Роботы как арт-объекты
Две хирургические лампы переговариваются шепотом, обсуждая взятые из интернета текущие российские новости, при этом обсуждают они их с помощью словесных выражений, взятых из собрания сочинений Достоевского. Это не бред и не сцена из фантастического мультфильма: арт‑объект «Борги и Бес» — плод сотрудничества австрийского художника Томаса Фойерштайна и российских специалистов по искусственному интеллекту. Встреча художника с кибернетиками — отдельный проект, реализованный российским фондом Laboratoria Art&Science. О деятельности этой культурной институции и перспективах технологического искусства «Инвест-Форсайт» беседует с основателем и куратором фонда Дарьей Пархоменко. — Скажите, пожалуйста, что из себя представляет ваш фонд? — Фонд Laboratoria Art&Science я основала в 2008 году — моей целью является развитие science-art в России, для чего было необходимо обеспечить прямое взаимодействие современных художников, учёных и инженеров. Художники, даже заинтересованные в осмыслении современной науки и технологий, зачастую не имеют возможности вступить в прямой контакт с исследовательскими группами: сказываются и различия между языками интеллектуальных культур, и отсутствие профессиональных навыков коммуникации, и бюрократия. Я — куратор, который активно создает ситуации столкновения совершенно разных интеллектуальных сообществ, из которых впоследствии вырастает близкое сотрудничество и совместное создание новых произведений. Некоторые области наших интересов: изменение климата, альтернативная энергетика, биотехнологии, квантовая физика, нейронауки, ИИ. — Участие зарубежных авторов обязательно? Какие художники у вас участвуют? — В России мало художников, которые бы профессионально занимались science-art и технологическим искусством вообще; кроме того, как наука, так и искусство — глобальные феномены, и было бы странно ограничиваться национальными границами. Вот некоторые имена наших постоянных российских участников: Дмитрий Каварга, Дмитрий Морозов, группа «Куда бегут собаки», группа Electroboutique, Елена Никоноле. Из зарубежных регулярных резидентов: Memo Acten (Турция-Великобритания), Агнес Майербрендис (Германия), Ральф Брекер (Германия), Шпела Петрич (Словения), Semiconductor (Великобритания), Николя Ривз (Канада) и другие. В 2016 году мы привезли в Москву австрийского художника Томаса Фойерштайна, он участвовал во встречах со специалистами в области машинного обучения, основанных на нашей авторской методологии Laboratoria Art&Science — из этих встреч вырос наш большой совместный проект Borgy&Bes: роботическая инсталляция, впервые представленная в прошлом году на выставке в MMOMA. — По вашей методологии? — Мы разработали собственную методологию, которая позволяет выстроить взаимодействие, обогащающее все стороны — не только художников. — А какая мотивация у ученых сотрудничать с художниками? — Побочным эффектом любого взаимодействия оказывается популяризация науки — даже если мы не прославляем новые технологические достижения, а относимся критически к социальным последствиям их внедрения. Кроме того, наши задачи и идеи зачастую необычны для учёных: они получают возможность провести эксперименты и проверить идеи, которыми бы не стали заниматься в более академичной атмосфере. Так что для них участие в наших проектах — это яркий и необычный опыт. Сами они говорят — это fun. — И из этих встреч вырастают какие-то проекты? — Обязательно. Иначе мы бы и не работали. Все встречи модерируются, у них есть цель, которая приводит к реальному продукту. — В итоге будет создан некий арт-объект? — Правильнее сказать «проект». Это не всегда объект, иногда это процессуальная инсталляция или инсталляция в Сети. В некоторых проектах ученые даже выступают соавторами. Это, как правило, долгосрочные взаимодействия. Чем более качественный продукт мы хотим получить, тем более долгосрочной является коммуникация. — Можете назвать некоторые интересные проекты последнего времени? — Один из последних проектов — Borgy&Bes, я его уже упоминала выше. Это две хирургические лампы, которые превратились в роботизированных кибернетических существ — Borgy (сокращение от «киборг») и Bes (от «Бесов» Достоевского). Они двигаются, шепчутся, разговаривают друг с другом и обсуждают актуальные российские новости, которые узнают в режиме реального времени из интернета, на языке XIX века, как в произведениях Достоевского. Это замкнутая кибернетическая система, люди ей совершенно не нужны. Когда в зале много посетителей, они считывают это датчиками движения и стараются уклониться от любопытствующих слушателей. Как