Для «своих» – свобода слова, для «чужих» – тюрьма. За что стоял Майдан?

По данным организации, с 1995 года на Украине убито 16 журналистов. Причем из доклада ЮНЕСКО, приуроченного к Дню прекращения безнаказанности за преступления против журналистов (2 ноября), следует, что на Украине с 2014 по 2018 год было убито 10 журналистов. То есть большая часть работников СМИ погибла именно после госпереворота на Майдане. Мы можем вспомнить имена украинцев Олеся Бузины, Павла Шеремета, Вячеслава Веремия, Вадима Комарова, россиян Андрея Миронова, Анатолия Кляна, Андрея Стенина, итальянца Андреа Роккелли — все эти журналисты были убиты после госпереворота и начала вооруженного конфликта на Донбассе. Только за два прошедших года Мониторинговая миссия ООН по правам человека задокументировала на Украине 96 нападений и случаев запугивания журналистов и блогеров. Подверглись нападениям праворадикалов житомирский журналист Руслан Мороз, киевлянин Владислав Бовтрук, съёмочная группа телеканала «112» и многие другие. С уголовным преследованием по статьям, связанным с национальной безопасностью, столкнулись десятки журналистов, многие из которых провели по несколько лет в СИЗО: Руслан Коцаба, Василий Муравицкий, Кирилл Вышинский, Дмитрий Василец и Евгений Тимонин, Елена Бойко, Олег Саган, я сам и многие другие. Никого из них не могут осудить, но и ни одно дело до сих пор не закрыто. Под постоянной угрозой вручения подозрения и обвинительного акта после проведенных у них обысков несколько лет находятся оппозиционный журналист из Одессы Юрий Ткачев, писатель, публицист и блогер Мирослава Бердник. Выдавленных же из страны под угрозой уголовного преследования или просто расправы журналистов вообще не перечесть. Почему эти всем занимается государство и нанятые им банды праворадикалов, понятно. Но почему коллеги-журналисты, пусть не из оппозиционного, а из провластного лагеря, так легко относятся к подобным вещам, а часто даже становятся в первые ряды преследователей? Если отбросить в сторону лирику о совести и порядочности, то хотя бы чувство самосохранения должно было бы работать. Ведь в любой момент все может перевернуться с ног на голову, и тот, кто был охотником, станет жертвой. Недавно я принял участие в круглом столе Международного общества прав человека (МОПЧ) в Запорожье. Правозащитники, журналисты, судьи и адвокаты в присутствии представителей мониторинговой миссии ОБСЕ обсуждали вопросы свободы слова и ответственности СМИ за разжигание ненависти, клевету, преследование людей за их политические взгляды и национальную принадлежность. В своем выступлении я на примерах показал, как уголовно преследуются оппозиционные журналисты, призывающие к миру, и как безнаказанно ведут себя журналисты провластные. Об этом особенно хотелось поговорить с теми, кто таких журналистов воспитывает, и я искренне благодарен доценту журфака местного университета Ирине Бондаренко за то, что она на такой диалог пошла, поскольку ряд других сотрудников вузов, услышав тему мероприятия, моментально растворились в тумане. Она согласилась с тем, что поведение указанных мной провластных журналистов неприемлемо, что за такие вещи надо отвечать. Все вроде бы неплохо, респектабельно и здраво, я был приятно удивлен. Оказалось, зря. Достаточно было Мирославе Бердник, тоже приглашенной на круглый стол, рассказать о том, как ее преследуют СБУ и неонацистские группировки, чтобы началось то, что, к сожалению, не могло не начаться. По словам Мирославы Александровны, следствие по ее делу (статьи такие же, как у меня — посягательство на территориальную целостность и содействие террористам) идет 4-й год, обвинение до сих пор не выдвинуто, результаты лингвистических экспертиз она не видела, но совершенно очевидно, что, если бы следователи нашли призывы к нарушению территориальной целостности, обвинительный акт уже был бы вручен. — Вы же должны понимать, что ваша свобода слова может ограничиваться интересами нацбезопасности. Вы должны знать, что этого нельзя делать — использовать свободу слова тогда, когда вы хотите сказать что-то против нацбезопасности и территориальной целостности, — перебила ее Бондаренко. — Причем здесь нацбезопасность, если за почти 4 года нет ни экспертиз, ни обвинения? Обыск только начался, а пресс-служба СБУ написала, что я призналась в сотрудничестве с ФСБ и даю показания на своих подельников, — заметила Бердник. — Тогда действительно