Атомной империи министр

Роковые эксперименты с энергией Звездная субботняя ночь в 1 час 23 мин 26 апреля 1986 г. над украинским городом Припять внезапно разверзлась огромным атомным взрывом и всепожирающим пожаром на 4-м энергоблоке реактора РБМК самой мощной советской атомной электростанции - Чернобыльской АЭС. Десять дней полыхал атомный ад, выбрасывая ввысь и окрест 380 млн. кюри радиоактивности. Подразделения пожарной охраны предприятия и города самоотверженно, рискуя жизнью, в раз ставшей короткой, бились над укрощением ядерного огня. На место катастрофы, для целей ликвидации аварии также быстро прибыл академик физической химии Валерий Легасов (о нем "А.Н." писали в № 21 от 6 июня 2019 г. - автор), предложивший немедленно эвакуировать жителей города. Оценивая радиационную обстановку, он неоднократно совершал облеты бушующего реактора на военном вертолете, замерял уровни радиации в воздухе, но не на себе... Славский, вспоминая не без горечи, говорил: "Проклятое Чернобылье нанесло стране громадный урон. Причём до аварии они уже три года вели критические опыты. Дурье на месте и в министерстве. За них Александр Мешков (директор ЧАЭС - автор) совсем зря пострадал". Далее этот министр вспоминал: "Академики наши из института Курчатова нарекомендовали там черт знает чего. Они боялись, что топливо сплавится и образует раскалённую каплю, которая уйдет вглубь земли, в почвенные воды. Затеяли подводить плиту под ректор. Абсурд совершеннейший! Мне надо было ставить крест на их дурацких решениях, но я не стал вмешиваться - черт с вами копайте. Сколько сил ушло, людей облучили», - с досадой думал тогда министр среднего машиностроения. В другое время Ефим Павлович вспоминал: «Я, к сожалению, не знал и никто в Министерстве не знал, что на станции велись преступные эксперименты, которые неизбежно должны были привести к взрыву. Я прямо называю, и никогда не стесняюсь говорить, что взрыв этот рукотворный. Конструкция этого реактора надежная, это лучший в мире реактор. Я ручаюсь за это, и готов башку свою подставить рубите, если кто-нибудь докажет, что есть реакторы лучше»... Ох, как же был прав его любимый заместитель Анатолий Семенов, упорно возражавший ему, Славскому, 30 января того же года против передачи АЭС энергетикам. Сердце Анатолия не выдержало в тот же день, прямо на процедуре прощания с секретарем ЦК КПСС Михаилом Сусловым. Управление секретами – и беда, и наука Энергетики страны оказались в растерянности, так как специалисты Минэнерго СССР, заполучившего все АЭС от Минсредмаша, не имели достаточных знаний и опыта безопасной эксплуатации этих атомных объектов. В таком же состоянии пребывало и высшее руководство государства, держа в секрете обстоятельства этого ЧП государственного масштаба. Лишь 14 мая Генсек Михаил Горбачев вынужден был выступить с телевизионным обращением о Чернобыльской катастрофе. И только 25 мая главный атомщик страны Ефим Славский получил официальное предложение прибыть на ЧАЭС, оценить аварийную ситуацию и действовать. Тогда еще мало кто знал, кроме Горбачева и его окружения, что к этому времени в мире (США и СССР) были разработаны космические средства искусственного высвобождения энергии земной коры. Эта деятельность имела двоякий характер применения: мирный и военный. И мало кто знал ещё и о том, что сейсмологи страны в тот период зафиксировали в зоне ЧАЭС локальное землетрясение в 10-11 баллов, и именно в период злополучных экспериментов по повышению безопасности ЧАЭС. Напомним и то обстоятельство, что США в то время (с 1981г.) уже имели беспрецедентные возможности маневрирования воздушно-космических объектов в воздушном пространстве Советского Союза с элементами воздействия на подстилающую поверхность земной коры... Не знали энергетики и о взрыве ядерного реактора с трагическими последствиями на подлодке К-431, произошедшего 10 августа 1985 г. на Дальнем Востоке. Тогда шла перезарядка активных зон реактора лодки с поднятием его крышки при помощи плавучего крана, который мгновенно встряхнули большие волны от преступно проходящего мимо на скорости торпедного катера (торопились на рыбалку – автор). И в результате многотонная крышка со всеми регулирующими стержнями вылетела из реактора с мощной цепной реакцией. Атомный взрыв разбросал по пирсу многочисленные фрагменты