The Atlantic (США): пресса встала на путь ложной эквивалентности — опять
Если вы обращали внимание на ретроспективные взгляды прессы на выборы 2016 года, вы, скорее всего, сталкивались с термином «ложная эквивалентность». Он обозначает расхождение между устойчивым процедурным чутьем прессы и нынешними реалиями эпохи Трампа. В обычных обстоятельствах пресса всегда отдает предпочтение процедурному балансу. Сторонники программы говорят это, ее критики говорят то, поэтому мы процитируем высказывания обеих сторон и дадим вам, то есть общественности, возможность решить, кто из них прав. Главное преимущество такого подхода заключается в том, что он справедлив, как справедлив судья, дающий возможность высказаться как защитнику, так и обвинителю. Другим менее очевидным, но тоже важным преимуществом такого подхода для информационных организаций является то, что он избавляет репортеров от необходимости говорить: «На самом деле мы считаем, что права именно эта сторона, а не другая». Большинство журналистов большую часть времени освещают такие темы, в которых они не являются экспертами. Можно ли назвать недавнее решение Федеральной резервной системы по ставкам для первоклассных заемщиков хорошей затеей? Или это плохая затея? Лично я не могу вам сказать. Поэтому, если я освещаю эту тему, особенно если я должен уложиться в жесткие сроки, я предложу вам цитаты представителей «обеих сторон» и на этом остановлюсь. На протяжении всей истории существования прессы люди указывали на ограничения и лазейки подхода «давайте послушаем аргументы обеих сторон». В 1970-х годах я где-то прочитал пародию на то, как выглядели бы дискуссии в Вашингтоне, если бы на них обсуждались события 1930-х годов: «А теперь, дабы услышать противоположную точку зрения, давайте обратимся к Генриху Гиммлеру». (В журнале Washington Monthly того времени Арт Левайн (Art Levine) написал известную пародию на подход Вудворда и Бернстайна к той же самой теме: «"Евреи, мой фюрер, что стало со всеми евреями?" — спросил Геринг. — Их было так много»… Гиммлера и Геринга охватили новые сомнения. Но они были готовы служить и очень стараться».) Разве было бы правильно писать о «достоинствах» рабства в 1800-х годах, излагая точки зрения обеих сторон и сохраняя при этом нейтралитет? Разве правильно представлять воображаемый «спор» вокруг фундаментальной науки об изменении климата таким образом сегодня? Разумеется, на оба вопроса я отвечу отрицательно. Однако сейчас я хочу сказать, что перекрывающие друг друга и часто меняющиеся понятия «баланса», «справедливости» и «объективности» всегда были спорными вопросами внутри новостного бизнеса. Это можно сравнить со спорами врачей о том, какой метод лечения — хирургический или нехирургический — является «более правильным» подходом. Ответ на этот вопрос — все зависит от ситуации. В 1990-х годах я написал целую книгу о сложностях поддержания «баланса» и его зависимости от конкретной ситуации — «Сообщая новости» («Breaking the News»), — а журнал Atlantic опубликовал длинный отрывок из нее в разделе главной статьи номера. Этот спор никогда не прекращался, и он продлится и впредь. Тем не менее, в эпоху Дональда Трампа эти принципы преломляются совершенно особенным образом. Проблема с Трампом заключается в том, что он не похож ни на одного из прежних президентов Америки. Он самозабвенно лжет; он использует государственную должность ради достижения личной выгоды в масштабах, которые прежде никому и не снились; он, очевидно, совершенно не уважает и не интересуется институтами самоуправления, которым все его предшественники оказывали поддержку, пусть даже только на словах. Поэтому любые «нормальные» процедурные правила, примененные к такой ненормальной фигуре, могут привести к разрушительным результатам. Чтобы освещать его и его действия «справедливо», нужно стать несправедливым по отношению к истине, истории, читателям, национальным интересам страны, к назначению журналистики. Консервативный способ обозначения этой проблемы — «ложная эквивалентность». Привычный способ — «а что насчет ее электронных писем?» «Что насчет ее электронных писем» стало своеобразным лозунгом, потому что значительная часть прессы хотела применять «нормальные» и «сбалансированные» правила, освещая соперничество Хиллари Клинтон и Дональда Трампа в 2016 году. В реальности эти две фигуры были абсолютно несопоставимыми: У Дональда Трампа были такие недостатки, которых прежде не было ни у одного из основных кандидатов