Американский проповедник увел в джунгли сотни человек и убил их. В нем видели бога

Территория общины Джонстаун, спрятанная в джунглях Гайаны, была буквально усыпана сотнями трупов. Взрослые, юные и даже младенцы, мужчины и женщины, белые и черные: все они были членами религиозной секты «Храм народов». 18 ноября 1978 года 900 американцев добровольно ушли из жизни по призыву своего духовного лидера Джима Джонса. Но те, кому посчастливилось выжить, считают произошедшее массовым убийством. «Лента.ру» разбиралась, как человек из американской глубинки смог привлечь тысячи последователей и внушить им свои параноидальные идеи. «Поторопитесь, дети мои. Поторопитесь», — приговаривал Джонс, пристально следя за принимающими яд последователями. Сначала они впрыснули цианид калия в рот своим детям, а теперь сами разбирали стаканы с фруктовым напитком, смешанным с отравой и седативными препаратами. Люди один за другим умирали на его глазах, по его призыву, за его идею. Он называл это «актом революционного суицида в качестве протеста против этого бесчеловечного мира». Теперь же его помнят как основателя деструктивной секты, а по сути — убийцу. «Он был хищником, который мастерски освоил искусство заманивать совершенно разных людей», — так спустя много лет о Джиме Джонсе будут отзываться последователи, которые смогли вовремя покинуть его общину. И хотя детство и юные годы будущего гуру не отличалась от тысяч других американцев, возможно, именно там скрываются корни его жестокости и безумных идей. Джонс родился в мае 1931 года в местечке Крит в американском штате Индиана. Из-за экономических проблем во время Великой депрессии семья переехала в городок Линн, где он в итоге и рос в лачуге без канализации. Его мать постоянно работала, а отец — ветеран Первой мировой войны — опустился до алкоголика-расиста, из-за чего они с Джонсом долгие годы не общались. Сверстники Джонса считали его странным. По их словам, он жаждал внимания, был одержим религией и смертью. Они рассказывали, что мальчик регулярно устраивал похороны для животных, а однажды будто бы вообще сам зарезал кота. Кроме того, он интересовался социализмом и вроде как даже был очарован действиями Адольфа Гитлера и его смертью. Сам Джонс позднее говорил, что ощущал себя изгоем: его никогда не принимали, он недополучал любви. Из-за этого он даже пошел в самую презираемую и отвергаемую церковь в округе, в которой собирались пятидесятники, где его неожиданно приняли со всем радушием. Джонс окончил школу с отличием в 1948 году, женился годом позже на медсестре, несколько раз переезжал, пока не осел в Индианаполисе. Здесь он начал ходить на собрания Коммунистической партии США, при этом продолжая посещать церковные службы. По его словам, он всегда ощущал себя частью чего-то иного, а не американского общества, а также достаточно рано прочувствовал проблемы чернокожих. «Мне казалось ужасным, что один человек имеет гораздо больше, чем другой. Я совершенно не мог принять капитализм. (...) Я подумал: как я могу продемонстрировать свой марксизм? Пришла мысль внедриться в церковь», — рассказывал Джонс в одной из своих речей. Несмотря на коммунистические взгляды, в 1952 году ему разрешили начать обучение на пастора в методистской церкви. Он начал проповедовать, однако затем расстался с методистами: им слишком не нравились его речи о равенстве. В итоге в 1956-м Джонса рукоположили именно пятидесятники из «Ассамблеи Бога», а еще через восемь лет и протестантская «Церковь Христа», с которой у него были тесные отношения. В то же время вместе с женой Марселин они начали строить идеальную, как они ее называли, «радужную семью». Они постепенно усыновили шесть детей, среди которых были ребята как с корейскими, так и с индейскими корнями. Кроме того, они стали первой белой парой в Индиане, которая взяла в семью чернокожего мальчика. Его назвали в честь приемного отца: Джим Джонс-младший. Также у них был единственный родной сын Стефан. Пара считала свою семью зеркалом того, каким на самом деле должен быть мир. Еще до посвящения в сан Джонс создал собственное религиозное движение, которое, сменив несколько названий, в итоге и стало печально известным «Храмом народов» (Peoples Temple). Это было нечто новое для американцев, поскольку там принимали всех: и белых, и черных, и индейцев, и азиатов. Джим проповедовал смесь элементов христианства с коммунистическими и социалистическими идеями, но особый упор делал