«Летов, тебя, с**а, расстреляют!»

Судьба Егора Летова — уникальное подтверждение тезиса о том, что поэт в России может стать «больше, чем поэтом» только на эшафоте. Музыкантам группы «Гражданская оборона» в 80-е «светила» смертная казнь по обвинению в экстремизме и подготовке к теракту. Без многочасовых допросов, без трёх месяцев в психиатрическом стационаре закрытого типа Егор Летов никогда бы не стал тем, кем он стал. И за это низкий поклон отечественной репрессивной системе, которая, увы, старается нынче обходить современных деятелей искусства и культуры стороной. Может, потому и не нет у нас живого глотка музыкальной свободы в стиле «Мы уйдём из зоопарка?». Обо всём по порядку! Егор (а по паспорту Игорь Фёдорович) Летов родился в Омске — аккурат там, где Фёдор Михайлович Достоевский сочинил свои «Записки из мёртвого дома». Город ссыльных каторжников – да и только. Между жизнью и смертью «Старуха с косой» преследовала с младенчества по пятам. Он родился с гидроцефалией. И по мнению большинства врачей был практически обречён. Кто-то растёт на манной каше. Летов, неоднократно переживший клиническую смерть, рос на лекарствах. Родители Игоря не верили, что ему суждено стать взрослым. Отрыдав своё, они смирились, понимая: мальчишка вскоре уйдёт из жизни. А он выживет. И возьмёт в руки гитару, чтобы оставить уникальный след в истории отечественной музыки. Кому-то нравится музыка Летова. А кому-то нет. Это нормально. Но зашкаливающий в его песнях градус свободы почему-то кажется сегодня, в эпоху «фабрик звёзд» и прогнозируемых ротаций ведущих радиостанций, глотком живой воды. Игорь, как и его старший брат Сергей, учился в 45-й СШ города Омска. Он запомнился своим учителям и одноклассникам вовсе не как хулиган и бунтарь. Мальчик, который к школьному возрасту окреп и перестал балансировать на грани жизни и смерти, был прекрасно эрудирован и отличался не просто примерным, а удивительно тихим поведением. В младших классах Летов имел лишь пару четвёрок. А потом образовательный процесс ему наскучил. Егор стал учиться на тройки, впрочем, всегда оставаясь рафинированным начитанным интеллектуалом. «Сначала хорошо учился, а потом мне скучно стало, — бесхитростно признавался музыкант в одном из своих интервью. — «Я стал гулять и стихи писать» Сознание паренька перевернул коллективный просмотр фильма «Сталкер» Андрея Тарковского, в основе которого повесть братьев Стругацких «Пикник на обочине». Фильм был не по-советски хорошим. Даже очень хорошим. Но учителя, водившие ребят на эту картину, были настроены… критически и ожидали от учеников сочинений о том, как им не понравилось «неформатное» кино. Егор, напротив, написал, что идея и персонажи фильма близки ему по духу. И понеслось. У мальчика, душа которого воспротивилась этой коллективной лжи, мало-помалу сформировалось жизненное кредо: Быть одному против всех Вскоре старший брат Игоря уехал в Новосибирск, чтобы учиться в физико-математической школе. Когда Серёжа приезжал к родителям в Омск, то приносил Егору раритетные пластинки с музыкой, совершенно неизвестной отечественным слушателям. Парадокс! Сергей доставал их через высокопоставленного деятеля из местной ячейки ВЛКСМ. На одной из пластинок была записана рок-опера «Tommy» британской рок-группы The Who. И вслед за «кинематографическим» переворотом сознания, спровоцированным «Сталкером», произошёл переворот музыкального плана. Потом Сергей сказал, что уезжает в Москву. Окончивший десятилетку Егор уехал с ним и поступил в строительное ПТУ. «Пэтэушник», представитель одной из самых презираемых прогрессивной интеллигенцией советских каст, Егор Летов начал именно в это время писать свои серьёзные песни и перекладывать слова на музыку с помощью полуакустической бас-гитары «Орфей», купленной в Ленинграде. Брат Сергей в это время активно осваивал саксофон. За злостные прогулы и не посещаемость Егора отчислили из ПТУ. Это, как и некоторые другие взгляды на творчество и жизнь в целом, вызвало ссору с братом. Егор возвращается в отчий дом в