нескольких десятков человеческих тел и смертоносную радиацию, сопоставимую с Чернобыльской. Тщательно засекреченные материалы о той океанской катастрофе не могли дойти до экспериментаторов ЧАЭС. А в них – поразительное сходство обстоятельств катастроф, включая резкий сдвиг, толчок… На краю ядерного ада... возраст Прибыв на место чернобыльской катастрофы, 88-летний министр Славский вместе с дозиметристом (больше никому он не разрешил следовать с ним - автор), надев респиратор, в своем неизменном рабочем сером плаще сразу пошел к первому, затем ко второму энергоблокам, дошел он и до третьего... Дозиметр безудержно и угрожающе трещал и «фонил», показывая экстремальный уровень радиации. Славский постоял немного, осмотрел пепелище четвертого реактора, подумал и вернулся к ожидающим его с мертво-бледными лицами специалистам… Ему на всю жизнь врезался в память случай, произошедший на первом промышленном уральском реакторе – «Аннушке» (на «Маяке»). Тогда, еще в 1948 г. в критический момент аварии, его самый любимый ученый Игорь Курчатов, стремясь как можно скорее вывести реактор из аварийного "козла", сидел на ящике в рабочей (опасной - автор) зоне и перебирал руками мощные облученные урановые блочки, отбраковывая их, торопился быстрее запустить этот капризный реактор. "Если бы он досидел, пока бы все отсортировал - еще тогда бы он мог погибнуть"- вспоминал Славский эту нештатную ситуацию. Курчатов для него оказался человеком стойкого мужества. А еще Славский помнил, как врачи той же «Сороковки» (Челябинска – 40) настойчиво рекомендовали ему и членам госкомиссии по ликвидации аварии на "Маяке" эвакуировать город, а другие специалисты предлагали вместо пораженных заводов комбината строить новые на заранее отобранной площадке второго или третьего варианта. Еще тогда, в 1957 г. министр Славский и заместитель главного инженера «Маяка», будущий заместитель министра Анатолий Семёнов отстояли и город, и комбинат, который безостановочно выдавал спасительный для страны оружейный плутоний. И это потому, что тогда у озерчан не было страха ни за свои тела, ни за жизни. У них было счастливое состояние души от осознания, что делают великое праведное дело всей страны и спасают её… И вот сейчас, вернувшись от третьего блока ЧАЭС к своим соратникам по атому и "чужим" - энергетикам, Ефим Павлович тихо, но с уверенностью сказал: "Будем работать". Несмотря на то, что под обломками 4-го энергоблока оказались 180 тонн топливного урана-235 и 70 тысяч тонн радиоактивных элементов здания и технологии, Славский профессионально определил, что все же есть реальная возможность вернуть ЧАЭС к рабочему состоянию. Но как? Ответ на этот вопрос, похоже, уже не интересовал высшее руководство страны. Возобладала концепция саркофага, которую Ефим Павлович все же поддержал. Заслуженный строитель РСФСР, ликвидатор аварии на ЧАЭС Игорь Беляев, вспоминая первое посещение Славским Чернобыля, говорил: "Его уверенность, твердость вселила веру всем, что всё будет работать, вплоть до третьего блока... И когда последний раз были на площадке саркофага, он произнёс: "Я первый построил атомный блок и первый захоронил реактор". И в этот же день он был вызван в ЦК. Взял трубку... и был удивлён, что ему надо быть там сегодня. Он объяснил, что находится в Чернобыле... Вызов перенесли на два дня». «Дурная поспешность вызова – не к добру», - подумал атомный министр. Это был последний раунд Ефима Славского в его битве за мирную ядерную энергетику… Прибыв к премьеру Николаю Рыжкову, министр Славский из трехчасовой никчемной беседы понял, что тот что-то затевает с ним и не по своей воле, а указке Мишки Горбачева. «Ну, что мне писать заявление?», - спросил Ефим Павлович. Премьер вдруг смутился, и, внутренне обрадовавшись, скрепя выдавил: «Возраст…, возраст…» и пошел провожать министра в приемную. Там Славский написал на подвернувшемся клочке бумаги синим карандашом просьбу освободить его от занимаемой должности в связи с болезнью левого уха… По обкомовской путевке в «счастливый» первый состав… Их жизненный путь был «далёк и долог» и им «нельзя повернуться назад». Это тоже о них - атомщиках в знаменитой песне А. Пахмутовой и Н. Добронравова. Страна с нетерпением ждала ядерной защиты. Еще в 1946 г. первый директор завода № 817 Быстров буквально не вылезал из