Новейшее Смутное время

Москва, Смутное время В 1591 году в Угличе при таинственных обстоятельствах умирает царевич Дмитрий, единственный из сыновей Ивана Грозного, кто, кроме уже царствующего бездетного Федора Иоанновича, мог бы претендовать на власть. Династия Рюриковичей, управлявшая Россией много столетий, прерывается, в квест “займи трон” вступают боярские кланы. Борис Годунов, чья доказательная база держится на родстве с женой последнего царя, становится фактическим правителем страны. Годунов представляется ставленником прежней власти, но прежняя власть опиралась на выбор Бога, на убежденность в высшей избранности правителя, поэтому для народа правление Бориса Годунова – недоразумение, для боярских кланов – временная проблема, которую нужно решить. Годунов понимал, как опасно его положение. Среди боярских династий были те, чья кровь чище, чье родство ближе – Шуйские, например. Но не они послужили причиной быстрого краха Годунова. Ему не благоволила сама погода. Холода, неурожаи и, как следствие, жуткий голод в стране. И вдруг – словно свет в конце туннеля беспросветного мрака – настоящий царь, Дмитрий, посмотрите, воскрес! Борис Годунов умер так же, как мальчишка, оставленный в Угличе на воспитание – внезапно и при таинственных обстоятельствах. Может быть, он отравился сам, впав в отчаяние, может быть, его отравили политические противники – ещё утром он был весел, а к вечеру слег и стремительно скончался, как говорили, от яда. Лжедмитрий I, Лжедмитрий II, борьба внутри государства, сражения на границах, ставки в боярских шахматах и завистливые взгляды Польши, Семибоярщина – ситуация в стране была настолько шаткой, а народ так хотел легитимного правителя, что решено было, как в старые-добрые, призвать на царство. Выбор пал на польского царевича Владислава. Но Польша того времени – не маленькая страна, от которой надеялись урвать по кусочку все соседи, это могущественное государство, чьи имперские амбиции простираются значительно дальше собственных границ. Король Сигизмунд решает, что Владислав в Москву не поедет и в православие переходить не будет. Он нашел вариант удобнее: сам захотел править Россией как провинцией. Столица страны фактически оказывается в руках польской интервенции, католики притесняют местную веру, и появляются двое - князь Дмитрий Пожарский и земский староста Кузьма Минин. Они собирают народное ополчение и выгоняют поляков из Москвы. Земской собор выбирает нового царя. Это формальный выбор, он давно сделан. На царство венчают юного Михаила Романова, сына Филарета, ездившего договариваться с поляками. Появляется новая династия - Романовы, она будет второй и пока последней в истории России. Смутное время заканчивается. Санкт-Петербург, Новое Смутное время Идея внешнего врага хорошо приживается при любых политических режимах. Внешний враг – инструмент пропаганды, при котором оказывается, что не так уж обязательно налаживать внутреннюю политику, достаточно сплотиться и бороться с внешним врагом, а потом – будет хорошо. Недостаток этой концепции – в ее краткосрочности. С внешним врагом можно, конечно, бороться долго – весь период Холодной войны, например –, но со временем энтузиазм ослабевает, а враг кажется уже и не таким вражеским. Есть другой миф, смежный с идеей внешнего врага – миф великой войны. Великая война предшествует обычно великому миру. Великая война – засечка испытания на политической карте государства, она формирует всё национальное самосознание. Признак великой войны – опасность захвата столицы. В России такие войны маркируются эпитетом “отечественная” с тем пояснением, что на борьбу с захватчиками поднимается вся страна, но Отечественных воин в истории России только две, а великих – три. Одну в суматохе забыли пронумеровать, потому что произошла она не столько из-за коварства внешнего врага, сколько из-за сумятицы внутренней. Первая по порядку номеров великая война – борьба Минина и Пожарского, она тоже была отечественной, то есть народной. Вторая – когда Наполеон захватил Москву. Третья – когда солдаты Третьего Рейха подошли слишком близко. Почему первой великой войне уделяли так мало внимания? У молодой династии было слишком много проблем, чтобы заниматься в дополнение к ним еще