партий. Как отметили авторы редакционной статьи в Atlantic, рекомендуя голосовать против Трампа (это стало третьим случаем с момента основания журнала в 1857 году, когда его редакция открыто высказалась в поддержку одного из кандидатов), «он демагог, ксенофоб, сексист, невежда и лжец. Он поразительно не подходит для этой должности, и избиратели — политики и мыслители избирательных бюллетеней — должны выступить в защиту американской демократии и проголосовать за его оппонента». У Хиллари Клинтон были такие недостатки, которые были очень похожи на недостатки многих других кандидатов. Естественно, в мелочах они отличались, потому что каждый кандидат уникален (кроме того, она стала первой женщиной-кандидатом от основной партии), однако их масштабы были очень похожи. Кому-то она нравилась, кому-то нет. Некоторые доверяли ей и черпали вдохновение, другие были убеждены, что она неискренна и что ей нельзя верить. У нее было всего две политические проблемы, совершенно различные по своей природе, которые связывало только одно — электронная почта. Одна из этих проблем сводилась к хакерским атакам и краже электронных писем членов Демократической партии посредством аккаунта председателя ее предвыборного штаба Джона Подесты (John Podesta). Другая касалась того, как она сама пользовалась частным сервером для отправки писем. Эти две проблемы Клинтон — в сущности, они никак не связаны между собой, но обе их можно обозначить как «проблемы электронной почты», — в будущем будут рассматриваться как вполне заурядные трудности из разряда «у каждой предвыборной кампании есть свои проблемы». Мне неизвестно ни об одном случае, когда электронные письма с частных серверов оказали бы хоть какое-нибудь пагубное воздействие на безопасность или национальные интересы США. У каждого кандидата есть свои недостатки, и все они допускают ошибки, и пресса может рассматривать все эти недостатки и ошибки в режиме «нормального» критического анализа. Но, поскольку у прессы слишком сильно развито чутье на структурный баланс — и поскольку некоторые институты, такие как NPR и The New York Times, слишком остро воспринимали критику в связи с их «либеральным уклоном», — значительная часть прессы представляла многие вещи и события, которые не были типичными, так, будто они были типичными. К примеру, с одной стороны, были сделки и пожертвования, которые могли «поднять вопросы» касательно деятельности Фонда Клинтона и собственной деловой жизни Хиллари. С другой стороны, Дональд Трамп откровенно отказался обнародовать свою налоговую декларацию и правдивую информацию о своих сделках, чтобы у прессы и общественности попросту не было возможности даже «поднять вопросы». По существу, финансовые дела Дональда Трампа вызывали в сто раз больше подозрений, нежели дела других кандидатов, а его заявления касательно чего бы то ни было в сто раз чаще могли оказаться ложными. Однако большинство новостных организаций попросту не могли публиковать в сто раз больше статей о его лжи и сомнительности его действий, чем публиковали его оппоненты. Или даже в два раза больше. К моменту всеобщих выборов «самым справедливым» и самым удобным казалось соотношение «50 на 50». Если говорить о Хиллари Клинтон, то самым очевидным проявлением чрезмерно активного освещения «ее электронных писем» стала передовица New York Times, опубликованная за 10 дней до выборов — статья под названием «Новые электронные письма наносят удар по кампании Клинтон за несколько дней до выборов» («New Emails Jolt Clinton Campaign in Race's Last Days»). На финальной стадии предвыборной гонки Джеймс Коми (James Comey) полагал, что Хиллари Клинтон одержит победу на выборах. Несомненно, редакторы New York Times тоже так думали — они думали, что, публикуя эту статью, они демонстрируют свою трезвую оценку ситуации касательно нее. Но в результате мы получили «ложную эквивалентность». Два разных явления — слабости двух кандидатов — были представлены так, будто они равнозначны. Как сказал один мой коллега из Atlantic, журналистика — тяжелая работа, а критиковать журналистов легко. В этом бизнесе мы стараемся сделать все возможное, и все мы допускаем ошибки. Но именно поэтому нам необходимо обратить пристальное внимание на такой же случай «ложной эквивалентности», который теперь разворачивается у нас перед глазами. Речь идет об «украинской проблеме». В частности, речь идет об убеждении, что, в чем бы ни был виновен Дональд Трамп в отношении Украины, с точки зрения журналистики