Как судмедэкспертиза может изменить судьбу человека

Заключение судебно-медицинской экспертизы — одно из многих доказательств в уголовных делах, и должно рассматриваться наравне с остальными. Но на практике экспертиза порой играет решающую роль при вынесении приговора и может существенно изменить судьбу обвиняемого. Однако невнимательность экспертов и намеренные фальсификации, увы, не редкость. О том, кто и что мешает проводить качественные исследования для использования в суде, мы поговорили с известными адвокатами Александром Князевым, Сергеем Бадамшиным, Ильёй Прокофьевым, а также одним из самых опытных судмедэкспертов Александром Пановым. Сергею Жохову 29, он обычный ростовчанин, работал менеджером производства. Зимой 2018-го они с приятелем-ровесником гуляли на улице, выпили — февраль, праздники. К ним подошёл мужчина лет 45, тоже выпивший. Завязался конфликт, который быстро перерос в драку. В результате мужчина остался сидеть на земле, а Жохов с приятелем удалились. «С ним всё было в порядке более-менее. Он был в сознании», — уверяет Сергей. Но незнакомец в тот вечер не вернулся домой. Вскоре его обнаружили мёртвым во дворе недалеко от того места, где произошел конфликт. Следователи быстро вычислили Сергея и его приятеля. Параллельно провели судебно-медицинскую экспертизу тела покойного: смерть наступила в результате черепно-мозговой травмы. «Первая версия следствия была, конечно, что травму нанесли именно в той драке», — рассказывает адвокат Сергея Александр Князев. Молодые люди не отрицали произошедшего конфликта, а ушибы, синяки были и у них самих. Сергея с другом как подозреваемых по ч. 4 ст. 111 Уголовного кодекса («Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего») поместили в СИЗО. Там они провели почти шесть с половиной месяцев, пока шло следствие и суд. «Выводы первого исследования сразу вызвали сомнение. Они указывали на возможные иные версии причины гибели потерпевшего: переохлаждение и наличие хронических заболеваний, — вспоминает адвокат Князев. — Мы подали ходатайство о проведении повторной экспертизы». Вторая экспертиза полностью опровергла выводы первой. «Первая была сделана непозволительно быстро, без учёта нюансов, которые возникают при работе с телами, подвергшимися воздействию низких температур (мужчина несколько часов пролежал в снегу. — RT)», — вспоминает судмедэксперт с 34-летним стажем, замначальника бюро судебно-медицинской экспертизы Ростовской области Александр Панов, проводивший второе исследование. В результате работы Панова выяснилось, что ростовчанина вообще никто не убивал, он умер от других причин, в первую очередь, переохлаждения. А черепно-мозговой травмы вовсе не оказалось. Статью Жохову с приятелем переквалифицировали с «тяжёлой» 111-й на 112-ю («Умышленное причинение вреда здоровью средней тяжести»), поскольку в той драке потерпевший получил перелом. Молодых людей освободили из СИЗО. В итоге суд отправил Сергея на два года в колонию строгого режима (ранее молодой человек уже привлекался к ответственности за кражу), а приятеля как ранее не судимого — в колонию-поселение, но с учётом длительного времени нахождения под стражей его освободили от отбытия срока. «Если бы не повторная экспертиза, им обоим несправедливо бы грозило до 15 лет лишения свободы», — поясняет адвокат Князев. Теперь же, по его словам, у Сергея появился второй шанс в жизни — в сентябре 2019 года молодой человек освободился по УДО, устроился на работу и создал семью. Жена не виновна По словам судмедэксперта Александра Панова, такой случай, как с Жоховым, — отнюдь не первый в его практике. Только за последние три года его экспертиза спасла от верной тюрьмы восьмерых человек. Им также грозили большие сроки за тяжкие преступления, которых они не совершали, — чаще всего, убийства. Один из недавних случаев: семейная ссора между мужем и женой, произошедшая три года назад. В пылу ссоры муж ударился о дверной косяк. Первые часы после этого с мужчиной