и идеей формирования национального самосознания. Михаил был молод, он пробовал власть на вкус, он ходили своим пешками осторожно, как начинающий игрок. Алексей Михайлович, его сын, прогрессивный царь, начал фактически все петровские реформы, но потом – как у Достоевского – в российскую историю пришло имя, вытеснившее остальные. Петр I, Петр Великий. Страна обнулила отсчет, отказалась от многовековой истории и начала заново – с Петра. Северная война, Азовские походы, Великое посольство, основание Санкт-Петербурга – Петр менял все так стремительно и смело, что у него не оставалось времени оглядываться, он смотрел только вперед. То была эпоха перемен, реформ, трансформаций, побед – над врагами с севера и юга, над собой, над морем. Формируется новое дворянство, новый менталитет, новая установка – на Запад. Россия этого времени похожа на гоночный спорткар, водитель которого очень редко смотрит в зеркало заднего вида. Все, приходящие после Петра – Елизавета, Петр, Екатерина, Павел – определяют свою легитимность его именем. Ни про Михаила, ни про Алексея Романовых больше не говорят. Петр – точка невозврата. Екатерина ставит Медного всадника, на котором пишет “Петру I Екатерина II”, Павел на фоне слухов утверждает свое родство памятником “Прадеду правнук”. Национальный лидер и национальный курс – на Петра, на формирование дворянства, на реформацию. Но начало XIX века возвращает Россию к двум старым мифам – к внешнему врагу и к великой войне, потому что враг снова здесь. В 1818 году на Красной площади в Москве ставят памятник Минину и Пожарскому с подписью “Благодарная Россия”, хотя работа над памятником началась ещё в 1811 году и продолжалась даже во время войны 1812 года. Почему в 1811? Поражение под Аустерлицем тогда уже состоялось, Тильзитский мир был подписан, необходимость войны витала в воздухе, а вместе с ней – необходимость идеи, перерождения мира, исторической отсылки. Александр I с осторожностью говорил о подвиге народа в Отечественной войне, потому что эти разговоры неизбежно сворачивали в сторону отмены крепостного права, но о чем он говорить мог – о народном единстве, об опыте объединения. Опера “Жизнь за царя” создается в 1836 года – когда после восстания декабристов нужно было показать, как на самом деле должно относиться к помазаннику Божьему. В центре сюжета – то же Смутное время. Эту оперу разрешили и в советское время, переименовав в “Иван Сусанин”. 7 и 8 ноября Советы праздновали годовщину Октябрьской революции. Традиция праздника сохранялась и в этот исторический период, и традиция единства тоже. Москва, Новейшее Смутное время Праздник 4 ноября вновь вернули в 2005 году, дав ему патетическое название “День народного единства”. Несмотря на то, что Минин и Пожарский не освобождали Москву ровно 4 ноября, параллель с советским праздником, к которому все привыкли, сохранялась, и этого оказалось достаточно. Обсуждение праздника началось в 2004 году. Венгрия, Латвия, Литва, Польша и Эстония, например, в этот год входят в состав Европейского союза. Российская Федерация существует 13 лет. Ее раздирают внутренние противоречия, регионы говорят об автономии, национальное самосознание прихрамывает на обе ноги. Праздник был учрежден, и в обществе долго не утихали споры, нужен ли он нам. “Формальный” выходной в ноябре стал не поводом для национальной гордости, а предметом раздора – народу сунули праздник, не потрудившись объяснить его смысла. Объяснения должны были быть долгими и кропотливыми – народные ополчения никогда не были ненавистью к полякам, в них заключалось закономерное желание просто вернуть своей стране право быть – желание, которое двигало русскими под Бородино, под Сталинградом, под Ленинградом – в битвах, воспетых веками. Этих объяснений не было, и потому половина опрошенных ВЦИОМ не знает даже названия праздника. На Красной площади стоит памятник Минину и Пожарскому. Изначально он размещался у Верхних торговых рядов лицом к Кремлю. Строительство мавзолея Ленина заставило изменить местоположение памятника – Пожарский и Минин не могли смотреть прямо на вождя революции. Сейчас они стоят у храма Василия Блаженного, за спиной у них – расписные луковички собора. И отступать всё ещё некуда, позади – Москва.