалась порой чересчур по-буржуазному легкой. Portishead на своей дебютной пластинке обрамляли красивые стенания Бет Гиббонс аранжировками и сэмплами, явно вдохновленными смутными британскими киносаундтреками и эстрадной музыкой 60-х в ее самых щемяще-грустных проявлениях, — и на выходе получали звучание по-театральному трагичней, чем у коллег. Что важней, пожалуй, вообще всего остального — так это то, что музыка Massive Attack и Portishead по своей фактуре была абсолютно логичной и понятной для широкого слушателя, какие бы стилистически непохожие друг на друга элементы в ней порой ни соседствовали. Что Blue Lines, что Protection, что Dummy — это, безусловно, искусство очень и очень красивое, но красивое будто по учебнику, следуя расхожим нормам и представлениям. Maxinquaye в некоторых своих моментах тоже кажется записью грациозной и изящной — но не потому что она придумана такой, а скорее вопреки тому, что и как она хочет сообщить. Вначале — про «что сообщить». Трики вырос в натуральном бристольском гетто, его юность была омрачена бедностью, перед записью альбома он провел несколько лет в дыму марихуаны и безумии вечеринок, существуя на гонорарные выплаты от Massive Attack. Вся его жизнь до самого выхода Maxinquaye была чередой бед, лишений и неудач продолжительностью в двадцать с чем-то лет. При этом музыкант в многочисленных интервью и в книге Hell Is Round the Corner настаивает на неотделимости своего личного опыта от своих текстов. Если принять это утверждение на веру, то это не лирический герой, а именно Трики предстает на Maxinquaye предельно агрессивным («Я трахну тебя в жопу просто так / Я быстро заставлю твой нос кровоточить»), патологически неспособным к любви («Она заставляет меня кончать слишком быстро / Это любовь? Нет, не любовь») и подавляющим в себе страхи, злобу и сожаления, готовые выплеснуться в любой момент («Мой мозг мыслит как бомба»). Нужно осознавать, что этот альбом — продукт своей эпохи и географического происхождения, Британии середины 90-х. А значит — часть культуры неолиберального западного мира, откровенно недружелюбной к маргиналам и одновременно падкой на эссенциалистскую исповедальность. От людей с ограниченными способностями она жаждет лишь историй про преодоление травм, от преступников — раскаяний, от жертв сексуального насилия — подробностей об эпизодах этого самого насилия. Вне подобных четко заданных рамок такие голоса редко могут быть услышаны и оценены, поскольку для неолиберализма эссенциализм является одним из главных инструментов риторики. Для нищего афробританца из гетто, практически невозможно было достичь в парадигме такой культуры той популярности, какой на момент выхода Maxinquaye достиг Трики, не соответствуя ее расистским ожиданиям и не ограничивая высказывание агрессией, беспорядочным сексом, наркотической паранойей, жестокостью и прочими родственными пороками. Но неолиберальная культура, в которой не существует декларируемых полутонов, еще требует прямого осуждения или, наоборот, откровенного прославления таких пороков — очевидных выразительных форм, которые намного легче монетизировать, чем неочевидные. И именно отсутствие подобных экстремумов не позволяет прочитать тексты Трики на Maxinquaye как попытки сыграть роль стереотипа и репрессировать внутренние противоречия. Лишенная намеков на перформативность сухость строчек Трики кажется даже пугающе честной — оцените хотя бы ужасную и ничего хорошего про автора не сообщающую фраза про «трахнуть в жопу». Важна в этом плане и любовь артиста к чужим цитатам, которые он виртуозно использует в контексте своих песен. Так, в концовке Aftermath появляются строчки из припева песни Ghosts группы Japan: Just when I thought I was winning и Just when I thought I could not be stopped («Лишь только мне показалось, что я начал побеждать» и «Лишь только мне показалось, что меня не остановить»). Трики не произносит при этом ключевую фразу из оригинала, поясняющую, что именно произошло — The ghosts of my life blew wilder than the wind («Призраки моей жизни завыли неистовей ветра»), — но и без всяких слов понятно, что призраки прошлого не отпускают и никогда не отпустят. Трики предстает униженным и оскорбленным, которому никогда не будет просто, потому что его жизнь изначально не подразумевает ничего кроме горя. Он не может даже тешить себя надеждой на лучшее, ведь надежда не сотрет воспоминания, чувства и боль, да и не исправит системную несправедливость. В его словах — куда более глубокое ощущение недостижимости счастья, что порой слышится в тревожном соуле Massive Attack и в кинематографической опустошенности Portishead. Теперь — про «как сообщить». Дебютная работа Трики — не самая откровенно неограненная запись в его дискографии (таковой стоит признать скорее Pre-Millennium Tension), но тем не менее звучит куда пугающей всего остального раннего трип-хопа. Музыка состоит из зацикленных сэмплов и звуков, ритмично перемешивающихся друг с другом в марево барабанов, гитар, щелчков и