ничего не происходило, однако уже на следующий день ему стало плохо, он обратился в больницу. «Вскоре выписался оттуда, но затем ситуация повторилась, пришлось вновь обратиться к медикам. Ему становилось всё хуже, дошло до госпитализации», — вспоминает детали истории судмедэксперт Панов. Однако затем мужчина неожиданно исчез из больницы, и спустя некоторое время его тело обнаружили за пределами Ростова. «На этом участке местности расположены камеры видеонаблюдения, и на записях с них этот гражданин вёл себя очень странно, пытался залезть на высокий забор, странно двигался. А затем и вовсе лёг на землю и умер», — продолжает Панов. Вначале правоохранители назвали причиной смерти черепно-мозговую травму, полученную при ударе о дверной косяк. «Долго пытались привлечь к ответственности жену — мол, это она его толкнула, он ударился и в результате умер. Но у самого следствия в итоге тоже возникли сомнения в этой версии», — рассказывает судмедэксперт. Панову поручили провести экспертизу тела покойного. Специалист выяснил, что черепно-мозговую травму мужчина получил задолго до ссоры, она просто медленно развивалась в голове, пока в конце концов не привела к смерти. «Черепно-мозговые травмы всегда по-разному протекают, какие-то могут очень долго развиваться, вплоть до летального исхода — месяцами, годами», — говорит эксперт. «Качество удручающее» Согласно ст. 74 Уголовно-процессуального кодекса, заключение эксперта — одно из доказательств, рассматриваемых следствием и судом. Формально никакого особенного веса оно не имеет. Но на практике суды отдают предпочтение именно экспертизам. Во многом это объяснимо, считает адвокат Сергей Бадамшин. «Судебная экспертиза назначается, если необходимо ответить на вопросы, требующие специальных познаний, которыми суд не всегда обладает. Но приоритет экспертиз связан также и с тем, что судьям нужно получить определённый ответ на поставленные в исследовании вопросы, и они его получают», — говорит Бадамшин. Однако в последнее время, по его мнению, качество судебных экспертиз падает. «Оно просто удручающее, — отмечает адвокат. — Постоянно видим в заключениях экспертов большое количество ошибок — намеренных или не намеренных. Это и установление степени тяжести нанесённого вреда здоровью, к примеру, в делах по ст. 318 УК («Применение насилия в отношении представителя власти или угроза его применения». — RT), и определение причины смерти». Яркий пример привёл в разговоре с RT заместитель председателя московской коллегии адвокатов «Центрюрсервис» Илья Прокофьев. Человека обвиняли в причинении вреда здоровью средней тяжести. Согласно результатам экспертизы, назначенной по постановлению следователя, потерпевший провёл в стационаре более 21 дня — в связи с этим вред здоровью был квалифицирован как средний. Прокофьев подал документы для проведения независимой рецензии на экспертизу. Согласно выводам эксперта, потерпевший необоснованно провёл в стационаре больницы более 21 дня. «Специалист негосударственной организации обратил внимание, что изначально потерпевшего выписали на седьмой день, и сразу после этого он госпитализировался в другую больницу на платной основе», — вспоминает Прокофьев. При этом эксперт, составлявший рецензию, обратил внимание, что никакое лечение потерпевший не проходил, а просто находился в больнице. «Специалист пришёл к выводу, что первичная экспертиза была проведена с нарушениями, и мы добились назначения повторного исследования», — говорит адвокат. В результате уголовное дело было переквалифицировано со ст. 112 на ст. 115 УК РФ («умышленное причинение лёгкого вреда здоровью»). Если бы не повторная экспертиза, обвиняемый получил бы до трёх лет тюрьмы. После переквалификации — до четырёх месяцев ареста. Но в итоге дело было прекращено в связи с примирением сторон. «В последние лет десять стало заметно больше экспертиз, проведённых с нарушениями и ошибками, — рассказал RT следователь МВД, вышедший в отставку полтора года назад