Почему законопроект о семейном насилии не решает проблемы

В Общественной палате Свердловской области прошли «нулевые чтения» проекта закона о профилактике семейно-бытового насилия. Об остроте темы выразительно говорит одна мелочь. Все участники слушаний, в общем-то, придерживались одного мнения, но при этом перепалка возникла жёсткая. Никто не говорит, что проблемы не существует. Никто не говорит, что насилие в семье – дело похвальное или хотя бы допустимое. – То, что Церковь против этого законопроекта, никоим образом не означает, что она за насилие, – отчеканил член областной ОП, протоиерей Максим Миняйло. – Насилие – это зло, это грех. Сколько пострадавших? Оценки распространённости этой беды весьма и весьма разнятся. Заместитель начальника отдела организации деятельности подразделений по делам несовершеннолетних областного главка МВД подполковник Лилия Будкевич привела официальную статистику: за прошлый год в регионе в семьях совершено 147 тяжких и особо тяжких преступлений, что на 7% ниже показателей годом ранее. Ну, то есть примерно по три на каждые десять тысяч населения. А вот председатель известной общественной организации «Аистёнок» Лариса Лазарева оперировала цифрами совсем иного порядка: – За год в России регистрируется 16 миллионов случаев семейного насилия. – Откуда вы взяли эту цифру? – резко спросил председатель совета общественного движения «Мужской путь» Андрей Брезгин. – Да у нас в стране всего 16 миллионов семей! – Что вы цепляетесь к цифрам! – еще более резко ответила Лазарева. С одной стороны, если цифры не имеют значения, то зачем их вообще приводить. С другой – они и ведь и вправду значения не имеют. Если пострадало не 16 миллионов человек, а 16 тысяч – разве это делает проблему менее значимой? Отомстили обидчикам сами Сошлись выступавшие на том, что существующая система защиты от семейного насилия не работает, хотя соответствующие законодательные нормы давно прописаны. – В женской колонии в Нижнем Тагиле сидит сорок женщин, которые свои преступления совершили в ответ на домашнее насилие. Отомстили обидчикам. Среди них был проведён опрос, и практически каждая заявила, что перед этим обращалась в органы правопорядка, но никакой помощи и защиты не получила, – рассказала Ирина Литвинова, советник Уполномоченного по правам человека в Свердловской области Татьяны Мерзляковой. – То же самое люди говорят об органах социальной защиты. Причём ситуация за последние годы ухудшилась. Сократилось число мест в кризисных центрах, где могли бы укрываться жертвы насилия. В органах внутренних дел ситуацией в семьях плотнее всего занимаются именно подразделения по делам несовершеннолетних. Но в них прошли значительные сокращения. – На улицах не увидишь ни одного полицейского, – добавил с обывательской точки зрения Борис Колесников, бывший начальник Свердловской железной дороги, ныне заместитель председателя Общественной палаты региона. – Вот из присутствующих кто-нибудь знает своего участкового? Людям попросту не к кому обратиться... Положение дел надо менять. Но сможет ли сделать это предлагаемый законопроект? За всё хорошее Профессиональный юрист при чтении законопроекта выпадает в осадок уже при чтении главы «Основные понятия». «Семейно-бытовое насилие – это умышленное деяние, причиняющее или содержащее угрозу причинения физического и (или) психологического страдания и (или) имущественного вреда, не содержащее признаки административного правонарушения или уголовного преступления». Можно было бы ехидно заметить, что в соответствии с этим чудесным определением ни убийство женой мужа, ни жестокое избиение мужем жены семейно-бытовым насилием не является. Но важнее, что в этот разряд попадает огромный пласт других действий. Рявкнул, замахнулся, сказала: «Я на тебя потратила лучшие годы жизни» – всё, это насилие. По всем подобным фактам, если законопроект будет принят, государственные органы должны будут реагировать. Но обработать такую прорву заявлений они не в состоянии физически. Как показывает опыт, в подобных ситуациях государевы люди сами начинают решать, на что реагировать, а на что нет. И мы столкнёмся со стереотипами. Возможно, следуя мужской солидарности, они буду игнорировать обращения от женщин. Или, наоборот, будут считать, что обязаны защищать только женщин, потому что мужик на то и мужик, чтобы защитить себя самостоятельно. Ну, или реагировать будут на всё, но формально. Ко всему