есть противоправные действия в отношении журналиста. Но я говорю про источники. Почему к вам пришли, но не пришли ко мне? — Потому что она оппозиционная журналистка, — ответил я. — Почему это оппозиционная журналистика, а не антигосударственная политика? Если к вам пришла СБУ, то это антигосударственная политика. Здесь стоит остановиться. Известно, что уголовные статьи к журналистской деятельности (даже неэтичной, даже разжигающей ненависть и распространяющей клевету) применять нельзя, и вдруг если сказано что-то против нацбезопасности, то уже можно. Если к журналисту пришли эсбэушники (они у нас, конечно, самые честные и никогда ничего не фальсифицируют), то сам этот факт доказывает наличие антигосударственной деятельности. Опять же, если бы такое сказал завернутый в государственный флаг полоумный активист с тремя классами образования, я бы понял. Я даже видел на официальной странице СБУ в Facebook коммент «Служба Божья Украины», так что удивить меня довольно сложно. Но доцент кафедры журфака… Осмелюсь предположить, что, живя в параллельной вселенной, т.е. получая информацию об окружающем мире исключительно из принадлежащих украинским олигархам СМИ, человек искренне не может понять, почему СБУ пришла не к ней, тихо сидящей на своей кафедре, а к публично призывавшей к миру Бердник. Эта же инфантильность приводит ее к мысли, что СБУ мудра и справедлива, стоит на страже госбезопасности и приходит исключительно к плохим ребятам, а не выполняет заказ власти на политические репрессии против несогласных с проводимой политикой. Но выстроенный в сознании преподавателя кафедры журналистики волшебный мир этим не ограничивается. — В условиях военной агрессии я не знаю, насколько журналисты могут быть объективными, — заявила Бондаренко. — В такой ситуации это сложно. Журналист не имеет права дискриминировать человека за его политические убеждения, за национальную принадлежность. Но мы делаем определенные поправки на время и общественно-политическую и геополитическую ситуацию. Вот и пришли мы к тому, что дискриминировать человека нельзя, но если очень хочется (если есть политическая необходимость), то можно. Причем заметьте, если раньше шла речь об антигосударственной деятельности (фейковой или нет — это уже другой вопрос), то теперь оказывается можно дискриминировать за политические убеждения и даже за национальную принадлежность. Но простите, дискриминация государством его граждан за национальную принадлежность называется нацизмом. — Я просто не знаю ваших материалов, — лепетала Бондаренко, — я обязательно с ними ознакомлюсь, потому что, мне кажется, мы как-то пребываем вне… Да, оправдывая дискриминацию за политические убеждения и национальную принадлежность, преподаватель журналистики действительно пребывает вне: вне закона, морали и профессиональной этики. И собственно говоря, зачем она ознакомится с моими и Мирославы Бердник материалами? Чтобы решить, есть ли в них антигосударственная деятельность? Но это решит суд, а в моем случае уже решил. Главный вопрос — может ли журналист брать на себя функцию суда и решать, кто преступник? Судьи, адвокаты, общественные деятели хором сказали: «Не может!», а доцент журфака тут же берет и это делает. Напомню: в ежеквартальных отчетах УВКПЧ ООН говорится, что сейчас на Украине статьи УК о госбезопасности трактуются сотрудниками СБУ и прокуратуры слишком широко с целью политического давления на оппозиционных деятелей. — Мы же не говорим про массовые репрессии. Это же единичные случаи, — зачем-то выпалила Бондаренко, пытаясь оправдать то ли СБУ, то ли себя, как будто единичные случаи это нормально. — Мы говорим про массовые репрессии, начавшиеся с 2014 года. Это подтверждают ООН, ОБСЕ и другие международные организации. — Лидеры мнений, журналисты, писатели должны нести ответственность за выражение взглядов, которые противоречат национальным интересам нашего государства и территориальной целостности, — с «единичными случаями» ничего не получилось, поэтому Бондаренко решила сообщить всем, в том числе представителям ОБСЕ, что массовые репрессии — это тоже нормально. Но это статьи УК, а ведь в начале дискуссии она говорила, что Уголовный кодекс к журналистам применять нельзя. Теперь можно? Или можно только в отношении тех, кто не нравится? Так у нас и происходит, что подтверждается данными IFJ и ЮНЕСКО. И как там поживает Конституция Украины, согласно 34-й статье которой каждому гарантируется право на свободу мысли и слова, на свободное выражение своих взглядов и убеждений? Каждому! Давайте посмотрим на проблему со стороны Уголовного кодекса. После победы Майдана оппозиционных журналистов преследуют по следующим статьям: 258-3 (терроризм), 111 (госизмена), 110 (посягательство на территориальную целостность в нарушение норм, установленных Конституцией). Однако ст. 258-3 неприменима к журналистской деятельности, поскольку написание статей и съемка репортажей — это не терроризм. Что касается положения об «ином содействии террористической организации», оно бланкетное, т.