после 23 лет службы (собеседник попросил не называть его имени). — До этого времени ошибки в работе экспертов попадались один-два раза в год. А затем стали встречаться ежеквартально и чаще». В пресс-службе Следственного комитета России на запрос RT сообщили, что статистика по экспертным ошибкам в системе СК не ведётся. По следам от зубов Ошибки и неточности судебно-медицинской экспертизы не всегда касаются невиновных. Чаще, наоборот, из-за них не удаётся посадить настоящего преступника. «Как-то раз следствие четыре года не могло доказать причастность одного человека к преступлению», — рассказывает судмедэксперт Александр Панов. На одном из ростовских кладбищ изнасиловали и задушили девушку. По словам Панова, в виновности конкретного подозреваемого правоохранители не сомневались, но не хватало доказательств. «Проводились экспертизы с целью доказать, что это именно он. И каждый раз не получалось. Кроме того, у подозреваемого был очень хороший адвокат», — вспоминает эксперт. Но в какой-то момент очередную экспертизу поручили лично Панову. «Мне удалось идентифицировать преступника по следам от зубов — поскольку в ходе изнасилования он также искусал свою жертву, и следы остались на её теле, — рассказывает эксперт. — Затем пришлось несколько дней ходить в суд, как на работу, — с 10 утра и до 4-5 вечера, доказывать выводы экспертизы». Специалист приводит ещё один случай, произошедший около четырёх лет назад, когда к нему на экспертизу попало дело из другого региона — об убийстве пожилой женщины. Её зарубили топором в собственной квартире. Следствие заподозрило в жестоком преступлении сына покойной — предположительно, он совершил его на финансовой почве. Но у экспертов никак не получалось доказать, что это был именно он, восстановить точную картину событий. «Повреждения на теле были рубленые, но часть из них уж очень странно наносились — словно не топором, а каким-то тупым предметом», — вспоминает детали дела Панов. Следствие запуталось, и обратилось в ростовское областное бюро СМЭ. «Я довольно долго делал эту экспертизу, провёл эксперимент и выяснил, что с определённого момента убийца накрыл голову жертвы тканью и бил уже сквозь неё», — рассказал RT эксперт. Благодаря этой детали удалось полностью восстановить обстоятельства происшествия, вплоть до позы, в которой находился убийца, сын женщины. «Задаст слишком умные вопросы» Если в результатах первичных действий судебных медиков сомневается следствие, повторные и дополнительные экспертизы назначают и проводят без проблем. Другое дело, когда сомнения возникают у защиты — возможностей оспорить выводы специалистов судмедэкспертизы здесь совсем немного. «Мы можем, конечно, ходатайствовать о проведении экспертизы конкретным экспертом, или о выборе конкретного учреждения, но это ни на что не влияет. Их выбирает следствие. Часто сталкиваемся с тем, что исследование проводится вообще в другом городе или регионе», — рассказывает RT адвокат Князев. Как подчёркивает его коллега Сергей Бадамшин, у защиты есть право ходатайствовать о постановке дополнительных вопросов эксперту, проводящему исследование. «К сожалению, следователи часто отказывают в их постановке — из вредности либо боязни, что адвокат поставит слишком умные вопросы и получит такое заключение эксперта, которое не устроит следователя и будет противоречить интересам обвинительного уклона», — говорит Бадамшин. По опыту адвоката, в уголовном процессе намного сложнее, чем в гражданском, добиться экспертизы в негосударственных учреждениях. «Как правило, к частным (экспертизам. — RT) следствие прибегает в последнюю очередь, когда государственная отказывается с ними работать», — говорит Бадамшин. Но и качество частных экспертиз зачастую тоже оставляет желать лучшего, утверждает юрист. Судмедэксперт Александр Панов с ним согласен. «В 90% случаях такие эксперты — бывшие сотрудники государственных экспертиз, которые по каким-либо причинам не могут или не хотят там больше