баса. В нем чувствуется продуманность композиционных решений, но вот их воплощение будто намеренно лишено аккуратности и человечности. В механистичности звучания Maxinquaye слышатся отголоски сольных записей ментора Трики, бывшего вокалиста бристольских богов пост-панка The Pop Group Марка Стюарта. Его альбомы середины 80-х Learning to Cope with Cowardice и As the Veneer of Democracy Starts To Fade были нарочито террористическими, наказывающими и неприступными; Maxinquaye куда доступней — но при этом наследует выраженному на них отношению к песенному материалу как инструменту высказывания, а не самоцели. Гениальное решение Трики как продюсера — наделить пространство такого альбома не только своим (на момент 1995-го — еще не совсем прокуренным) голосом, а еще и голосом Мартины Топли-Берд; заставить ее в первую очередь транслировать слушателю авторский опыт. И дело даже не в том, что благодаря такому обезличиванию тексты пластинки окончательно раскрывают отсутствие проекций и одновременное наличие универсального посыла. Не будь этой певицы, Maxinquaye силами одного только Трики как вокалиста звучал бы чуть более предсказуемо, чуть очевидней депрессивно, чуть проще; Топли-Берд же своим участием заставила альбом при каждом прослушивании задавать публике вопрос о том, что значит контраст между ее легким живописным голосом и мрачной музыкальной составляющей. Вопрос — того рода, на которые кажется возможным найти на самом деле заведомо несуществующие ответы. Звук голоса Топли-Берд на Maxinquaye интригует, даже если знать наизусть каждую секунду альбома. Настолько же сильно возбуждает любопытство каждый раз и выход Элисон Голдфрапп на песне Pumpkin, пусть и немного иначе. Ранний трип-хоп вообще очень хорошо сохранился: за исключением, пожалуй, нескольких вещей на альбоме Protection, музыка первых двух альбомов Massive Attack и дебютной работы Portishead совершенно не устарела и не оказалась намертво завалена звучанием, ассоциирующимся с первой половиной 90-х. Но, тем не менее, часто ее немного аляповатые и нарезанные вручную сэмплы обрамляют собой очень старомодные речитативы или откровенно классицистский по духу вокал. У Massive Attack и Portishead иногда очень не хватает грубости и резкости любительского подхода к музицированию, который сегодня кажется повсеместным на уровне даже самых мейнстримовых песен, — то есть тех свойств, которые на Maxinquaye обращают на себя внимание чуть ли не в первую очередь. Сам Трики и не поет толком, и не читает рэп; его подача лишена намеков на профессионализм или искусность. Вокал Мартины Топли-Берд — это вокал пусть и обладающей природными талантами, но очевидно действующей главным образом по наитию певицы, неспособной к виртуозной артикуляции. Постоянные переливы, шорохи, биения, пульсации, которыми наполнен Maxinquaye, кажутся поначалу глитчами и только потом, когда успеваешь к ним приспособиться, раскрывают себя как задуманные изначально элементы звука. Это альбом, который в 2020 году и правда звучит как вещь, которую могли сделать прямо сейчас. Подобное утверждение о сохранившейся психоакустической релевантности музыки ничего не значит само по себе; в конце концов, ценность Blue Lines или Dummy не падает потому, что Роберт Дель Наха и Джефф Барроу не так точно в чем-то предугадали будущее, чем Трики. Но в случае с Maxinquaye эта особенность звучания важна еще и тем, что такая вневременность продакшна — почти что уникальный случай в дискографии автора пластинки. Только лишь упоминавшийся альбом Pre-Millennium Tension — запись, может быть, еще лучше Maxinquaye, — заключает в себе схожую магию ощущения не привязанного ко времени искусства. В остальном же Трики всегда являлся артистом, для которого быть частью стремительно меняющейся современности оставалось одной из главных творческих задач. На последующих своих пластинках он доказывал, что может побаловаться как, например, хип-хаусом (как на альбоме False Idols), так и новым минимализмом в духе группы the xx (как на последней на сегодняшний момент работе uniform). За те двадцать пять лет, что прошли с выхода Maxinquaye, очевидные отсылки и оммажи стали для Трики важным орудием производства. От этого становится особенно грустно, когда вспоминаешь, что музыкант считает свою дебютную работу слишком «нормальной» и упоминает в ее отношении словосочетание «подарочный альбом». Как следует из все той же книги Hell Is Round the Corner, по мнению Трики, стилистику Maxinquaye слишком много кто позаимствовал, перенял и передрал — и поэтому, как он считает, альбом невозможно воспринимать так, как он воспринимался в 1995 году. Видимо, артист по этой причине теперь сам перенимает опыт других музыкантов — чтобы лишний раз не разочаровываться. Но с каждой новой безликой пластинкой Трики Maxinquaye только сильней воспринимается как памятник трип-хопа, отделенный от последующей карьеры своего создателя.

Страхи, злоба и сожаление: как Трики выпустил альбом, который навсегда изменил поп-музыку
© Lenta.ru