е. отсылает к формам содействия терроризму, которые прописаны в ЗУ о терроризме и международных конвенциях о борьбе с терроризмом. Там говорится о финансировании, вербовке, вооружении и т.д., но нигде нет ни слова о такой форме содействия, как инфоподдержка. Поэтому квалификация любого журналистского или блогерского материала по ст. 258-3 УК Украины попросту незаконна. Кроме того, чтобы человек мог замыслить преступление (а во всех обвинениях говорится именно о преступном умысле) в виде поддержки террористической организации, таковая должна быть признана судебными органами Украины в установленном законом порядке. То есть чтобы доказать такое обвинение, следователь и прокурор должны привести доказательства террористической деятельности (в нашем случае ДНР и ЛНР) и доказать в суде, что таковая имеет место. И только после этого обвинять человека в поддержке этих организаций. Однако пока этого никто даже не пытался сделать. За госизмену журналистов тоже судить нельзя. В ст. 111 четко прописано, что закон считает госизменой: переход на сторону врага в условиях военного положения или в период вооруженного конфликта, шпионаж, оказание иностранному государству, иностранной организации или их представителям помощи в проведении подрывной деятельности против Украины. Но и по ст. 110 за «умышленные действия, совершенные с целью изменения границ территории или государственной границы Украины в нарушение порядка, установленного Конституцией Украины, а также публичные призывы или распространение материалов с призывами к совершению таких действий» тоже судить нельзя. Дело в том, что «порядок, установленный Конституцией Украины», — статья 73: «Исключительно всеукраинским референдумом решаются вопросы об изменении территории Украины». Выходит, призывы к референдуму о федерализации или о решении вопроса, скажем, Донбасса, что чаще всего вменяют журналистам в рамках ст. 110 УК, — это абсолютно законно. Кстати, когда прокуроры пишут, что человек призывал к изменению границ Украины в нарушение положений Конституции, они, как правило, ссылаются на ст. 133 Конституции о системе административно-территориального устройства страны (о границе областей), что не имеет никакого отношения к государственной границе. В общем, нет таких статей УК Украины, которые имели бы отношение к преступлениям, связанным с госбезопасностью, в виде журналистской деятельности. Поэтому и идет речь о незаконном привлечении журналистов к ответственности за терроризм, госизмену и посягательство на территориальную целостность а значит — именно о политических репрессиях. Итак, на одной чаше весов мы имеем десять убитых после Майдана журналистов, десятки брошенных за решетку, десятки людей, подвергшихся нападению со стороны провластных неонацистских банд, десятки вынужденных покинуть родину из-за преследований. А на другой — разнообразные ирины бондаренко, сначала отказывающиеся видеть преступления власти, а затем, если сковырнуть тонкий слой респектабельности, поддерживающие эти преступления обеими руками. При новой власти в этом смысле изменений нет. Подозреваемые в убийстве журналиста Бузины не просто находятся на свободе, они избираются в наблюдательный совет НАБУ. Все разговоры о том, что у ГПУ есть информация об убийцах журналиста Шеремета, ничем не закончились. Никто ничего не сделал с неонацистскими группировками, которые проводят акции в поддержку осужденного в Италии убийцы журналистов Роккелли и Миронова нацгвардейца Виталия Маркива и кричат, что «сепарских» журналистов надо убивать. Так что будет вбито в голову молодежи на журфаке? Принципы журналистской этики или «готтентотская справедливость» — справедливо, когда наше племя режет и грабит чужаков, а когда чужаки нас — это несправедливо? За это стоял Майдан? Да, именно за это он и стоял.