работать», — объясняет Панов. То, что ошибки в судебно-медицинской экспертизе — не редкость, подтверждают и недавние громкие истории в СМИ. Например, скандал с «пьяным мальчиком» из подмосковной Балашихи. Речь о шестилетнем Алексее Шимко, которого насмерть сбила машина. Две судебно-медицинские экспертизы показали, что у ребёнка на момент ДТП было высокое содержание алкоголя в крови — 2,7 промилле. Родители мальчика были возмущены выводами экспертов. История получила общественный резонанс. Повторное комплексное исследование комиссией судмедэкспертов, назначенное судом, опровергло наличие алкоголя в крови ребёнка. И если обычная ошибка в экспертизе может стоить приговора невиновному человеку или препятствовать привлечению к ответственности виновного, то в этом случае расплачиваться за неверный вывод пришлось и самому судебному медику. На врача подмосковного бюро СМЭ Михаила Клейменова, чьё заключение признали ошибочным, завели уголовное дело по ст. 293 УК РФ «Халатность», и приговорили к 10 месяцам исправительных работ. Его руководителя, начальника подмосковной СМЭ, уволили. Практически идентичный случай произошёл в июле 2019 года в Кирове: майор МВД насмерть сбил ехавшего на велосипеде шестилетнего мальчика, а в бюро СМЭ обнаружили 0,5 промилле алкоголя в крови ребёнка. Впоследствии на эксперта Сергея Насонова, проводившего исследование, также завели уголовное дело по статье «Халатность». Он не выехал на место происшествия, не участвовал в осмотре тела погибшего и с запозданием взял образец крови, что и могло привести к ошибке — до пересылки в лабораторию образец не хранился в холодильнике. За халатность пытались привлечь к ответственности и врача из Екатеринбурга Дмитрия Чеснокова. Медик не проконтролировал сдачу анализов на алкоголь виновника смертельного ДТП: сын полковника Росгвардии угнал машину и врезался в такси, в результате чего погибли два человека. Анализы показали, что водитель был трезв. Однако впоследствии выяснилось, что вместо него биоматериал для исследования сдал его отец. Но в последнее время судебных медиков всё чаще привлекают к ответственности по ст. 307 Уголовного кодекса («Заведомо ложное заключение эксперта»). «Эта статья в уголовном кодексе была всегда, но за 34 года работы я практически не слышал о её применении к судебным медикам. А в последние один-два года поступает информация со всех концов страны, что экспертов по ней привлекают. Мне известно минимум о четырёх таких случаях», — комментирует Александр Панов. В декабре 2019 года ответственность по 307-й статье УК расширили. Раньше она применялась только к экспертизам, назначаемым после возбуждения дела — в ходе расследования и суда. «Теперь под 307-ю подпадают так называемые акты судебно-медицинских исследований, на основании которых возбуждают уголовные дела, — поясняет Сергей Бадамшин. — Очень часто это документы ненадлежащего качества, они опровергаются самими судмедэкспертами в ходе уже собственно экспертиз, назначаемых следствием или судом». Правда, сами санкции по статье остались прежними, расширилась только сфера её применения. При этом в той же 307 статье по-прежнему осталось примечание, согласно которому эксперт, признавшийся в подлоге на любом этапе производства до вынесения приговора или решения суда, освобождается от ответственности. Колосс на глиняных ногах Законодательные изменения не решат системных проблем, которые стоят за низким качеством исследований в последние годы, уверены специалисты. Одна из главных — снижение качества профессиональной подготовки. По словам Панова, раньше будущие эксперты значительную часть учёбы проводили на так называемых учебных базах — в судебно-медицинских моргах при кафедрах медвузов. «Но в последние лет десять количество таких баз стремительно сокращается по всей стране, и сейчас их практически не осталось», — объясняет Панов. Это подтвердил в разговоре с RT сотрудник кафедры судебной медицины одного из московских вузов (собеседник попросил не