и у живых существ, у них есть потребности в общении, отдыхе, безопасности. Они движутся, стремясь их удовлетворить. Проект был сделан на базе междисциплинарного сотрудничества австрийского художника Томаса Фойерштайна и российских ученых: команды робототехников из Курчатовского института и ученых из лаборатории нейронных сетей и глубокого обучения МФТИ и проекта iPavlov. А вот другой пример с Мариной Абрамович, художницей сербского происхождения, которая живет в Америке. Ее называют «бабушкой перформанса». У нее есть известный проект — минималистический перформанс «В присутствии художника», где художница сидит и смотрит зрителю в глаза. Она показывала этот перформанс в Нью-Йорке, и им очень заинтересовались психотерапевты, психологи и нейрофизиологи. Зрительный контакт и невербальная коммуникация плохо изучены, а перформанс показал, что такое взаимодействие, видимо, сильно влияет на состояние человека. Когда Марина приехала в Москву, мы познакомились, она уже видела все наши работы на тему мозга, и пригласила меня курировать совместный проект. Вместе с российскими инженерами мы сделали в Москве новую версию проекта — «Измерение магии взгляда», где люди уже не просто смотрели друг другу в глаза, а были подключены к электроэнцефалограграфам, которые считывали и записывали активность мозга участников и выводили данные на специальные экраны. Таким образом, мы исследовали гипотезу художницы, что в определенные моменты происходит синхронизация активностей мозга смотрящих, и люди выходят в такое уникальное пространство контакта. И действительно: наши и американские ученые установили, что в какой-то момент это происходит. — Выставочная деятельность входит в вашу сферу? — Мы делаем масштабные выставки. Последняя выставка «Демоны в машине» была в октябре-ноябре, ровно год назад, в Московском музее современного искусства на Петровке. Она состояла из 12 масштабных проектов, половина из которых была российских художников, а половина зарубежных; часть проектов была сделана специально для выставки, а часть привезенная. Больше восьми лет у нашего фонда была своя выставочная площадка, которая располагалась в Физико-химическом институте Карпова, между Садовым кольцом и Китай-городом. Потом какое-то время у нас не было своей площадки, мы делали выставки в музеях — и в России, и за рубежом. Последняя выставка за рубежом — «Кибернетическое сознание» — прошла в Бразилии, в Сан-Пауло. Сейчас мы в процессе открытия новой выставочной площадки в Новой Третьяковке на Крымском Валу. Новая Третьяковка предоставила нам пространство, мы сейчас занимаемся его ремонтом, открытие запланировано на февраль 2020 года. — Коммерческая составляющая есть в вашей деятельности? — Нет, наша модель функционирования основана на партнерско-спонсорской поддержке проектов. Все выставки довольно дорогие. В технологическом искусстве нужно не просто холсты по стенам развесить: мы работаем со сложным оборудованием, которое нужно настраивать, функционирование которого необходимо непрерывно поддерживать. Это довольно дорогостоящее и хлопотное дело. Поэтому на каждый проект у нас обычно есть генеральный и еще ряд спонсоров. Это частные компании, государственного финансирования у нас пока нет. Было несколько грантов, но с 2015 года грантовые программы на инновации в сфере культуры закрыли. Мы не связаны напрямую с рынком, но было несколько прецедентов, когда наши произведения были проданы частным корпорациям, коллекционерам. — Как по вашим ощущениям, растет ли спрос на технологическое искусство со стороны коллекционеров и арт-инвесторов? — Интерес большой, но пока не со стороны коллекционеров, а со стороны технологических компаний, заинтересованных в развитии своего бренда как глобального и прогрессивного. Произведения технологического искусства — это сложные системы, которые требует технической поддержки; носители и оборудование могут устаревать. Рынок технологического искусства, безусловно, перспективен, но у него немного другие законы, чем у традиционного рынка. Там мы просто купили холст, поставили в хороший температурный режим, правильно храним — все. А здесь нужны инженерные специалисты, которые будут обновлять оборудование, настраивать программное обеспечение, заменять вышедшие из строя компоненты. Есть в мире музеи, которые профессионально занимаются этими вопросами. И, конечно, когда технологическое искусство покупают, то покупают прежде всего его формулу, концепт, чтобы через какое-то время, через десятилетия, эту работу можно было восстановить даже из других компонентов. Самое главное — ее смысл. Беседовал Константин Фрумкин
