Роковая любовь, повлекшая за собой апокалипсис. Отрывок из новой книги Толкина

Создавая свой мир, Джон Рональд Руэл Толкин, лингвист, профессор и писатель, продумал все. Он не просто написал несколько книг об уничтожении кольца всевластия. Он рассказал предысторию этих событий. По его легенде, Средиземье существовало задолго до того, как появилась привычная нам жизнь (а значит, возможно, все мы потомки королей Гондора). В "Сильмариллионе", сборнике мифов и легенд Средиземья, он описал создание мира: как там появились первые эльфы, существа Айнур и смертные. Более того, все языки, на которых изъясняются народы Средиземья, — почти как настоящие и их можно выучить. Поэтому нет ничего удивительного, что время от времени публикуются его новые произведения (писатель покинул этот мир в 1973 году). Кристофер Толкин буквально по кусочкам, как пазл, собирает работы своего отца, дает им комментарии, рассказывает о судьбе той или иной поэмы. Сейчас в издательстве АСТ выходит книга "Берен и Лютиен" под его редакцией. Совсем как и ее правнучка Арвен, Лютиэн Тинувиэль была принцессой эльфов, полюбила смертного, Берена, и за возможность быть с ним отдала свое бессмертие. Тот влюбился в нее с первого взгляда — дочь короля очаровала его своим танцем и заманила в свои подземные чертоги. Эта история — одна из трех главных сюжетов "Сильмариллиона", произошла она задолго до событий "Властелина колец". Именно тут появилось первое описание камня Сильмариль — драгоценного творения, которое врезал в свою корону Черный Властелин Моргот, предшественник Саурона. Камень попросил достать ему эльфийский король Тинвелинт, когда Берен пришел просить в жены Лютиэн. Кто бы знал, что именно это путешествие станет роковым для всего Средиземья. Двое детей было у Тинвелинта, Дайрон и Тинувиэль, Тинувиэль же затмевала красотою всех прочих дев из числа потаенных эльфов; воистину, немногие из живущих могли сравниться с ней прелестью, ибо мать ее была феей, дочерью Богов. А Дайрон был в ту пору сильным и веселым мальчуганом и более всего на свете любил играть на свирели из тростника либо других инструментах — дарах леса; ныне причисляют его к трем эльфийским музыкантам, чья колдовская власть не имела себе равных; а другие двое — это Тинфанг Трель и Иварэ, слагающий напевы у моря. Тинувиэль же находила отраду в танце, и некого сравнить с нею — столь прекрасна и изящна была ее легкая поступь. Дайрону и Тинувиэли отрадно было уходить далеко от пещерного дворца Тинвелинта, отца их, и вместе проводить долгие часы среди дерев. Часто Дайрон, усевшись на кочку или древесный корень, слагал мелодию, а Тинувиэль кружилась в танце в лад его напевам, когда же танцевала она под музыку Дайрона, казалась она более легкой и гибкой, нежели Гвенделинг, и более волшебной, нежели Тинфанг Трель в лунном сиянии; столь стремительной и радостной пляски не видывали нигде, кроме как в розовых кущах Валинора, где Несса танцует на неувядающих зеленых полянах. Даже по ночам, когда луна сияла бледным светом, они играли и танцевали, не зная страха, что испытала бы я, ибо власть Тинвелинта и Гвенделинг ограждала леса от зла, и Мелько до поры не тревожил их, а от людей тот край отделяли холмы. Больше всего Дайрон и Тинувиэль любили тенистый лесной уголок, где росли вязы, и буки тоже, но не слишком высокие, и несколько каштанов с белыми цветами, почва же была влажной, и густые заросли болиголова в туманной дымке поднимались под деревьями. Как-то раз в июне дети Тинвелинта играли там, и белые соцветия болиголова казались облаком вокруг древесных стволов, и Тинувиэль танцевала, пока, наконец, не угас летний вечер. Тогда запорхали белые мотыльки, но Тинувиэль, будучи фэйри, не пугалась их, как это в обычае у детей человеческих, хотя жуков она не любила, а до паука ни за что не дотронется никто из эльдар — из-за Унгвелиантэ. Теперь же белые мотыльки кружились над головою Тинувиэли, и Дайрон наигрывал причудливую мелодию, как вдруг случилось нечто странное. Я так и не узнала, как Берену удалось добраться туда через холмы; однако же немногие сравнились бы с ним в храбрости, как ты еще убедишься; может статься, одна лишь тяга к странствиям провела его через ужасы Железных гор в Запредельные земли. Берен был номом, сыном Эгнора, лесного охотника из сумрачных чащ на севере Хисиломэ. Страх и подозрительность разделяли