Мы хотим узнавать себя в других
«Кто управляет прошлым, — гласит партийный лозунг, — тот управляет будущим; кто управляет настоящим, тот управляет прошлым». И, однако, прошлое, по природе своей изменяемое, изменению никогда не подвергалось. То, что истинно сейчас, истинно от века и на веки вечные. Все очень просто. Нужна всего-навсего непрерывная цепь побед над собственной памятью. Это называется «покорение действительности»; на новоязе — «двоемыслие», — констатировал Оруэлл в романе «1984». Манипуляция историей давно стала любимым инструментом политических пропагандистов. Все мы наблюдаем ежегодно разгорающуюся с приближением 9 мая битву за Победу: очередным «оружием возмездия» в ней стал программный текст Глеба Морева, в котором он декларировал: «Из по преимуществу мемориального ритуала «со слезами на глазах», связанного с частной памятью о понесенных в войне огромных утратах, День Победы превратился в повод для напоминания о военном триумфе сталинского СССР и подтверждения силового статуса нынешней России, наследницы советского государства-победителя. Эта трансформация, однако, исключает наш национальный праздник из мирового празднования победы стран-союзниц над фашизмом, делая его элементом государственной пропаганды и внутрироссийской общественно-политической полемики». Наше время интересно тем, что любой бред подхватывается, как знамена и обсуждается на полном серьезе с соответствующим пафосом: к сожалению, большей частью это и составляет содержание внутрироссийской общественно-политической полемики. Однако тактику этой полемики бредовой назвать нельзя: она заключается в обесценивании прошлого, которое подается с гарниром политкорректных ценностей под соусом международного опыта. «Сегодня, в эпоху всемирного «этического ренессанса» и связанных с ним общественных движений и кампаний (от MeToo до «войны памятников» в США), главенствующим взглядом на историю становится взгляд не объективирующий, но морализирующий», — развивает свою мысль Морев, воспроизводя учение В.И. Ленина о классовой морали. Карикатурность приведенных им примеров тут тоже весьма характерна. То, что в передовых демократиях принято гордиться своим государством и своим прошлым, пропагандист предпочитает не замечать — как государственные флаги над простыми американскими домами, которые в России смотрелись бы подозрительно сервильно, или торжественный парад в честь взятия Бастилии. То, что там нормально отделять мух от котлет — скажем, Декларацию независимости от рабства и геноцида индейцев или взятие Бастилии от кровавого террора, — для него тоже непринципиально, ибо не укладывается в логику искомого морального негодования. У нас с «фальсификацией истории» неуклюже пытаются бороться репрессивными мерами, которые выглядели бы комично, если б не копировали законодательную практику «свободных государств» типа Украины, Латвии и Литвы. Хотя понятно, что память о прошлом является инструментом государственной пропаганды — точно так же, как и культурное наследие. Память об историческом прошлом от культурного наследия неотделима: они и составляют культурную идентичность нации, и они же логичным образом оказываются мишенями в политической борьбе (лес рубят — щепки летят). «Символически возвращая советских солдат под командование генералиссимуса Сталина, мы одновременно делаем их ответственными за продолжившиеся после победы преступления сталинского государства. В итоге в становящейся сегодня морализирующей исторической памяти настоящими победителями фашизма будут выступать западные демократии», — заключает Морев. Тут можно разве что вспомнить Галича: «И этот марксистский подход к старине давно применяется в нашей стране». С такими анекдотическими претензиями на политическую философию можно и нужно бороться только смехом: все остальное только укрепляет чувство собственной значимости абсурда. То, что вопрос культурной идентичности в эпоху глобализации превратился в предмет политических спекуляций, довольно логично. Но очень смешно то, что наша прогрессивная интеллигенция и в этом вопросе предсказуемо ведет себя как полицейский надзиратель Очумелов в бессмертном рассказе Чехова «Хамелеон»: если культурную идентичность русских необходимо подвергать обесцениванию и развенчанию, то культурную идентичность украинцев надо всячески поддерживать, потому что даже украинский национализм является оружием борьбы с русским имперским мышлением: враг нашего врага — наш друг. Поэтесса Алина Витухновская давеча перешла на суровую прозу, решив попробовать себя в сфере культурной рефлексии: «Конечно, мы должны хранить нашу культуру и традиции. Но при этом понимать, что болезненная приверженность культурной идентичности становится настоящей дикостью в современном мире. Также немаловажным является и то, что культура без или вне субъекта не имеет смысла. Поэтому мы должны всерьез задуматься над субъектной политической идентичностью, которая в перспективе заменит архаичную национальную». Над этим умопомрачительным поэтическим текстом можно было бы просто посмеяться, если бы он не отдавал модной ленинской симптоматикой «протестного» дискурса. К чему ведет размывание культурной идентичности, мы видим на примере Западной Европы, где еще недавно разговоры об этом были уместны как пуканье за столом, а нынче постепенно превращаются в мейнстрим: уже не только Мишель Уэльбек пугает его последствиями в своих скандальных романах, но и респектабельная «Фигаро» твердит об этом из номера в номер. Кстати говоря, идеям глобализации культурная идентичность никак не противоречит: если говорить, предположим, о кинорынке, продается именно она. Россия, Украина, Китай или Иран никому не интересны как плацдармы для очередных «Макдональдсов» (кроме, разумеется, хозяев этих заведений или людей, считающих их символами свободы). Нам неинтересны бесполые люди без свойств, города без индивидуальности, культура без национальности. Мы хотим понимать, что совершенно другие люди — совершенно такие же, как мы. Мы хотим узнавать себя в других. В этом, собственно говоря, и смысл культуры. «Подобно пробуждающемуся от спячки гиганту, мы встанем, разорвем путы неверия в себя и отсутствия веры в завтрашний день», — если бы это сказал Путин, сарказм прогрессивной интеллигенции вышел бы из берегов. Но этими словами поднимает Англию с колен Борис Джонсон. Каждая страна хочет видеть себя великой. Как каждый человек испытывает потребность в самоуважении. И никто не может смыть печальных строк из своей истории. Прошлое любой страны полно и омерзительных преступлений, и высот человеческого духа. Забывать об одном или другом может заставлять политическая выгода, а не здравый смысл. Любая история — одновременно и пример, и урок. Особенно если из нее не извлекают уроков: «Кто не помнит прошлого, обречен пережить его снова», — сказал Сантаяна.
