Алексей Симонов: «Мы переживаем наиболее трудный период»

Фонд защиты гласности* стал своего рода одним из символов нового исторического отсчёта нашей страны после 1991 года. О том, почему в последнее время сужаются рамки гласности, стоящей в наименовании организации, всё ли в этих пределах определяют финансы (или их отсутствие) и насколько для защитников свободы слова нужно было найти её словесный и зрительный образ, «Инвест-Форсайт» побеседовал с бессменным главой фонда, известным журналистом и кинодокументалистом Алексеем Симоновым. Фонд защиты гласности участвует в Международной конференции по вопросам защиты журналистов в Центральном доме журналиста, выступает Алексей Симонов «Наш устав встретился с внешними проблемами» — Алексей Кириллович, Фонд защиты гласности (ФЗГ), который вы возглавляете, ведёт свою историю с 1991 года. Какой период из почти тридцатилетнего пути организации вы бы оценили как наиболее трудный? — Я думаю, последний период. Тот, который мы в настоящее время и переживаем. Сложности нашего сегодняшнего существования обусловлены тем, что начинают «встречаться» наши уставные документы с проблемами, которые периодически подбрасывает нам окружающая действительность. При этом какой-либо состыковки, тем более обоюдного понимания, не происходит… Должен сказать, до того момента (а это уже более чем четырехлетняя история), как Фонд защиты гласности «обозвали» иностранным агентом, мы в течение практически 20 лет работы практически не ощущали никакого сопротивления всем нашим начинаниям. Точнее, мы чувствовали время от времени противодействие отдельным нашим инициативам, но не нашей деятельности в целом. — А в чем проявлялось это противодействие? — В том, что властные органы и — если шире — те, от кого на практике зависит соблюдение условий для деятельности журналистов и СМИ, не выполняли наши просьбы, игнорировали наши обращения и письма. Но тем не менее мы звучали, и достаточно громко. Последние же лет пять фонд по большому счёту продолжал заниматься тем же, чем занимались и ранее, но очень локально. Мы перестали, что называется, звучать: в федеральных СМИ, в различных парламентских комиссиях, на всевозможных представительных пресс-конференциях, в которых ранее мы всегда активно участвовали. А сейчас нас туда просто прекратили звать. Более того, именно в этот действительно трудный период наших инструкторов и корреспондентов, а также педагогов Школ расследовательской журналистики, работающих в регионах, чаще стали не допускать на мероприятия. Были случаи незаконных задержаний и даже нападений. — Юридически вы являетесь общественной некоммерческой правозащитной организацией. Какие проблемы ФЗГ вы бы отметили именно с учётом этой категории? — Самая первая проблема — финансовая. Второе, что беспокоит, — кадровое старение. Судите сами: многие в Фонде защиты гласности в общей сложности больше двух десятков лет. Что касается проводимой государством политики в отношении некоммерческих правозащитных организаций, то, по моим наблюдениям, это политика отрицательного примера. Можно отметить два способа её осуществления: либо тот или иной человек из НКО в итоге, как показывает практика последних лет и последних месяцев, просто получает тюремный срок (видимо, по давнему принципу «чтобы другим неповадно было»), либо организации выписывают такой штраф, что его фактически невозможно оплатить. И она закрывается. В общем, просматривается следующая схема — вовсе не нужно уничтожать «всех подряд»; примера отрицательного отношения к одной‑двум организациям вполне достаточно, чтобы другие их коллеги вели себя «аккуратнее». Иногда это срабатывает, между прочим. Вспомните, как было обставлено переформатирование, скажем так, ещё «старого» НТВ: наглядная попытка заморозить деятельность средства массовой информации была преподнесена в общественном мнении как спор хозяйствующих субъектов. — Видит ли фонд, для себя, по крайней мере, тот самый свет в конце тоннеля, имея на себе «непрошеный» статус иноагента? Какие действия вы предпринимаете, чтобы от него избавить ФЗГ? — Ну, во-первых, наш давний коллега, один из авторов Закона о СМИ, глава Совета по правам человека при президенте РФ Михаил Федотов сразу занял чёткую позицию: он не раз квалифицировал включение нас в реестр иностранных агентов как недоразумение. Во-вторых, дело