эльдар и родичей их, изведавших рабство у Мелько, и в том нашли отмщение злые деяния номов в Гавани Лебедей. Лживые измышления Мелько передавались из уст в уста в народе Берена, и верили номы всему дурному о потаенных эльфах; однако теперь увидел Берен в сумерках танцующую Тинувиэль, Тинувиэль же была в серебристо-жемчужных одеждах, и ее босые белые ножки мелькали среди стеблей болиголова. Тогда Берен, не заботясь о том, кто она — Вала или эльф, или дитя человеческое, подкрался поближе и прислонился к молодому вязу, что рос на холме, — так, чтобы сверху глядеть на полянку, где Тинувиэль кружилась в танце; ибо чары лишили Берена сил. Столь хрупкой и прекрасной была эльфийская дева, что Берен, наконец позабыв об осторожности, выступил на открытое место, дабы лучше видеть ее. В этот миг полная яркая луна вышла из-за ветвей, и Дайрон заметил лицо Берена. Тотчас же понял сын Тинвелинта, что тот — не из их народа, а все лесные эльфы почитали номов Дорломина созданиями вероломными, лживыми и жестокими; потому Дайрон выронил инструмент свой и, восклицая: "Беги, беги, о Тинувиэль, в лесу враг", быстро скрылся за деревьями. Но изумленная Тинувиэль не тотчас же последовала за Дайроном, ибо не сразу поняла слова его, и, зная, что не умеет бегать и прыгать столь же ловко, как ее брат, она вдруг скользнула вниз, в заросли белых болиголовов, и затаилась под высоким цветком с рас- кидистыми листьями; там, в светлых одеждах, она казалась бликом лунного света, мерцающим на земле сквозь листву. Тогда опечалился Берен, ибо одиноко ему было, и огорчил его испуг незнакомцев; повсюду искал он Тинувиэль, думая, что не убежала она. И вдруг, нежданно-негаданно, коснулся он ладонью ее тонкой руки среди листвы; и, вскрикнув, Тинувиэль бросилась от него прочь; стремительно, как только могла, скользила она в бледном свете между древесных стволов и стеблей болиголова, и вокруг них, порхая и мелькая в лунных лучах, как умеют одни лишь эльдар. Нежное прикосновение ее руки еще больше разожгло в Берене желание отыскать деву; быстро следовал он за нею — однако недостаточно быстро, ибо в конце концов ей удалось ускользнуть. В страхе прибежала Тинувиэль к жилищу своего отца и еще много дней не танцевала в лесах одна. Великая скорбь овладела Береном, и не пожелал он покинуть те места, все еще надеясь увидеть вновь, как кружится в танце прекрасная эльфийская дева; много дней скитался он в лесу, дик и одинок, разыскивая Тинувиэль. На рассвете и на закате искал ее Берен, когда же ярко светила луна, надежда возвращалась к нему. Наконец, однажды ночью он заприметил вдалеке отблеск света, и что же! — там, на невысоком безлесном холме, танцевала она в одиночестве, и Дайрона поблизости не было. Часто, очень часто впоследствии приходила туда Тинувиэль и, напевая про себя, кружилась в танце. Порою тут же был и Дайрон, — тогда Берен глядел издалека, от кромки леса; порою же Дайрон отлучался — тогда Берен подкрадывался поближе. На самом же деле Тинувиэль давно уже знала о его приходах, хотя делала вид, что ни о чем не догадывается; давно оставил ее страх, ибо великая скорбь и тоска читались на лице Берена в лунном свете; и видела она, что нет в нем зла, и очарован он ее танцами. Тогда Берен стал незамеченным следовать за Тинувиэлью через лес до самого входа в пещеру и до моста; когда же исчезала она внутри, Берен взывал через поток, тихо повторяя "Тинувиэль", ибо слышал это имя из уст Дайрона; и, хотя не ведал Берен о том, Тинувиэль часто внимала ему, скрываясь под темным сводом, и улыбалась либо тихо смеялась про себя. Наконец, однажды, когда танцевала она в одиночестве, Берен, набравшись храбрости, выступил вперед и молвил ей: "Тинувиэль, научи меня танцевать". "Кто ты?" — спросила она. "Берен. Я пришел из-за холмов Горечи". "Ну что ж, если так хочешь ты танцевать, следуй за мною", — отвечала дева и, закружившись в танце перед Береном, увлекла его за собой все дальше и дальше в лесную чащу, стремительно — и все же не так быстро, чтобы не мог он следовать за нею; то и дело оглядывалась она и смеялась над его неловкой поступью, говоря: "Танцуй же, Берен, танцуй! Так, как танцуют за холмами Горечи!" И вот извилистыми тропами пришли они к обители Тинвелинта, и Тинувиэль поманила Берена на другой берег реки, и он, дивясь, последовал за нею в пещеру и подземные чертоги ее дома.