называть его имени): «Сегодня собственных баз нет ни у МГМУ имени Сеченова, ни у РНИМУ имени Пирогова, ни в МГМСУ. Больше десяти лет назад морги при этих учреждениях закрыли, — отмечает источник. — И теперь московские интерны и ординаторы (на судебного медика учат в рамках последипломного обучения. — RT) вынуждены проходить практику в других местах — как правило, на базе городского бюро судебно-медицинской экспертизы». «Но это вызывает большие неудобства. Дорога от кафедры судебной медицины МГМУ имени Сеченова до морга городского бюро на общественном транспорте занимает около полутора часов, почти столько же — от кафедры второго меда. Учащиеся крайне неохотно едут туда», — продолжает собеседник RT. Морг, по его мнению, должен обязательно присутствовать на кафедре судебной медицины. «Если его нет, то о каких хороших специалистах в будущем может идти речь? Если они трупа толком не видели. Кафедра судебной медицины без морга — это колосс на глиняных ногах. Теория есть, а практики нет», — заключает источник. По словам самих судмедэкспертов, сегодня их профессии всё чаще учат дистанционно. «Кафедры при многих вузах открывают такие программы. Туда кто угодно поступить может за свои деньги или если организация оплатит. Слушаешь курс лекций, отвечаешь на вопросы — и всё», — комментирует Александр Панов. По словам Павла Ткаченко, председателя Краснодарского краевого отделения Судебно-экспертной палаты РФ, подготовка специалиста в области медицины в дистанционном формате неприемлема. «Можно готовить экспертов-графологов, почерковедов, строителей и даже психологов в дистанционном формате, но не медиков. Для судебно-медицинского эксперта важен эмпирический опыт, «живой» контакт, реальная практика. Можно считать допустимой подготовку и переподготовку в дистанционном формате других судебных экспертов, но не медиков», — подчеркнул Ткаченко. Лукавство следствия Другую возможную причину возникновения ошибок в работе специалистов СМЭ приводят правоохранители. «Есть распространённая группа ошибок, которые происходят из-за того, что некачественные материалы предоставляет сам инициатор экспертизы, — поясняет RT отставной следователь МВД. — Если у эксперта возникают какие-либо вопросы, он нередко запрашивает у следствия необходимые дополнительные материалы. Но правоохранительные органы не всегда охотно на это идут, потому что это связано с дополнительными затратами, хлопотами. Допустим, эксперту понадобилось провести потерпевшему дополнительное рентгеноскопическое исследование». «А следователь понимает, что нужно найти этого человека, уговорить его сходить на рентген, привезти результаты врачу. И для того, чтобы не делать всю эту работу, следователи иногда лукавят — пишут эксперту рапорт, где сообщают, что человек не выходит на связь. А эксперт в возможностях ограничен, ничего не может с этим сделать, он должен давать заключение на тех материалах, какие есть», — добавляет собеседник RT. Особенно часто, продолжает он, такое происходит, когда уголовное дело возбуждается не сразу, а спустя какое-то время с момента происшествия. «К примеру, потерпевший из другого региона, и успел уехать. Если нужно проводить экспертизу, эксперт просит предоставить дополнительные материалы. Ему нужно самому осмотреть, если они есть, оставшиеся повреждения у человека, шрамы, заслушать его собственное пояснение обстоятельств происшествия. А следователь в лучшем случае пошлет запрос в поликлинику по месту жительства, а в худшем всё тот же рапорт напишет, что не смог связаться», — говорит бывший следователь. В результате, продолжает собеседник RT, эксперт лишен возможности задать какие-то дополнительные вопросы и узнать необходимые для его работы сведения. «Эксперт-то, может, и рад был бы дать более расширенное заключение — более обоснованное, мотивированное, — но у него не хватает для этого фактических данных. Многие сегодня ругают экспертов, но и мы тоже не всегда приходим к ним с чистыми руками, к