«Я думаю, они хотели, чтобы всё было как прежде, чтобы я спрашивала у них разрешения»
Перед тем, как стать первой женщиной, которая получила постоянную позицию профессора в Йеле, Шила Левант де Бреттвиль создала программу для женщин по графическому дизайну в Калифорнийском университете искусств. Кроме того, она соосновала «Женское здание» для фем-активисток в Лос-Анджелесе, проработала несколько лет в студии «Оливетти» в Италии, и всё это — помимо постоянной дизайн-практики и нескольких революционных эссе о теории дизайна. В интервью Strelka Mag Шила рассказала, зачем нужно женское «сепаратистское» образование и как феминистская идеология может изменить патриархальные структуры. Шила Левант де Бреттвиль на лекции на «Стрелке», фото: Глеб Кузнецов О первом визите в Россию В 1985 году я приезжала на открытие выставки паблик-арта в Санкт-Петербург по работе. Выставка проходила в Доме архитекторов, и открытие совпало с моим днём рождения. Мы пили водку и заедали лобио. Спустя двадцать лет я отправилась в Екатеринбург с небольшой лекцией и воркшопом по созданию паблик-арта с использованием бетона: спонсору проекта принадлежал завод по его производству. Для своих работ я всегда выбираю место, которому чего-то не хватает. В Екатеринбурге это был резервуар для воды. Раньше его использовали для снабжения паровозов, а потом внутри обустроили небольшой магазин. К входу вела крутая лестница, и я предложила добавить ещё одну ступеньку, чтобы подъём был не таким резким. Фрагмент работы художницы в Екатеринбурге, 2005 г., фото: http://sheilastudio.us/ В самолёте я читала книгу о перестройке и узнала оттуда про частушки. Я предложила студентам написать свою, чтобы потом выгравировать её на ступеньке. Было одно условие: включить в частушку вопросительный знак и многоточие. Если есть вопросительный знак, значит, кто-то должен дать ответ. Многоточие даёт пространство для чужой истории. Вопросительные знаки и многоточия провоцируют диалог, дают место для интерпретации. О работах в общественных пространствах Общий вид на работу «Бидди Мэйсон: время и место», фото: http://sheilastudio.us/ Меня очень волнуют мнения простых людей, тех, которых вычёркивают из мировой истории. Мы знаем многое про судьбы и мнения королей и королев, знаменитостей. А что насчёт людей, которые похожи на нас с вами? Где история толпы? Она собирается из наших личных историй, наших отличий. Не уверена насчёт силы, но такие проекты лучше отражают интересы местных жителей. Я всегда стараюсь включать в свои работы истории разных людей. Разнообразие и многогранность заставляют зрителя искать детали, которые он соотносит с собой, соотносит с местом — таким образом, он сам включается в работу. Нужно подать идею так, чтобы на неё хотели смотреть. Если это книга, то её должны захотеть купить. Если это паблик-арт и рядом живут люди, дизайн должен учитывать их опыт. Дизайн должен провоцировать диалог и делать это разными средствами — формой, цветом, текстурой. Одна из моих работ, «Бидди Мэйсон: время и место», посвящена афроамериканке, рабыне, которая прошла через все Соединённые Штаты, чтобы освободиться. Она дошла до Калифорнии, где выиграла суд за свою свободу. В Лос-Анджелесе она работала акушеркой и помогла появиться на свет многим жителям города. Шила за работой над проектом, фото: http://sheilastudio.us/ Дом, в котором она когда-то жила, решили превратить в гараж. Мы с моей подругой и художницей Бетти Саар посчитали важным зафиксировать память Бидди Мэйсон именно на месте её бывшего дома. Бетти выбрала пространство внутри здания, а я — его внешнюю стену. Я превратила стену в мемориал с историей жизни Бидди Мейсон. Это была моя первая постоянная работа такого масштаба, и вот что меня поразило: к ней подходили люди, которые не могли видеть. Текст и изображения были выгравированы в бетоне, и, хотя я этого не задумывала, работа стала доступна слабовидящим и не видящим людям. Вот что я имею в виду, когда говорю, что дизайн должен провоцировать диалог. Не всегда легко пересекать границы, будь то границы между материальным миром и идеями или между людьми с разным жизненным опытом. Поэтому нужно строить мосты, и иногда эти мосты — многоточия, вопросительные знаки и понятные слова. Короткие формулировки осознаются быстрее, и зритель не успевает отвернуться от своих чувств — он просто чувствует. Об учёбе в Йеле и анархистских книгах отца Разворот специального номера журнала Arts in Society, 1970 г., фото: http://sheilastudio.us/ Когда я поступала в Йель, то даже не знала, где он находится. Мои родители были эмигрантами из Польши. Они ничего не знали об американском образовании, оба работали на заводах. Я ходила к папе на работу по воскресеньям. Он выучил английский, уже переехав в Соединённые Штаты, был анархистом — у меня до сих пор есть его анархистские книги. Ему не нравились организации. Он даже в коммунистическую партию не стал вступать. Последнее, что он мне сказал перед смертью: «Не будь снобом». Наверное, он был бы в ужасе от того, что я преподаю в Йеле. В старшей школе мой преподаватель по графическому дизайну искал конкурсы рисунков с денежными призами, мы подавали свои работы и выигрывали. Так что я начала зарабатывать на искусстве очень рано. Разворот The Aspen Times, 1971 г., фото: http://sheilastudio.us/ Сначала я поступила на философский в Барнард-колледж. Это было глупое решение. В тот же год умер мой папа. Я не могла думать абстрактно, как этого требовал философский факультет: повседневная жизнь была слишком реальной, слишком сложной. Мама была сломлена, и у нас совсем не было денег. Больше к философии я не приближалась. Это была единственная тройка, которую я получила за 14 лет в образовательной системе. После этого я