наше сейчас находится в Европейском суде. Оно коммуницировано, объединено с семнадцатью схожими российскими делами. То есть, как вы догадываетесь, они отражают невыдуманные истории множества других российских некоммерческих общественных или правозащитных организаций, которым достался злополучный ярлык. Но было бы полбеды: в опале оказались и источники нашего финансирования. Выступление председателя конкурса имени Андрея Сахарова «За журналистику как поступок» Алексея Симонова на пресс-конференции в Центральном доме журналиста по поводу победы Михаила Афанасьева. Слева — Отто Рудольфович Лацис, член жюри, справа — Михаил Афанасьев. Свобода слова несвободна от денег — Можете поделиться информацией, что это за круг финансовых источников? — До 2015 года мы получали гранты от восьми различных организаций в разное время. А вот российских грантов для нас практически не было. Хотя проводились и отечественные конкурсы на проведение исследований, на которые мы допускались, дважды на которых мы выигрывали. Но признаюсь вам: имея пару раз с ними дело, я проклял всё на свете. — Почему же? — Я быстро выяснил, что после участия в таком конкурсе нашему фонду надо было определённую часть выданных денег принести обратно в качестве «отката». Для общественной организации, которая, согласно своим уставным целям, занимается помощью другим некоммерческим субъектам, это, конечно же, полнейший абсурд, и я, честно говоря, жалею, что не устроил тогда скандал. Причём в отношении нас это было дважды. Так что мы на своём собственном примере убедились, что, к сожалению, в России система реальной поддержки таких общественных некоммерческих организаций, как наша, работает пока вкривь и вкось. Всё это контрастирует с тем, что в середине 90-х годов в течение двух лет у Фонда защиты гласности был источник финансирования, которым нельзя было не гордиться, настолько он был эффективен, в том числе в плане успешного развития российских частных региональных телевизионных компаний. При этом эти телекомпании в свою очередь помогали и нам, перечисляя время от времени в наш фонд средства, пусть совсем небольшие, подчас символические: до одной тысячи долларов в месяц от каждой телекомпании. Но, так или иначе, как видите, в самом прямом смысле укреплялась сфера солидарности журналистов и поддержки свободы слова. Так вот, единственный «минус», который этот финансовый источник в себе нёс, — я имею в виду минус в миропонимании немалой части нынешних депутатов обеих палат Федерального собрания — это то, что он по всем внешним отличительным признакам действительно был иностранным. Кроме того, нам помогали фонд Nаtional Endowment for Democracy (NED), посольство Нидерландов, Норвежский комитет защиты свободы слова, Хельсинский комитет, Фонд Маккартуров, Фонд Форда, фонды Бёлля и Эберхарта (ФРГ). Отдельно упомяну о Фонде Сороса, который нашему фонду давал одно время приличные деньги… — Но почему-то именно его последнее время клянут у нас с завидным усердием сторонники «особого пути» — и в экономике, и в культуре… — Да пошли они все!.. Этим мудрецам невдомёк, что в России культура вообще выжила в значительной степени только благодаря Джорджу Соросу и его финансовой организации, которая совершенно на безвозмездных, подлинно гуманистических началах сделала много полезного для некоммерческого сектора — здесь, в чужой стране! Да ещё в те времена, когда до всего этого ни у кого руки не доходили. Да, Сорос — это нормальная капиталистическая акула, никто не отрицает. Так научитесь, господа, с такими как он работать — подобно кинематографистам. Ведь они научились в конце концов снимать кино об этих акулах — иногда и на их деньги, между прочим, не боясь их зубов. Только один факт: деньги на помощь региональным журналистам, потерпевшим от произвола властей, мы получали от Фонда Сороса по специальной программе, существовавшей почти 10 лет. Вот сейчас псковская журналистка Светлана Прокопьева — ярчайший пример из этого ряда; правда, с одной важной корректировкой, которую вносит нынешнее время. Помочь ей — в той ситуации, в которой она оказалась, — по большому счёту, невозможно. Её можно только поддержать. — Расскажите, как выражение «Гласность — это черепаха, ползущая к свободе слова» стало своеобразным слоганом Фонда защиты гласности. — Этот в свое время неожиданный