Бесславные революционные традиции живут, но не победят
Недавнее письмо к Президенту, подписанное рядом властителей либеральных дум, и широко разошедшееся по социальным сетям, нельзя назвать оригинальным. Но оно интересно именно тем, что отражает характерный для определенного сообщества комплекс идей и представлений, знакомый нам и по другим текстам. В частности, в нем говорится: «Ответив силой на мирный протест, Вы и Ваша команда лишили людей надежд на эволюционные преобразования – надежда теперь только на Ваш физический уход или на взрыв. Тысячи людей Вы толкаете на путь жесткой силовой борьбы и на подполье... Как в свое время Николай Второй, Вы готовите в стране революцию» Этот тезис – режим, не удовлетворяя требований освободителей, ведет дело к революции – возникает не только в этом письме, но и у Геннадия Гудкова, и у ряда других авторов того же направления. При этом, когда такие речи воспринимаются как угрозы, в сети является немало адвокатов упомянутых лиц, которые говорят, что это не угрозы, а просто предупреждения о том, каковы будут последствия неправильной политики властей. Возможно, с чисто юридической точки зрения угроз (или криминальных призывов) тут нет. Но с точки зрения обычной человеческой речи ясно, что речь идет именно об угрозе. Если некий человек на пустынной ночной улице просит вас оказать ему щедрую материальную помощь, говоря, что с бессердечными скупердяями происходят всякие неприятности – например, они получают тяжкие телесные повреждения и все равно лишаются тех денег, которые не хотели отдать по-хорошему – всем очевидно, что речь идет именно об угрозе. Хотя адвокат вашего ночного собеседника, возможно, и захочет подчеркнуть, что разговор был о печальной судьбе скупердяев вообще, и лично он ничем вам не угрожал, это может прозвучать как-то неубедительно. Когда нам говорят, что если власти не станут выполнять требований освободителей, это «толкнет тысячи людей на путь жесткой силовой борьбы», немедленно возникает вопрос о том, кто же эти «тысячи людей», и откуда они возьмутся? Это будет еще какая-то еще группа, совершенно не имеющая отношения к тем борцам с режимом, которые предупреждают нас о такой мрачной перспективе? Или это сами борцы предупреждают нас о дальнейшем развитии своего движения? Скорее второе – такое впечатление возникает неизбежно. И оно, конечно, усиливается самой аналогией между Путиным и Николаем II, звучащей из уст борцов с режимом. Если Путин это Николай II сегодня, то кто же тогда сегодняшние большевики? То, что ответственность за революцию 1917 года возлагается на Николая II, выдает сразу несколько характерных для нашего освободительного сообщества особенностей. Прежде всего, его очевидное преемство с революционерами начала ХХ века – теми, которые уничтожили Российскую Империю. Начиная с 1860-тых годов мы можем видеть в России очень устойчивую и легко опознаваемую субкультуру, которую отличает ряд признаков – прежде всего, своеобразная этика, для которой главная добродетель – враждебность к российскому государству. Как писал Борис Николаевич Чичерин, «В практической жизни оппозиционный либерализм держится тех же отрицательных правил. Первое и необходимое условие – не иметь ни малейшего соприкосновения с властью, держаться как можно дальше от неё. Это не значит, однако, что следует отказываться от доходных мест и чинов. Для природы русского человека такое требование было бы слишком тяжело. Многие и многие оппозиционные либералы сидят на теплых местечках, надевают придворный мундир, делают отличную карьеру, и тем не менее считают долгом, при всяком удобном случае бранить то правительство, которому они служат, и тот порядок, которым они наслаждаются. Но чтобы независимый человек дерзнул сказать слово в пользу власти, – Боже упаси! Тут поднимется такой гвалт, что и своих не узнаешь. Это – низкопоклонство, честолюбие, продажность. Известно, что всякий порядочный человек должен непременно стоять в оппозиции и ругаться» Это написано – можете проверить – в 1862 году, а как будто сегодня. С тех пор произошло много событий. Царский режим, который так усердно шатали «мыслящие люди», наконец рухнул – при их бурном ликовании. После времени кровавого хаоса установилась страшная идеологическая диктатура – ЧК, коллективизация, 37 год, все то, о чем наши либералы говорят охотно и с большим негодованием. О чем они говорят неохотно – вернее, не говорят вообще – о том, что это была катастрофа, подготовленная и обеспеченная их же идейными предшественниками, которым они и сегодня тщательно следуют. Как и при царизме, для борцов за «свободу» возведение враждебности к своему государству в абсолютную добродетель делает допустимым и даже похвальным все, что в рамках обычной этики считалось бы предосудительным – возбуждение мятежа и смуты, любой обман и манипуляции, предельно неразборчивая поддержка любых противников своего государства внутри и снаружи. Российская Империя – как и любая реально существующая страна – имела свои недостатки. Но вот 1937 года при царе быть не могло. Для того, чтобы все ужасы ХХ века стали возможны, должна была сбыться мечта, которую десятилетиями вынашивала революционная интеллигенция – разрушение столь ненавистного ей российского государства. Были ли извлечены какие-то уроки из этой катастрофы? Нет. Принципиальное отсутствие исторической и нравственной рефлексии – необходимое условие сохранения русской либеральной субкультуры. Люди продолжают воспроизводить тот же взгляд на мир, ту же систему оценок, и тот же образ поведения, который привел катастрофе 1917 года – и более того, вменяют это себе в великую добродетель, традиционно обвиняя в подлости и продажности всех, кто по каким-то причинам не питает ненависти к своему государству и не ждет его уничтожения. Другая бросающаяся в глаза особенность революционной субкультуры – это перекладывание ответственности за революцию и ее неизбежные жертвы на власти. Революционеры, которые уничтожили Российскую Империю, как бы и не виноваты – их до этого довел царский режим. Такой вот он был ужасный. Разумеется, власти, допустившие революцию, тоже ответственны – в том же смысле, в котором охрана банка ответственна за ограбление, которое не смогла предотвратить. Но это не делает охрану виновной именно в ограблении. Ограбление задумывают и осуществляют грабители. Никак нельзя сказать, что их до этого довела охрана. Если вы проявили беспечность в сети и дали возможность мошенникам опустошить ваш счет – то, конечно, можете в огорчении воскликнуть, что всему виной ваша неосторожность. Но это не отменяет того факта, что преступление совершено против вас – а никоим образом не вами. В грабеже виновны грабители, в мошенничестве виновны мошенники, в революции виновны революционеры. Люди вообще обладают свободной волей и сами являются авторами своих решений. А в бедствиях, постигших Россию (и Европу) в ХХ веке, виновата субкультура революционной интеллигенции, которая объявляет обычные человеческие добродетели – такие, как гражданская лояльность, законопослушание, миролюбие, рассудительность – позорным пороками, зато возводит смуту и мятеж в добродетель, то объявляя его вынужденным, то прямо прославляя под видом «борьбы за свободу». И когда эта субкультура пытается от вас чего-то требовать – «известно, что всякий порядочный человек должен непременно стоять в оппозиции и ругаться» – стоит заметить, что слово «порядочный» для этого идеологического сообщества означает что-то весьма далекое от обычных человеческих представлений о порядочности и нравственности.