прочему данное определение переводит разговор в сферу недоказуемого. То, что было совершено убийство, неопровержимо доказывает судебно-медицинская экспертиза. Факт нанесения побоев тоже удостоверяется медицинским освидетельствованием. Но мелкое физическое насилие или оскорбления следов не оставляют. А свидетелей в домашних условиях нет. Или что, мы объявляем слова заявителя царицей доказательств? Впрочем, на то, чтобы реагировать действенно, у той же полиции нет не только ресурсов, но и полномочий. Десять нянек Субъектами профилактической борьбы с домашним насилием проект закона объявляет огромный перечень государственных структур и общественные организации. Но при этом по поводу каждой из этих структур следует оговорка, что делать она это будет в соответствии с существующими полномочиями. И это делает законопроект абсолютно беззубой декларацией. Он, к примеру, возлагает на органы внутренних дел функцию «вынесения защитного предписания», но при этом оговаривается, что органы внутренних дел должны действовать в соответствии с законом «О полиции». Однако в том законе понятия «защитного предписания» нет в принципе. Как прикажете действовать полицейским? Более того, по мнению подполковника Лилии Будкевич, положения законопроекта противоречат Конституции РФ, декларируемым ею правам и свободам гражданина. Будкевич чётко дала понять, что сотрудники органов внутренних дел на нарушение Конституции не пойдут. Злосчастные предписания Практически все перечисленные в законопроекте методы профилактики насилия можно реализовывать уже сегодня. К примеру, кто сейчас мешает общественным организациям «принимать участие в выявлении причин и условий совершения семейно-бытового насилия» или «проводить информационные кампании»? Никто. Но столь же очевидна ничтожная польза от подобных мероприятий. Корень-то проблемы – в том, как защитить жертву от мести нарушителя, на которого жертва написала заявление. Они ведь живут в одной квартире. А квартиры у нас таковы, что там даже по разным комнатам разбежаться не получится. Законопроект предлагает волшебное противоядие в виде «защитных предписаний». Но с одной стороны, при ближайшем рассмотрении оно оказывается не таким уж и волшебным. На срок до 60 суток предписание запрещает нарушителю любые контакты с жертвой – нельзя даже извиниться или покаяться. Однако никакой речи о «не приближаться ближе, чем на 50 метров» и тому подобном не идёт. То есть преступник может сидеть в одной комнате с жертвой или идти вплотную к ней по улице. Защитили, нечего сказать. Идти вплотную позволяет и судебное защитное предписание, которое может быть вынесено на срок до года. Зато оно может потребовать от нарушителя покинуть место совместного с жертвой проживания. Правда, жену безработного алкаша эта норма защитить не сможет. Как и мужа женщины в декрете. Потому что соответствующее предписание может быть вынесено только в отношении лица, имеющего возможность проживать в ином помещении, в том числе по договору найма. У безработного такой возможности явно нет. Зато в остальных случаях судебное предписание вполне могут превращать в страшное оружие. Тем более что, напомним, его, в соответствии с законопроектом, должны выносить даже в ситуациях, когда ни административных правонарушений, ни уголовных преступлений не совершено. Хочешь единолично пользоваться квартирой, принадлежащей супругу или супруге? Напиши заявление, добейся судебного защитного предписания. Права собственности у него останутся, но толку-то. Неуклюжая защита – это угроза – У меня вот сын недавно сжёг кухню, – сказал Максим Миняйло. Огонь пыхнул из сковородки, потому что её попытались потушить водой. Вот такой загадочный и противоречивый объект – сковорода с маслом. Что уж говорить о семье. По мнению Миняйло, вмешательство госорганов в дела семей, как попытка затушить масло водой, ни к чему хорошему не приведёт. Хотя бы потому что госорганы в реальных ситуациях окажутся представлены отнюдь не мудрецами и знатоками психологии, а «швондерами». О другой угрозе институту семьи предельно откровенно сказал на слушаниях Андрей Брезгин. Зачем мужчине строить дом, если его по этому закону в любой момент могут этого дома лишить? Точнее, зачем ему создавать такую угрозу для себя, вступая в брак? Конечно, разгул семейного насилия – тоже серьёзная угроза институту семьи. Но, похоже, принятие законопроекта этой проблемы не решит, зато прибавит другую.