и истории, это сравнимо с тем, что, возможно, там сделал сын Джона Байдена (Joe Biden) Хантер. Ведущие издания уже начали валить все в одну кучу. «Тщательная проверка в связи с украинским скандалом Трампа может осложнить предвыборную кампанию Байдена» (Scrutiny over Trump's Ukraine scandal may also complicate Biden's campaign) — гласил заголовок длинной статьи, опубликованной в Washington Post 20 сентября. За день до этого репортер New York Times Кен Вогель (Ken Vogel) выступил на телеканале MSNB, где он заявил, что украинские трудности являются «серьезной обузой для Байдена». Гости ток-шоу рефлекторно хотели «сбалансировать» то, что они говорят о Трампе и Украине, своими замечаниями касательно того, как эта история может сказаться на кампании Байдена. Почему это имеет значение? Давайте сначала проясним, в чем в данном случае заключаются отличия ситуаций Трампа и Байдена: Начнем с Дональда Трампа. То, что о нем сейчас говорят — и что он весьма вяло отрицает, — отличается от всего того, в чем когда-либо обвиняли или подозревали его предшественников. Как написал Том Николс (Tom Nichols) в своей статье, опубликованной в Atlantic в субботу, 21 сентября, под названием «Если это не подов для импичмента, тогда что может им стать» («If This Isn't Impeachable, Nothing Is»), есть данные о том, что действующий президент использовал свои полномочия и ресурсы правительства США, чтобы шантажировать лидеров иностранных государств в надежде на то, что те непосредственным образом вмешаются в американские выборы. Я не знаю, правда это или нет. Но, если это правда, это станет совершенно новым феноменом за 200 с лишним лет истории существования администрации США. Даже едва похожие случаи показывают, насколько эта ситуация уникальна. В 1968 году тогдашний кандидат Ричард Никсон, вполне возможно, уговорил переговорщиков от Южного Вьетнама затянуть мирные переговоры с США, чтобы осложнить ситуацию, в которой оказался Хьюберт Хамфри (Hubert Humphrey), тогдашний вице-президент и кандидат от Демократической партии. В 1980 году агенты тогдашнего кандидата Рональда Рейгана, вполне возможно (хотя данные противоречивы), убедили иранское правительство затянуть переговоры по вопросу об освобождении американских заложников, чтобы осложнить задачу Джимми Картеру, который тогда переизбирался на второй срок. В 1940 году Франклин Рузвельт, который тогда переизбирался на третий срок, в частных беседах давал Уинстону Черчиллю гораздо более воодушевляющие обещания о том, что США помогут Великобритании справиться с нацистами, нежели своему электорату. Во всех этих случаях имело место «вмешательство» иностранного государства в исход президентских выборов. Однако ни один из них даже близко не стоял с тем шантажом и давлением, которые Трамп, по некоторым данным, применил в отношении Украины, и не предполагал такого непосредственного вмешательства в американские выборы. А как насчет Джо Байдена? Для начала то, что рассказывают о деятельности его сына Хантера на Украине, может оказаться неправдой. Разобраться в подробностях чрезвычайно сложно, поэтому я рекомендую вам почитать статьи тех, кто описал ситуацию в мельчайших деталях. К примеру, вы можете ознакомиться с аналитической статьей Адама Сильвермана (Adam Silverman) в журнале Balloon Juice, а также с тремя статьями, опубликованными в Bloomberg: «Украинская прокуратура заявляет, что доказательств неправомерных действий со стороны Байденов нет» (Ukraine Prosecutor Says No Evidence of Wrongdoing by Bidens), «Хроника украинского расследования бросает тень сомнений на заявления Джулиани о Байдене» (Timeline in Ukraine Probe Casts Doubt on Giuliani's Biden Claim), «Трамп и Джулиани заставляют искать компромат на Байдена, несмотря на сопротивление Украины» (Trump, Giuliani Press for Dirt on Biden Despite Ukraine Rebuff). Если опираться на эти материалы, создается впечатление, что скандал вокруг Хантера Байдена и Украины, скорее всего, вообще был выдуман или как минимум преувеличен. Но давайте не будем заходить так далеко. Давайте предположим, что худшая версия этой истории верна: действующий вице-президент Джо Байден сделал все возможное, чтобы надавить на одного украинского прокурора, который хотел вмешаться в бизнес Хантера Байдена. Даже если это окажется правдой — пока этого никто не доказал, — это будет неправомерным действием совершенно иного порядка по сравнению с тем, что, по всей видимости, сделал Дональд Трамп. На протяжении всей нашей истории