именно на социальную справедливость. «Высшие начала. Полное равенство. Общество, в котором все вещи общие, нет богатых и бедных, нет рас», — таким был девиз его церкви. Очевидцы рассказывали: в «Храме народов» людей привлекало чувство духовного единения, там чернокожие или бедные люди не ощущали отторжения. Для этого Джонс просил всех приходить в самой простой и не слишком вычурной одежде. Помимо церкви, он организовал реабилитационный центр для наркозависимых, дом престарелых, начал оказывать помощь бездомным: их кормили, помогали с детьми, оказывали медицинскую помощь. В то же время бывшие прихожане отмечали: Джонсу всегда нравилась власть, нравилось именно то, как люди внимали священникам. Некоторые считают, что он с самого начала понимал, что привлечь большое число людей — значит получить их деньги. По их словам, окружающие всегда слышали от него то, что хотели услышать, а в нем самом сочетались две противоположности: «добро привлекать людей и зло контролировать их». «Храм народов» разрастался, Джонс параллельно занимался расовой интеграцией в штате, за что его активно критиковали. Постепенно в своих проповедях он стал все меньше и меньше говорить о боге, уделяя все больше внимания трансформации социума. Он заводил речи о переезде, если вдруг к власти придет диктатор, а также утверждал, что прихожан готовы арестовывать за их прогрессивные взгляды. «Никто из моих детей не окончит дни в концентрационных лагерях. Им придется сначала убить всех нас», — заявлял Джонс. В начале 1960-х в его речах появились и апокалиптические нотки: он призывал последователей быть готовыми к Армагеддону, ядерной войне. Сильно повлияла на его мысли статья в журнале Esquire, в которой описывались девять самых безопасных мест на случай ядерной войны. Среди них была Бразилия, куда Джонс задумал перебраться с «Храмом» и даже отправился с семьей «на разведку». В итоге он провел за границей больше полутора лет, заглянул даже в соседнюю Гайану, но был вынужден вернуться. В 1965-м Джонс убедил полторы сотни самых верных последователей переехать с ним из Индианы в Калифорнию ради безопасности — север штата был под номером один в той самой статье Esquire. Новый социалистический рай на Земле решили строить в долине Редвуд. Работа на сельхозугодьях, общее хозяйство, равное распределение благ привлекали людей, а социальная повестка и харизма Джонса, к тому времени начавшего проводить лекции в больших городах, многим пришлись по вкусу. В начале 70-х, когда он перенес основную деятельность в Сан-Франциско, его последователями считались около 5 тысяч человек. Примерно в то же время Джонс начал практиковать «исцеление верой». Это были чистого рода постановки: он уговаривал людей притворяться больными, а затем «исцелял» их одними словами. Это был хороший способ укрепить свой статус духовного лидера, а заодно привлечь еще больше людей и денег. Последователи и впрямь считали, что проповедник наделен божественной силой и может чуть ли не по воде ходить. «Я думала, что он может исцелять, потому что я видела исцеления. И я считала их реальными», — рассказывала одна из них. В то время члены «Храма народов» называли Джонса добрым и щедрым, а также прозвали Отцом. «Некоторые видят во мне бога. Они видят во мне Христа», — отмечал сам священник. В Сан-Франциско Джонс начал все больше увлекаться политикой, с ним встречались как представители местных элит, так и люди из Вашингтона. Постепенно последователи «Храма народов» стали для него политическим инструментом: он мог, к примеру, легко созвать нужное количество людей на выборы или какие-либо массовые акции. «У меня больше власти, чем у кого-либо, но моя сила зависит от вашей веры и вашей готовности служить», — говорил он. Большая власть очень скоро привела к тотальному контролю за паствой. Дома последователей незаконно обыскивали, изучались их банковские счета. Людей заставляли подписывать совершенно пустые бланки, на которых могли затем печатать признания в самых разных преступлениях: якобы они и воры, и педофилы, и издеваются над своими детьми. Все это было необходимо для манипулирования и шантажа на случай, если кто-нибудь решится уйти из церкви. Постепенно Джонс прямо во время проповедей начал говорить о сексе, а также своих «похождениях». Он заявлял, что является единственным бисексуальным человеком на всей Земле, и утверждал, что ему приходится спать как с мужчинами, так и с женщинами «ради социализма». Постепенно