Челябинского обкома, который вплотную занимался подбором кадров на «Базу-10». В 1947 г. специальными постановлениями правительства сформировался первый руководящий состав завода № 817 во главе со Славским, его заместителем стал Быстров, а начальником объекта «А» (реактора «Аннушки» - автор) – Михаи Котельников, которого сменил через 7 месяцев по состоянию здоровья Сергей Пьянков. Главным технологом этого объекта стал Владимир Меркин, а научным руководителем - Игорь Панасюк. Это при нем впервые (8 июня 1948 г. в 00 час. 30 мин.) случилась историческая СЦР (самоподдерживающаяся цепная реакция – автор). Тогда за пультом сидели Курчатов и он, а около них стояли Ванников, Славский, Музруков, Меркин и др. специалисты, сменные дежурные. 01 января 1949 г. Спецкомитет при СМ СССР назначил Николая Архипова начальником объекта «А». Родился он в 1907 г. в Полоцке Витебской губернии. По окончании Бежицкого машиностроительного института в 1935 г. прибыл на Челябинский тракторный завод и работал там заместителем начальника сталелитейного цеха. 14 октября 1946 г. он по направлению Челябинского обкома прибыл на Объект «А» и начал трудиться начальником смены службы управления реактором. Он был участником всех пусковых процессов на «Аннушке» вместе с Курчатовым, Славским, Семеновым. Он был «свидетелем» двух крупных аварий, «козлов» на реакторе «А», чреватых большими облучениями персонала. На этом объекте он проработал пять лет. Награжден орденами Ленина, Трудового Красного Знамени и «Знак Почета», медалью «За трудовую доблесть». Скончался в возрасте 56 лет (1963 г.). Нам следует отметить, что в 1946-1947 гг. Челябинский обком партии сформировал первую сотню квалифицированных работников будущего «Маяка», из которых около 50 человек работали в первом составе первого промышленного реактора, спасшего мир на Земле. Из них было 11 человек участников Великой Отечественной войны 1941-1945 гг., один даже – Гражданской войны. Конечно же, все они по праву доблести и отваги перед Великой Державой заслуживают широкого внимания прессы. Все они самоотверженно трудились под началом легендарного министра Ефима Павловича Славского. Продолжение следует Александр Гуськов Роковые эксперименты с энергией Звездная субботняя ночь в 1 час 23 мин 26 апреля 1986 г. над украинским городом Припять внезапно разверзлась огромным атомным взрывом и всепожирающим пожаром на 4-м энергоблоке реактора РБМК самой мощной советской атомной электростанции - Чернобыльской АЭС. Десять дней полыхал атомный ад, выбрасывая ввысь и окрест 380 млн. кюри радиоактивности. Подразделения пожарной охраны предприятия и города самоотверженно, рискуя жизнью, в раз ставшей короткой, бились над укрощением ядерного огня. На место катастрофы, для целей ликвидации аварии также быстро прибыл академик физической химии Валерий Легасов (о нем "А.Н." писали в № 21 от 6 июня 2019 г. - автор), предложивший немедленно эвакуировать жителей города. Оценивая радиационную обстановку, он неоднократно совершал облеты бушующего реактора на военном вертолете, замерял уровни радиации в воздухе, но не на себе... Славский, вспоминая не без горечи, говорил: "Проклятое Чернобылье нанесло стране громадный урон. Причём до аварии они уже три года вели критические опыты. Дурье на месте и в министерстве. За них Александр Мешков (директор ЧАЭС - автор) совсем зря пострадал". Далее этот министр вспоминал: "Академики наши из института Курчатова нарекомендовали там черт знает чего. Они боялись, что топливо сплавится и образует раскалённую каплю, которая уйдет вглубь земли, в почвенные воды. Затеяли подводить плиту под ректор. Абсурд совершеннейший! Мне надо было ставить крест на их дурацких решениях, но я не стал вмешиваться - черт с вами копайте. Сколько сил ушло, людей облучили», - с досадой думал тогда министр среднего машиностроения. В другое время Ефим Павлович вспоминал: «Я, к сожалению, не знал и никто в Министерстве не знал, что на станции велись преступные эксперименты, которые неизбежно должны были привести к взрыву. Я прямо называю, и никогда не стесняюсь говорить, что взрыв этот рукотворный. Конструкция этого реактора надежная, это лучший в мире реактор. Я ручаюсь за это, и готов башку свою подставить рубите, если кто-нибудь докажет, что есть реакторы лучше»... Ох, как же был прав его любимый