родственники президентов, вице-президентов, сенаторов и так далее пытались извлечь из своих связей материальную выгоду. Изучите семейное древо любого президента, и вы обязательно найдете там какую-нибудь «паршивую овцу». И это я еще не говорю о бывшем председателе предвыборного штаба нынешнего президента, который сейчас находится в федеральной тюрьме, куда он отправился по обвинению в коррупции — тоже при участии Украины. И давайте попробуем вспомнить какие-нибудь случаи, когда члены семьи действующего президента, его зятья или родственники влиятельных сенаторов могли злоупотреблять своими связями ради материальной выгоды. Я не знаю, можно ли вести речь о каком-то реальном «злоупотреблении властью» в истории с Хантером Байденом, Джо Байденом и Украиной. Но даже если это было так (повторюсь, я лишь предполагаю), эта история мало чем отличается от множества историй о злоупотреблении властью, которые пресса пыталась раскрыть последние несколько лет. Их можно сравнить с вопросами о том, могут ли бренды одежды Иванки Трамп быть на особом счету у китайского правительства и приложили ли ВВС США какие-то особые усилия для того, чтобы их самолеты садились на дозаправку в шотландском аэропорту недалеко от гольф-клуба Трампа. Все это не идет ни в какое сравнение с тем, что Дональд Трамп сделал, попытавшись заставить Украину вмешаться в следующие выборы. Однако репортеры и редакторы чувствуют себя намного комфортнее, если критика и разоблачения «сбалансированы». Поэтому и появляются статьи, подобные статье в Washington Post (эта газета обычно не допускает ложной эквивалентности), в которой этот украинский скандал представлен как ситуация в духе «обе стороны делают это» и которая примечательна своими исключительно политическими последствиями. Речь идет о статье под названием «Тщательная проверка в связи с украинским скандалом Трампа может осложнить предвыборную кампанию Байдена» (Scrutiny over Trump's Ukraine scandal may also complicate Biden's campaign) от 20 сентября. Да, журналистика — это тяжелая работа. Да, критиковать журналистов легко. Но журналистика становится еще более трудной работой, если мы не учимся на ошибках, на нашей истории. Если оглянуться на предвыборную кампанию 2016 года, становится ясно, что многие издания представляли фундаментально различные поступки и события так, будто они равнозначны. С одной стороны, был человек, который ничего не знал об управлении. С другой — «ее электронные письма». Ни один историк, который будет анализировать нашу эпоху, никогда не станет утверждать, что эти два обстоятельства равнозначны. В будущем людям придется объяснять, что такое «частный сервер электронной почты» и почему он смог изменить ход истории. Работа журналиста заключается и в том, чтобы описывать события с учетом их масштаба и пропорций. Война между бандитскими группировками в одном конкретном городе — это плохо, но война на территории целой страны — это намного хуже. Стремление прессы к структурному балансу привело к тому, что многие организации провалили это испытание. Нулевой пациент следующей эпидемии ложной эквивалентности появился на этой неделе. Пока никто не знает, как лечить эту болезнь, но сейчас пришло время признать ее симптомы и ее источник. Дополнение: Вечером в воскресенье, 22 сентября Майкл Мартин (Michel Martin) из NPR взял очень любопытное интервью у Адама Энтуса (Adam Entous) из журнала New Yorker. Мартин спросил Энтуса, что было правдой, а что было исключительно партийной пропагандой в «истории» Хантера Байдена. Как сказал Энтус, посланник Дональда Трампа Руди Джулиани (Rudy Giuliani) выступал с обвинениями, «чтобы немного понизить рейтинг Байдена и, возможно, создать впечатление, что те вопросы, которые возникали в связи с Трампом, его семьей и бизнесом, мало чем отличаются от того, чем занималась семья Байдена. Мне кажется, что в данном случае цель заключалась именно в этом, — в том, чтобы создать более однородные условия для обоих кандидатов». Отлично сказано. Джеймс Фэллоуз — штатный корреспондент журнала Atlantic, в котором он работает с конца 1970-х годов. Он много писал, живя за рубежом, и в какой-то момент он был главным спичрайтером Джимми Картера. Он вместе с его супругой Деборой Фэллоуз написали книгу «Наши города: путешествие длиной в 100 тысяч миль к самому сердцу Америки» (Our Towns: A 100,000-Mile Journey Into the Heart of America), ставшую национальным бестселлером и послужившую основой для нового документального фильма HBO.