под его контролем оказались не только умы последователей, но и их тела: люди просто не могли отклонить знаки внимания со стороны «самого Отца Джонса». Он же этим с удовольствием пользовался. Глава «Храма народов» также ввел систему наказаний. Они эволюционировали от написания десятков страниц извинений до телесных: людей вызывали из числа собравшихся на проповедь и на глазах у всех показательно били. На оставшихся с того времени аудиозаписях отчетливо слышно, как Джонс во время подобных избиений хихикает и даже откровенно смеется. Естественно, полностью заморочить голову всем прихожанам у Джонса не получилось. Несколько человек обратили внимание на то, что его слова о равенстве рас расходятся с делом: весь ближайший круг священника состоял сплошь из белых людей. А когда они собрали и другие нестыковки, а затем прилюдно озвучили их, проповедник был в ярости. В то же время из церкви начали уходить люди, недовольные порядками. Они рассказывали внешнему миру о нелицеприятном происходящем в застенках «Храма», их же клеймили предателями. Все это способствовало развитию паранойи Джонса. Он нагнетал страх, рассказывал, что за церковью следят Федеральное бюро расследований и Центральное разведывательное управление, что против нее строят козни и ведут агрессивную кампанию. В 1973 году мужчина впервые заговорил о суициде как средстве привлечения внимания: «ради социализма, ради коммунизма, ради освобождения чернокожих, ради освобождения угнетенных» и протеста против капитализма. Прихожане от подобной темы сначала были в шоке, а потом попривыкли и приняли подобные ремарки за отстраненные рассуждения. Со своими помощниками же Джонс устраивал странный ритуал: угощал всех напитками, а затем объявлял, что жидкость отравлена, и у них есть час жизни. После же он объявлял, что все это шутка, они прошли тест и готовы умереть за идею церкви. Никто и не мог подумать, что Отец на самом деле готов сделать что-то плохое. «Его поведение было совершенно иррациональным, а вы просто начинали плыть по течению от страха. Страха того, что может случиться, если вы уйдете из церкви, какая опасность там поджидает, — рассказывала одна из прихожан. — Он смог стать хищником, но в то же время предоставлял вам все, что только нужно было для жизни». И пока последователи пытались понять, что им нужно делать в своей жизни лучше, проповедник упивался своей безграничной властью над «Храмом», натравливал людей друг на друга, разрушал семьи. К тому моменту Джонс уже давно и прочно зависел от наркотиков. В 1974 году глава «Храма народов» арендовал у правительства южноамериканской Гайаны более 15 квадратных километров земли посреди джунглей. К тому моменту он уверился, что именно в этой англоговорящей стране он сможет построить социалистическую общину-утопию для своей церкви. Основное строительство коммуны, прозванной в честь основателя Джонстаун, начали небольшой группой в 1976-м. Несмотря на труднодоступность места и жаркий климат, претворять свою мечту в жизнь членам церкви очень нравилось. Они работали на энтузиазме и чувствовали себя счастливыми. В Гайане, помимо домов, был сделан павильон для общего сбора, созданы посевные площади, свинарник и курятник, а также собственная клиника и детский сад. В США отправляли пропагандистского рода видеозаписи о том, как же хорошо живется в общине в Гайане. Ролики, в которых Джонс говорил о единении с природой, свежей еде, ловле рыбы, купании в чистейшей воде, крутили по воскресеньям в церкви. Однако многие из них были постановочными: «свои бананы» на видео, к примеру, бывали с наклейками от производителей, то есть просто-напросто куплены. На самом же деле община не могла производить достаточно еды для всех. К 1977 году люди, успевшие покинуть церковь, стали опасаться, что в «Храме народов» происходит что-то не то, и решили обратиться к журналистам. Деятельность организации в США начала привлекать все больше внимания, а рассказы о жестокости ее лидера — активно освещаться. В итоге было принято решение перевозить последователей в Гайану. Отправляли их в общину в разное время через аэропорты в разных городах. Самый массовый приток населения в Джонстаун пришелся на июль и август 1977 года, когда туда перебрались 500 человек. Через год их было уже 900. Достаточно быстро прихожане понимали, что попали совсем не в обещанный им рай, а, по сути, на плантации, в рабочий концлагерь. Прямо на въезде в Джонстаун стояла вышка с вооруженными