Омске. В руках гитара. На плече сумка, набитая литературой «не для всех» Отец и мать предприняли отчаянную попытку вернуть сына в советскую реальность, рисуя чудовищные перспективы жизни тунеядца. Но очень быстро поняли, что исправить сына не получится. А может... просто вспомнили, как 18 лет назад годовалый гидроцефал Игорёк отчаянно цеплялся за жизнь. «Лучше ему не мешать!» Пришли к выводу мама и папа, жизнь которых, с возвращением Егорушки неузнаваемо преобразилась. Из его комнаты, где принципиально никогда не делалась уборка («панки грязи не боятся!»), в любое время доносились звуки «Орфея». Они разбавлялись мерными ударами по предметам интерьера, заменявшим Летову барабаны. А ещё звучали душераздирающие тексты. Молодой Летов пел фирменным «замогильным» голосом. Слушая сына, папа часто повторял: — Да-а-а… Это не Кобзон. — Однозначно – не Кобзон, — говорила мать, взявшая на себя непростое бремя урегулирования конфликтов с соседями. «Летели качели… без пассажира» О наступившем вслед за этим периодом жизни Летов позже говорил: «Я ходил в солдатской шинели старого покроя, всей исколотой булавками, в рваных джинсах и громадных кроссовках… Понятно, что я вызывал таким видом. Просто шёл по улице, и меня всё вокруг ненавидело за то, что я просто шёл такой. Причём шёл я не куда-нибудь, а на работу. А работал я дворником…» «Посев» В 1982 году появилась первая группа Егора Летова, названная им «Посев». Название было выбрано неспроста. Так назывался журнал, выпускаемый антисоветчиками-эмигрантами. Увидев членов группы рядовому советскому гражданину было трудно не испугаться. Длинные патлы с выбритыми висками. Порванные куртки с сотней булавок. Разукрашенные лица. Эпатажное поведение. Однажды на квартире в ходе прослушивания контрабандного музыкального продукта Егор познакомится с интересным молодым человеком, которого звали Константин Валентинович Рябинов, в соответствующей системе координат омского андеграунда — просто Кузя У.О. Это случилось 8 ноября 1984 года. «Пятилетка мёртвых вождей» подходила к той черте, за которой начнётся открывающая шлюзы подлинной свободы перестройка, едва не обернувшаяся для Летова смертным приговором. Встреча Егора Летова и Кузи У.О. считается точкой отсчёта легендарной группы «Гражданская оборона». Или просто ГРОБ. «Гражданская оборона» и «Посев» слились в одно. За период своего существования группой будет записано 11 альбомов. Но большинство бесценных для почитателей творчества Егора Летова записей будет утеряно. Причина? Ребята играли «для себя». Качество квартирной записи сам Летов оценивал как «ужаснейшее». Лучшие, по мнению самого Егора Летова композиции, будут восстановлены лишь в 1989-м. Песни музыкального коллектива Егора Летова в Союзе не вписывались в форматы ни одного из существовавших музыкальных течений. А на Западе? — Егор, там это называется панк-рок, — услышал Летов от друзей. — Значит, будем панками, — коротко ответил он, настраивая гитару на «Рваные бусы». В основу этой песни был положен случайно подслушанный диалог двух возвращавшихся с дачи женщин в электричке. Не менее славная песня Летова «Зоопарк» стала одной из первых и самых известных. Помните? «Мы уйдём из Зоопарка-а-а!». В период её сочинения Егор работал художником-оформителем на одном из Омских заводов, часами просиживая в красном уголке. Hе надо помнить, не надо ждать Hе надо верить, не надо лгать Hе надо падать, не надо бить Hе надо плакать, не надо жить Я ищу таких, как я, Сумасшедших и смешных, Сумасшедших и больных А когда я их найду- Мы уйдём отсюда прочь, Мы уйдём отсюда в ночь — МЫ УЙДЁМ ИЗ ЗООПАРКА! На записи кажется, что играет полноценная группа. Но это было не так. Летов взял у знакомых n-ное количество магнитофонов. По отдельности записал партию баса, партию ударных, партию ритм-гитары. Далее всё это одновременно было включено, подогнано по темпу, спето и сыграно. Причём только двумя оставшимися участниками. Уход третьего, Андрея «Босса» Бабенко, был предопределён по-настоящему страшной историей. Страшное дело Его