заместитель Анатолий Семенов, упорно возражавший ему, Славскому, 30 января того же года против передачи АЭС энергетикам. Сердце Анатолия не выдержало в тот же день, прямо на процедуре прощания с секретарем ЦК КПСС Михаилом Сусловым. Управление секретами – и беда, и наука Энергетики страны оказались в растерянности, так как специалисты Минэнерго СССР, заполучившего все АЭС от Минсредмаша, не имели достаточных знаний и опыта безопасной эксплуатации этих атомных объектов. В таком же состоянии пребывало и высшее руководство государства, держа в секрете обстоятельства этого ЧП государственного масштаба. Лишь 14 мая Генсек Михаил Горбачев вынужден был выступить с телевизионным обращением о Чернобыльской катастрофе. И только 25 мая главный атомщик страны Ефим Славский получил официальное предложение прибыть на ЧАЭС, оценить аварийную ситуацию и действовать. Тогда еще мало кто знал, кроме Горбачева и его окружения, что к этому времени в мире (США и СССР) были разработаны космические средства искусственного высвобождения энергии земной коры. Эта деятельность имела двоякий характер применения: мирный и военный. И мало кто знал ещё и о том, что сейсмологи страны в тот период зафиксировали в зоне ЧАЭС локальное землетрясение в 10-11 баллов, и именно в период злополучных экспериментов по повышению безопасности ЧАЭС. Напомним и то обстоятельство, что США в то время (с 1981г.) уже имели беспрецедентные возможности маневрирования воздушно-космических объектов в воздушном пространстве Советского Союза с элементами воздействия на подстилающую поверхность земной коры... Не знали энергетики и о взрыве ядерного реактора с трагическими последствиями на подлодке К-431, произошедшего 10 августа 1985 г. на Дальнем Востоке. Тогда шла перезарядка активных зон реактора лодки с поднятием его крышки при помощи плавучего крана, который мгновенно встряхнули большие волны от преступно проходящего мимо на скорости торпедного катера (торопились на рыбалку – автор). И в результате многотонная крышка со всеми регулирующими стержнями вылетела из реактора с мощной цепной реакцией. Атомный взрыв разбросал по пирсу многочисленные фрагменты нескольких десятков человеческих тел и смертоносную радиацию, сопоставимую с Чернобыльской. Тщательно засекреченные материалы о той океанской катастрофе не могли дойти до экспериментаторов ЧАЭС. А в них – поразительное сходство обстоятельств катастроф, включая резкий сдвиг, толчок… На краю ядерного ада... возраст Прибыв на место чернобыльской катастрофы, 88-летний министр Славский вместе с дозиметристом (больше никому он не разрешил следовать с ним - автор), надев респиратор, в своем неизменном рабочем сером плаще сразу пошел к первому, затем ко второму энергоблокам, дошел он и до третьего... Дозиметр безудержно и угрожающе трещал и «фонил», показывая экстремальный уровень радиации. Славский постоял немного, осмотрел пепелище четвертого реактора, подумал и вернулся к ожидающим его с мертво-бледными лицами специалистам… Ему на всю жизнь врезался в память случай, произошедший на первом промышленном уральском реакторе – «Аннушке» (на «Маяке»). Тогда, еще в 1948 г. в критический момент аварии, его самый любимый ученый Игорь Курчатов, стремясь как можно скорее вывести реактор из аварийного "козла", сидел на ящике в рабочей (опасной - автор) зоне и перебирал руками мощные облученные урановые блочки, отбраковывая их, торопился быстрее запустить этот капризный реактор. "Если бы он досидел, пока бы все отсортировал - еще тогда бы он мог погибнуть"- вспоминал Славский эту нештатную ситуацию. Курчатов для него оказался человеком стойкого мужества. А еще Славский помнил, как врачи той же «Сороковки» (Челябинска – 40) настойчиво рекомендовали ему и членам госкомиссии по ликвидации аварии на "Маяке" эвакуировать город, а другие специалисты предлагали вместо пораженных заводов комбината строить новые на заранее отобранной площадке второго или третьего варианта. Еще тогда, в 1957 г. министр Славский и заместитель главного инженера «Маяка», будущий заместитель министра Анатолий Семёнов отстояли и город, и комбинат, который безостановочно выдавал спасительный для страны оружейный плутоний. И это потому, что тогда у озерчан не было страха ни за свои тела, ни за жизни. У них было счастливое состояние души от