охранниками, сразу после прибытия у всех забирали деньги и паспорта. Работали все не менее, чем по 16 часов в день и даже в самую жару. Ради небольшого перерыва люди готовы были даже «случайно» получить травмы: к примеру, просили других дать им кувалдой по пальцу. Они были полностью отрезаны от мира: ни у кого не было даже радио, обо всем происходящем в Джонстауне узнавали непосредственно от главы поселения. Его голос постоянно транслировали через громкоговорители. Джонс сообщал последователям новости, которые просто-напросто выдумывал. Постепенно идеи проповедника становились все более сумасшедшими, а община все сильнее напоминала секту. Джонс постоянно ходил с микрофоном и говорил. Он заявлял, что за пределами коммуны жизни нет, сообщал о заговоре против «Храма», рассказывал о вооруженной борьбе даже за едой. Если на общих собраниях кто-то чем-то возмущался, то этого человека выводили прочь, накачивали наркотиками и держали в изоляции. Людям запретили есть со своей семьей, говорить с родными, смотреть другим в глаза, общаться. Начались постоянные учения, причем проводились они не только днем, но и ночью. Через громкоговорители внезапно сообщали, что на общину наступают вооруженные люди, которые отберут детей и будут их пытать. Жители должны были выстраиваться с оружием по периметру для защиты. Джонс продолжил активно продвигать идею массового «революционного суицида». Он утверждал, что умереть за общину во время нападения врага — это нормально. Были введены так называемые белые ночи: людей будили, собирали в павильоне, давали стаканы с «отравленным» напитком и говорили, что они должны совершить суицид. И если на первом общем голосовании Джонса эту идею поддержали только два самых близких ему человека, то постепенно все больше последователей начали склоняться к тому, что это будет приемлемым выходом из ситуации. Обитатели общины постепенно «ломались»: они были истощены как физически, в том числе от нехватки еды, так и морально. Что до Джонса, то у него был дом с кондиционером и небольшим холодильником, в котором всегда стояли прохладные бутылочки Pepsi. За конфету из его рук люди готовы были «сдать» кого угодно, он же был единственным в Джонстауне, кто набирал вес. Пока Джонс прессовал свою общину в Гайане, в Сан-Франциско продолжали греметь истории бывших членов «Храма». Поднимали волну недовольства и семьи людей, уехавших в Джонстаун: они не могли установить связь с родными и просили помощи. Информация о действиях церкви и слухи о нелегкой жизни в джунглях дошли до Лео Райана — демократа и члена палаты представителей Конгресса. Мужчина был известен тем, что посещал места, куда другие законодатели соваться не решались. В частности, однажды он добровольно провел восемь дней в тюрьме, чтобы проверить условия содержания. Райан решил лично поехать и изучить ситуацию в Джонстауне. Прибыл он в Гайану в ноябре 1978 года на небольшом самолете. С конгрессменом были члены его команды, несколько журналистов и обеспокоенные родственники. Приземлились они на взлетной полосе городка Порт Каитума — он был ближайшим к общине (находился от нее примерно в восьми километрах). В Джонстауне конгрессмену показали территорию, он смог пообщаться с жителями: они чуть ли не наперебой утверждали, что им все нравится, прекрасно живется, да и в целом все тут счастливы. Делегацию накормили, в честь посетителей устроили концерт. После него Райан выступил с речью, в которой отметил, что люди, похоже, и правда, довольны местной жизнью, им все нравится, так что опасаться нечего. Его слова сорвали массовые аплодисменты. Возможно, даже более массовые, чем того требовала атмосфера. В то же время одному из журналистов по-тихому передали записку, в которой говорилось о желании покинуть Джонстаун. «Я смотрела на эту записку, и думала: "Боже мой, это правда. Все, чего мы боялись, — правда"», — рассказывала позднее помощница конгрессмена Джеки Спейер. Джонс же, когда ему показали письмо, вспотел, занервничал, объяснил все тем, что люди очень много врут, и попросил оставить общину в покое. После этого к делегации стали подходить люди, желавшие вернуться в США. Глава «Храма» пытался отговорить их, но в итоге прилюдно дал добро на отъезд. В душе же он, судя по всему, воспринял желание последователей как предательство и поражение. Поэтому когда делегация уехала из Джонстауна, Джим Джонс отправил за ними своих охранников с наказом: не дать улететь. Пожалуй, все