перевелась на историю искусств. У одного из моих преподавателей был очень междисциплинарный подход, и когда я захотела нарисовать обложку и сверстать несколько страниц книги в качестве курсовой работы, то он не стал возражать. После того, как я сдала работу, он посоветовал мне обратить внимание на курс по книжной вёрстке в Италии. Мне не понравилась эта идея: зачем мне ехать в страну, языка которой я не знаю, да ещё и все мальчики будут младше меня? Тогда он сказал, что в Гарварде или Йеле есть похожий курс, и я решила поступать. Как создавался первый курс по дизайну для женщин Дизайн разворота специального номера феминистской газеты Everywoman, 1970 г., фото: http://sheilastudio.us/ В 1971 году Калифорнийский институт искусств предложил мне создать программу для первого в стране курса по дизайну для женщин. Для начала мне нужно было сделать журнал о программе. Я мыслила очень прагматично: я беременна, у меня не так много времени, я не могу заказывать статьи, ждать, пока их напишут, это займёт целую вечность. Мы с моей подругой Марьянной Партридж, которая оказалась превосходным редактором, а на тот момент была ещё секретарем, пошли в Associated Press. В то время можно было получить любые фотографии AP за бесценок. Сделали выборку из фотографий о главных событиях последних десяти лет и перемешали их с работами абитуриентов — письмами, фотографиями, стихами. Потом добавили истории и достижения людей, которые будут преподавать в школе. Я не стала отделять абитуриентов от преподавателей и создавать иерархию — сверстала всех в алфавитном порядке и засунула указатель в середину. Я не понимала, что заставляю читателей искать и таким образом узнавать, что их на самом деле интересует. Но я знала: люди определят, каким будет наш курс, и мне важно показать этих людей и то, что на них повлияло. Постер к конференции «Женщины в дизайне», 1974 г., фото: http://sheilastudio.us/ Когда пришло время собирать куррикулум, я попросила бывшего однокурсника из Йеля прислать мне задания, которые нам давали во время учёбы. Посмотрела на них и поняла, что не хочу повторять это, и придумала свои. Я не преподаю у бакалавров, всем моим студентам за 25. До двадцати пяти люди всё ещё разбираются в своих отношениях с родителями. Их сексуальность тоже под вопросом даже для них самих. Я предпочту подождать, пока они прояснят для себя эти вещи. Образование приносит гораздо больше пользы, когда ты хорошо понимаешь, кто ты и чего хочешь. Как убеждения влияют на работу в ЙелЕ В 1990 году Шилу Бреттвиль назначали главой факультета графического дизайна в Йеле. С 1950 года учебный факультет был бастионом модернистских знаний, и назначение Шилы означало резкие перемены: она открыто выступала за горизонтальное образование и феминистскую оптику. Большая часть преподавательского состава поддержала назначение, но двое из наиболее влиятельных профессоров факультета, Пол Рэнд и Армин Хоффман, уволились в знак протеста. Позже Рэнд опубликовал гневный манифест, в котором высказывался против разрушения модернизма деконструктивистами, активистами и другими еретиками. В образе деконструктивистов узнавалась дизайнер Кэтрин Маккой, а под «активистами» подразумевалась Шила де Бреттвиль. Я пришла в Йель чтобы изменить систему, создать новую программу. То, что я делаю, больше похоже на театральную мастерскую, чем на классическое образование. Это не всегда легко. Помогает то, что у меня нет никакого желания продвигаться по пищевой цепочке. Против моего назначения резко высказывались прежние преподаватели. На самом деле, я считаю, что они были готовы к пенсии, просто использовали меня как повод уйти. Я думаю, они хотели, чтобы всё было как прежде и чтобы я спрашивала у них разрешения на перемены. Я сказала: «Если вы не согласны со мной и хотите остаться — окей, мы можем просто преподавать по-разному. Но если вы хотите, чтобы я делала по-вашему, — этого не произойдёт». О сепаратистском феминистском образовании как способе борьбы В 1973 году Шила де Бреттвиль вместе с художницей Джуди Чикаго и историком искусств Эрлин Рэйвен соосновала «Женское здание» — общественный центр искусств в Лос-Анджелесе. Основательницы центра считали, что развитие художественных навыков должно идти в ногу с формированием женской идентичности и укреплением связи в феминистском сообществе Я бы хотела поговорить не только о феминистском сепаратизме, но и о сепаратизме в целом. Когда я основала «Женское здание», я основала его в том числе для лесбиянок, которых не приняла семья после каминг-аута, для девушек, которые ещё ни с кем не занимались сексом и не хотели определять свою сексуальность. Они чувствовали себя одинокими, непохожими на всех, отвергнутыми. Это была ситуация, в которой сепаратизм был необходим. Если достаточно людей отделяются, а окружающие узнают об их объединении, они перестают быть изолированными. Их непохожесть перестаёт им мешать. Как добиться многогранности и неоднозначности в дизайне Шила во время лекции «Гендер и дизайн: как сделать визуальный язык инклюзивным», фото Глеб Кузнецов Модернизм очень сингулярен. Как сделать его разнообразным? Я думаю, что нужно быть смелой и позволять себе переходить границы. За это я люблю джаз: каждый музыкант в группе делает что-то своё, и у каждого есть время и пространство для самовыражения. Такие условия не то чтобы позволяют, они провоцируют инновационные решения. Конечно, в каждом новом случае способ перейти границы будет не так легко найти. Нужно пробовать, чтобы понять: где эта граница? как ты её переступишь? или переплывешь? что общего по разным сторонам этой границы? Нужно быть изобретательным, чтобы найти ответы на эти вопросы. Нужно быть открытым. А сейчас у власти люди, которые не открыты ничему новому.