осознания, что делают великое праведное дело всей страны и спасают её… И вот сейчас, вернувшись от третьего блока ЧАЭС к своим соратникам по атому и "чужим" - энергетикам, Ефим Павлович тихо, но с уверенностью сказал: "Будем работать". Несмотря на то, что под обломками 4-го энергоблока оказались 180 тонн топливного урана-235 и 70 тысяч тонн радиоактивных элементов здания и технологии, Славский профессионально определил, что все же есть реальная возможность вернуть ЧАЭС к рабочему состоянию. Но как? Ответ на этот вопрос, похоже, уже не интересовал высшее руководство страны. Возобладала концепция саркофага, которую Ефим Павлович все же поддержал. Заслуженный строитель РСФСР, ликвидатор аварии на ЧАЭС Игорь Беляев, вспоминая первое посещение Славским Чернобыля, говорил: "Его уверенность, твердость вселила веру всем, что всё будет работать, вплоть до третьего блока... И когда последний раз были на площадке саркофага, он произнёс: "Я первый построил атомный блок и первый захоронил реактор". И в этот же день он был вызван в ЦК. Взял трубку... и был удивлён, что ему надо быть там сегодня. Он объяснил, что находится в Чернобыле... Вызов перенесли на два дня». «Дурная поспешность вызова – не к добру», - подумал атомный министр. Это был последний раунд Ефима Славского в его битве за мирную ядерную энергетику… Прибыв к премьеру Николаю Рыжкову, министр Славский из трехчасовой никчемной беседы понял, что тот что-то затевает с ним и не по своей воле, а указке Мишки Горбачева. «Ну, что мне писать заявление?», - спросил Ефим Павлович. Премьер вдруг смутился, и, внутренне обрадовавшись, скрепя выдавил: «Возраст…, возраст…» и пошел провожать министра в приемную. Там Славский написал на подвернувшемся клочке бумаги синим карандашом просьбу освободить его от занимаемой должности в связи с болезнью левого уха… По обкомовской путевке в «счастливый» первый состав… Их жизненный путь был «далёк и долог» и им «нельзя повернуться назад». Это тоже о них - атомщиках в знаменитой песне А. Пахмутовой и Н. Добронравова. Страна с нетерпением ждала ядерной защиты. Еще в 1946 г. первый директор завода № 817 Быстров буквально не вылезал из Челябинского обкома, который вплотную занимался подбором кадров на «Базу-10». В 1947 г. специальными постановлениями правительства сформировался первый руководящий состав завода № 817 во главе со Славским, его заместителем стал Быстров, а начальником объекта «А» (реактора «Аннушки» - автор) – Михаи Котельников, которого сменил через 7 месяцев по состоянию здоровья Сергей Пьянков. Главным технологом этого объекта стал Владимир Меркин, а научным руководителем - Игорь Панасюк. Это при нем впервые (8 июня 1948 г. в 00 час. 30 мин.) случилась историческая СЦР (самоподдерживающаяся цепная реакция – автор). Тогда за пультом сидели Курчатов и он, а около них стояли Ванников, Славский, Музруков, Меркин и др. специалисты, сменные дежурные. 01 января 1949 г. Спецкомитет при СМ СССР назначил Николая Архипова начальником объекта «А». Родился он в 1907 г. в Полоцке Витебской губернии. По окончании Бежицкого машиностроительного института в 1935 г. прибыл на Челябинский тракторный завод и работал там заместителем начальника сталелитейного цеха. 14 октября 1946 г. он по направлению Челябинского обкома прибыл на Объект «А» и начал трудиться начальником смены службы управления реактором. Он был участником всех пусковых процессов на «Аннушке» вместе с Курчатовым, Славским, Семеновым. Он был «свидетелем» двух крупных аварий, «козлов» на реакторе «А», чреватых большими облучениями персонала. На этом объекте он проработал пять лет. Награжден орденами Ленина, Трудового Красного Знамени и «Знак Почета», медалью «За трудовую доблесть». Скончался в возрасте 56 лет (1963 г.). Нам следует отметить, что в 1946-1947 гг. Челябинский обком партии сформировал первую сотню квалифицированных работников будущего «Маяка», из которых около 50 человек работали в первом составе первого промышленного реактора, спасшего мир на Земле. Из них было 11 человек участников Великой Отечественной войны 1941-1945 гг., один даже – Гражданской войны. Конечно же, все они по праву доблести и отваги перед Великой Державой заслуживают широкого внимания прессы. Все они самоотверженно трудились под началом легендарного министра Ефима Павловича Славского.