слоган отразил в себе некие объективные закономерности. Они заключаются в том, что если человеку открыли глаза и освободили рот от кляпа, он будет двигаться только вперёд, в направлении к горизонту. При этом надо учитывать: абсолютной свободы слова в мире нигде нет. Но она существует в виде той самой линии горизонта, которая всегда в той или иной степени бывает в перспективе. Мы её видим, мы к ней можем двигаться — а можем и не двигаться. Можем вообще развернуться и вовсе пойти от этой линии прочь; всё зависит от нас. Но в чем прелесть черепахи? В том, что у неё нет обратного хода. Просто по её зоологии! — Действительно, есть в чём брать пример с черепахи… — Да, но её образ был не первым в центре нашей смысловой эмблемы. Сначала мы хотели взять (хотели, но всё же поостереглись это сделать) следующий девиз: «Каждый человек имеет право высказать то, что он считает правдой. Но каждый другой человек имеет право дать ему за это по морде». Не мы его придумали, он принадлежит английскому поэту и философу эпохи Просвещения Сэмюэлу Джонсону. Потом следующий наш девиз тоже был заимствованный у Г. Х. Андерсена: «Гласность — это возможность выкрикнуть из толпы, что король голый. А возможность уже не гласности, а свободы слова — сказать об этом королю до выхода его на площадь». Почему мы засомневались в универсальности такого лозунга? Выяснилось для нас всех одно несчастное обстоятельство, обусловленное спецификой журналистики как таковой и российской журналистикой в особенности. Дело в том, что мальчики, выкрикивающие из толпы про короля, очень часто бывают наняты конкурирующими династиями. Пришлось лозунг снять. Вот тогда к нам «сама выползла» эта черепаха. Инвесторы не хотят вкладывать туда, где скучно — Мониторинг правонарушений против конкретных журналистов и вообще против свободы слова, который ФЗГ регулярно публикует, имеет под собой основу какой-то сети? Или у вас нештатные сотрудники, волонтёры? — Есть и волонтеры, конечно: добровольные помощники; но те люди, которые работают постоянно, трудятся, я бы так назвал, на очень скромном материальном вспомоществовании. До включения ФЗГ в список «иноагентов» была возможность эту сеть подпитывать деньгами от двух грантов, теперь такой возможности нет. Тут ещё более масштабная причина, не связанная напрямую с запретами из-за навязанного Фонду защиты гласности статуса. Мы, Россия, перестали быть интересной страной. Для мира, для интеллектуальной элиты. Мы стали скучными. На Западе резко уменьшилось количество инвесторов, готовых здесь тратить в той или иной форме свои деньги. Пока же часто получается, что хоть какую-то долю своей «интересности» мы поддерживаем, как это ни горько звучит, за счет угроз — порой не только здоровью и благополучию, но и жизни — собственным журналистам. — Взаимодействие с Союзом журналистов России (СЖР), Пен-центром, профсоюзом — на что вы делаете акцент в этом направлении? — Взаимодействие действительно очень важно в том смысле, чтобы само понятие гласности не зацикливалось только на журналистах и медиасфере. Давайте вспомним истоки фонда — а я, кстати, не входил в первый состав правления, состоявшего из семи человек; учредителя мы нанимали. А эти семь были в полном смысле слова орлы: редакторы и журналисты Егор Яковлев, Игорь Голембиовский, Владимир Молчанов, Белла Куркова, кинорежиссёры Элем Климов, Алексей Герман и Гия Данелия. Ну, вы понимаете, когда семь таких орлов приходят княжить, то кто-то и работать в повседневном режиме должен?.. Вот таким работником оказался в фонде я. (Смеётся). За последние два года с СЖР у нас нет совместных программ, но у меня добрые отношения с нынешним главой Союза журналистов Владимиром Соловьевым. И особенно с иностранным отделом Союза, поскольку я хорошо знаю и сотрудников этого отдела непосредственно, и их контрпары за рубежом. Дублирования функций, думаю, не происходит. Прежде всего по той причине, о которой я сказал: гласность как понятие шире и объёмнее области СМИ и медиаиндустрии. *После внеплановой проверки, проведенной Минюстом на основе обращения гражданина, «запретившего разглашать свои персональные данные», ФЗГ был признан «некоммерческой организацией, выполняющей функции иностранного агента». 19 ноября 2015 года организация была включена в соответствующий реестр. Беседовал Алексей Голяков