сожалению», — признаёт источник. «Ни разу не сказали «спасибо» Ещё одна проблема судебной медицины — банальная перегруженность специалистов. «Сегодня в одной только нашей области вместе с Ростовом проводится больше 18 тыс. вскрытий ежегодно. И в последние три года количество вскрытий растет на 500-800 в год. СК и МВД направляют к нам всё больше умерших ненасильственной смертью. Когда человек умирает, и вызывают полицию, она почти во всех случаях выписывает направление на СМЭ», — говорит Панов. В законе, продолжает он, толком не зафиксировано, кто конкретно подлежит судебно-медицинскому вскрытию, а кто — патологоанатомическому. «Если 30 лет назад на насильственную смерть приходилось 45% всех проводимых вскрытий, то сейчас этот показатель снизился до 23%. Всё остальное — ненасильственная смерть, умершие от старости, больные с неизлечимыми диагнозами, инвалиды», — приводит цифры Панов. Свидетельство о смерти наряду с бюро СМЭ и патологоанатомами уполномочены выдавать обычные медики в больницах и других учреждениях Минздрава. «У них есть такое право, но не обязанность, в отличие от нас и патологоанатомов. Поэтому в реальности врачи не всегда спешат это делать и поэтому всех подряд направляют к нам, даже тех, кто объективно не нуждается в аутопсии, поскольку причина смерти и так ясна», — говорит эксперт. При этом кадровый резерв судебных медиков тоже не расширяется. «В России нас сегодня немногим больше трёх тысяч человек», — говорит Панов. «Дефицит кадров очевиден. Характер и график работы, её специфика, низкая материальная мотивация не способны удержать молодёжь», — объясняет Павел Ткаченко из Судебно-экспертной палаты РФ. «Естественно, качество экспертиз понизилось. Старые эксперты уходят, а новые не приходят на их место, мало кому это нужно — кровь, грязь, постоянные выезды на места происшествий», — рассказывает RT собеседник на кафедре судебной медицины. «Кстати, эти выезды экспертам не оплачивают, так как по закону следственные действия не считаются их непосредственной работой, экспертной деятельностью, — добавляет Александр Панов. — Да, дорогу до места происшествия обеспечивает следствие, но эксперт из-за таких вызовов зачастую вынужден отрываться от своей основной работы. В крупных бюро, таких как наше, экспертов много, всегда есть кто-то дежурный. Но в маленьких населённых пунктах, где зачастую бывает всего один эксперт, ему приходится бросать всю остальную работу — по живым, мёртвым — и ехать на следственные действия, порой на большие расстояния. А затем чуть ли не ночами доделывать основную работу, от которой его никто не освобождал». Профессию судмедэксперта в целом трудно назвать высокооплачиваемой. «В среднем эксперты государственных бюро получают 20-25 тыс. рублей, — приводит цифры Павел Ткаченко. — В частных, точнее негосударственных судебно-экспертных организациях, ситуация получше. В среднем судебный эксперт получает там свыше 30-40 тыс. рублей, при этом расценки в негосударственных судебно-экспертных учреждениях не всегда выше, а иногда и ниже, чем в государственных». Но в отличие от обычных медиков, судебным экспертам запрещено совмещать работу в государственных и частных организациях (Федеральный закон «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации»). «Если обычный врач может до обеда отработать свою ставку в больнице и продолжить работу в каком-то частном учреждении, то эксперт этой возможности лишён, — комментирует ситуацию сотрудник кафедры судебной медицины. — Но и в частных не заработаешь сильно больше, особенно, если в них не фиксированный оклад, а процент, который получает эксперт от стоимости каждой сделанной экспертизы, — в среднем 25%. Такая система начислений весьма распространена в частных учреждениях». Профессия судмедэксперта остаётся тяжёлой и непопулярной, а труд её представителей — недооценённым. «За все эти годы ни один из тех людей, кому помогла моя экспертиза, ни разу не сказал мне «спасибо», — признаётся Александр Панов.