мама, узнав, с какой компанией связался сын, написала на группу донос в КГБ. На допросы вызывали всех, кто хоть каким-то образом был связан с «Гражданской обороной». Членов группы забирали в 9 утра, отпуская иногда после полуночи. Человеку, предоставлявшему молодым музыкантам аппаратуру, прозрачно намекнули: — С вашим ребёнком может что-то случиться После этого всё оборудование у Егора было изъято «арендодателем» и музыкальная деятельность «Гроба» была приостановлена. Летову и его компании угрожали целой серией статей из уголовного кодекса. — Вы тунеядцы! Антисоветчики! – кричали музыкантам в лицо. Но это были «ещё цветочки». Как и сегодня, в отношении неугодных и строптивых, чекисты использовали ярлык «экстремист!». Что же вменялось? Сегодня это выглядит смешно. А тогда могло закончиться очень плохо. Егору Летову и музыкантам инкриминировалась подготовка террористического акта на нефтеперерабатывающем заводе. На каждого из участников комитетчики выходили с «заманчивым предложением». — Сознайся. Дай показания. Суд учтёт. Получишь «пятнашку». Выйдешь ещё молодым. Ну, а если нет… Светит «вышка» Но парни оказались не робкого десятка. Вину в подготовке теракта на себя никто не взял. Особенно усердствовал в борьбе с «опасным элементом общества» майор Мешков. — Привяжем к стулу, вколем «правдогонный наркотик». Ты всё расскажешь, как миленький. Всё! Но будет уже поздно, - обещал он Егору, смакуя. — Летов, тебя, сука, расстреляют! И Летов решился на отчаянный шаг. Он разослал друзьям письма: — Под давлением майора Мешкова я решил повеситься! В тот же вечер находившегося под подпиской парня затолкали в чёрную «Волгу» и увезли, не сказав даже родителям, куда. Всё было решено за 5 минут. Костю У.О. отправили в армию, закрыв глаза на проблемы молодого человека со зрением. Вердикт: «Годен!». Ну, а Егора… на принудительное лечение в психиатрическую больницу, где молодого панка обкалывали галоперидолом. Дозы были лошадиными. И Летов даже потерял зрение. Правда всего на 4 часа. . «В отношении моего опыта в психушке я бы использовал афоризм Ницше: «То, что меня не убивает, делает меня сильнее». После этого я понял, что я солдат. Причём солдат хороший». Егор Летов С Егором сидели совершенно здоровые люди. Кто-то хотел избежать службы в армии. А кто-то – отсидки в тюрьме. Многие рассказы из закрытого психиатрического стационара (беседы Летова с товарищами по несчастью, их душещипательные монологи, произнесённые врачам) станут краеугольным камнем репертуара «Гроба». В стенах больницы Егор будет писать стихи «запоями», находясь под воздействием медикаментов. Навещавший его Олег Судаков («Манагер») бережно забирал творческие «транши» и сохранял «до лучших времён». В больнице Егор провёл три месяца. И был совершенно искренен в том, что всё это было не зря. Он обрёл удивительную, нечеловеческую творческую продуктивность, сумев сохранить её до самого конца жизни. — Я понял, что можно ставить в сознании «блок» и тогда уже ничего не страшно. Моя жизнь разделилась на «до и после». Это можно сравнить с казнью Достоевского, который стоял с мешком и петлёй на шее. Но он был помилован. А я… я вышел из психиатрической больницы Таким было начало. А дальше? Ну, разумеется, продолжение с не менее славной Янкой Дягилевой, её безвременной утратой, с лихими девяностыми и печальным финалом в нулевые. Он наступил, как у настоящего панка, от обильных возлияний, в 43 года. То ли просто остановилось сердце. То ли имело место отравление алкоголем. Так ли уж важно? Важно совершенно другое. Егор Летов при жизни стал человеком-легендой, творцом, прошедшим через жернова известной «конторы» и, с какой стороны не посмотри, он обрёл популярность именно благодаря удивительному репрессивному механизму, который в России призван уничтожать живое творческое начало. А на самом деле является «той ещё фабрикой звёзд». Звёзд — далеко не «однодневок», конвейер которых мы созерцаем сегодня, включая Первый или любой другой канал. Звёзд, о которых будут помнить поколения. Такая история.