могло бы произойти хоть немного иначе, если бы делегация не ждала второго самолета в Порт-Каитуме. Его пришлось запрашивать через посольство США, так как на первом просто не хватило места для шести пожелавших вернуться. К тому моменту, как самолет прилетел, и все начали в него грузиться, на взлетное поле выехал трактор с прицепом. Из него вышли три человека с оружием, еще несколько поднялись из-за бортов. Началась стрельба. Несколько человек смогли спрятаться в кустах, остальным повезло меньше. Лео Райана убили (впоследствии на его теле насчитают два десятка пулевых отверстий), в месте с ним погибли три журналиста и женщина из числа из «дезертиров». Ранения получили более 10 человек, некоторые из них смогли выжить буквально чудом. «Конгрессмен мертв. Предатели мертвы. (...) Вы думаете, они позволят нам выйти сухими из воды?» — объявил в это время своим последователям Джонс. Поскольку вот так вот запросто расправиться с делегацией и вернуться к обычной жизни нельзя, предложенный выход был простым и репетировался уже неоднократно: «Если мы не можем жить в мире, давайте умрем в мире». Возражения против давно навязанного общине решения, возникли лишь у одной женщины: она недоумевала, почему же так важно умирать из-за того, что несколько человек ушли, выбрав свою судьбу. Ответил ей не Джонс, а такие же, как она, члены «Храма народов». По их словам, собственной жизни не существует, да и все они вообще дожили до этого момента лишь благодаря проповеднику. Решение было принято. Вооруженные люди окружили дом собраний. Джонс потребовал принести бочку: в ней смешали фруктовый напиток (Flavor Aid, который затем примут за более известный Kool-Aid), седативные и цианистый калий. Сначала яд впрыснули детям, затем стаканы начали разбирать взрослые... Джонс дождался, пока его почитатели перестанут подавать признаки жизни и последовал за ними. Вот только умер он не от отравленного сока, а от пули. В Джонстауне осталось более 900 трупов. Еще пять человек последовали за своим лидером в гайанской столице Джоржтауне, где у общины была собственность. Впрочем, есть в этой истории и выжившие — помимо спасшихся на взлетной полосе. Так, одна из жительниц общины решила спрятаться под кроватью, да там и заснула. А когда проснулась все вокруг уже было усеяно трупами. В живых осталась и группа молодежи, в том числе два сына Джима Джонса: родной Стефан и чернокожий Джим Джонс-младший. В тот день они как члены баскетбольной команды были в гайанской столице на матче, а когда получили от отца весть о революционном решении, то попытались прорваться домой, а не бездумно последовали приказу. Спастись удалось и другим. Кому-то посчастливилось поехать по делам немного раньше, а вот Тима Картера отправили по срочному заданию прямо перед последним массовым сбором в павильоне. По рассказу мужчины, помощник Джонса вручил ему сумку с деньгами и велел передать их в посольство СССР в Джорджтауне: он считал, что русские могли бы дать членам «Храма» убежище после смерти конгрессмена Райана. Как и любая трагедия, произошедшее в Джонстауне не осталось без теорий заговора и неоднозначностей. Считается, что некоторые сектанты не пили отраву, а вкалывали себе смертельные инъекции — на десятках трупов обнаружат следы от иголок. Этот же факт позволяет некоторым считать произошедшее убийством: людей ведь могли насильно накачивать ядом, а трупы, пролежавшие на тропической жаре несколько дней, после трагедии почти не исследовались. По другой теории, произошедшее было вовсе не массовым самоубийством. Якобы это спецслужбы США решили избавиться от членов коммуны, потому что те запросили убежища через посольство СССР. Сейчас место, где когда-то располагался Джонстаун, поглотили джунгли: найти там можно разве что старую вывеску на въезде. После трагедии дома хотели отдать беженцам, затем их разграбили местные гайанцы, но жить в них из предубеждений так и не стали. В середине 1980-х постройки уничтожил пожар. Трагедия Джонстауна настолько глубоко впечаталась в сознание американцев, что любую идею строительства идеальной общины они сразу воспринимали в штыки. Так было и с индийским гуру Ошо, который в 1980-е перебрался в США. Однако постепенно страшные события, как и память о них стираются из памяти. Остаются лишь косвенные свидетельства, как например вошедшее в обиход выражение «drink the Kool-Aid» — «пить Кулэйд», если переводить дословно. Значит «слепо верить, следовать убеждениям».