Европа боится возвращения нацистов. На что способны современные наследники Гитлера?

10 августа газета New York Times выпустила расследование о том, как Россия якобы помогает ультраправой шведской партии «Шведские демократы» прийти к власти. Журналисты издания опасаются, что правые партии, наследники чуть ли не Гитлера, погрузят страну и всю Европу в мрак пещерной ксенофобии. Многие политики, обыватели и прогрессивные интеллектуалы по всей Европе опасаются, что правые партии несут Старому свету новые Темные века. «Лента.ру» решила выяснить, насколько обоснованы такие страхи и насколько современных консерваторов можно называть «наследниками фюрера». «Спустя 75 лет после высадки в Нормандии правый национализм возвращается», «Националистов становится все больше, и ни одна прогрессивная сила их не остановит», «Современная повестка похожа на речи Гитлера в 1934 году» — общий тон заголовков, взятый в последние годы большинством СМИ, не изменился и в 2019 году. Авторы многих заметок и статей будто бы убеждены: призрак нацизма продолжает бродить по Европе, и если его не обличать, новое пришествие радикальной ненависти неизбежно. Тренд, которым пугают читателей левые медиа, — рост популярности националистов в большинстве стран Евросоюза. Число приверженцев националистических взглядов действительно растет — но, в отличие от немцев начала ХХ века, к такому политическому выбору их толкают не экспансионистские амбиции, не бедственное экономическое положение и не разочарование от проигранной войны. Избирателей расстраивает вовсе не мировой порядок, в котором их стране досталась невыгодная позиция — экономические последствия создания ЕС оказались благоприятными для большинства его стран. Несмотря на порой абсурдные регуляции — вплоть до знаменитой директивы о кривизне огурцов — единое экономическое пространство признают благом даже многие евроскептики. Но одних лишь условий жизни оказалось недостаточно, чтобы европейцы отказались от национальной гордости. Ни граждане, ни их правительства оказались не готовы к глубокой всеобъемлющей интеграции — для них она означала потерю суверенитета. Продвигаемая властями блока идеология мультикультурализма сначала не нравилась в основном новоприбывшим государствам Вишеградской четверки — националистически настроенным бывшим ССР. Все изменилось, когда толерантность открыла двери в Европу миллионам иммигрантов и западные города потрясли теракты — оказалось, что у терпимости есть пределы. Результаты на выборах у партий, выступающих против миграции, резко поползли вверх. В странах, где национальная идентичность давно не выходила на первый план в политике, антииммигрантская риторика стала ключом к разговору о национализме. Важнейшим примером стала Германия, где общественное движение против иммиграции и исламизации привело к созданию националистической «Альтернативы» (АдГ). Но Германия — скорее исключение, потому что в большинстве европейских государств партии, выступившие против наплыва иностранцев, существовали задолго до кризиса 2015 года. И «Шведские демократы», и «Австрийская народная партия» отстаивали свои национальные интересы в парламентах и ранее — а волна недовольства миграционной политикой ЕС лишь помогла им усилиться, но не породила их. При этом национализм, который продвигают современные партии, сильно отличается от того, что был у НСДАП. В первую очередь — тем, что лишь отчасти опирается на этническое «расово чистое» ядро. Современные правые ратуют за политическую нацию — гражданское и культурное объединение людей, разделяющих общую идентичность и ценности. Яркий пример — Томио Окамура, чешский политик-националист, японское происхождение которого не помешало ему основать правую партию «Рассвет». Другой важной частью идеологии Третьего рейха был антисемитизм — и это тоже заметное отличие современных национальных движений от национал-социализма. Непосредственными врагами, зловредным инородным элементом теперь считаются мигранты из мусульманских стран. Распространенное в европейских исламских общинах жесткое сохранение своей культуры, нежелание ассимилироваться, радикальный исламский консерватизм, преступность и теракты — нелюбовь к мусульманам у европейских правых основана на социальных факторах, а не теориях заговора. Козни против европейской цивилизации теперь плетут «глобалисты» — обычно имеется в виду «Фонд Сороса» и его союзники. Отдельные политики, такие как представители венгерской партии «Йоббик», проявляют враждебность к евреям, однако это, как правило, касается политики Израиля и сионистского движения. И даже такие проявления антисемитизма — большая редкость среди европейских правых. «Правыми» они, как правило, являются и в экономическом смысле — то есть выступают за свободный рынок, в отличие от НСДАП, активно участвовавшей в немецкой экономике. Большинство партий поддерживают свободу предпринимательства, а итальянскую «Лигу севера» с ее пропагандой «малого государства» и низового бизнеса называют даже «либертарианскими популистами», то есть радикальными сторонниками рыночной свободы. На противоположных экономических позициях стоят члены французского «Национального фронта» Марин Ле Пен — ее экономическая политика предполагает, что государство должно активнее вмешиваться в экономику, перераспределяя доходы и устанавливая как можно более выгодные для нации условия. Вместе с национальной повесткой и «антитолерантным» подходом к закону и порядку доктрину «Фронта» вполне можно назвать национал-социалистической. Но даже такой «национал-социализм» сильно отличается от того, который исповедовали немцы, когда пытались захватить мир. В Европе XXI века любой отход от либеральных ценностей воспринимается как возрождение фашизма, но ужасы, которые творились в прошлом веке, вряд ли повторятся в наше время. Современным националистам не нужны боевые отряды на улицах, погромы и репрессии против инакомыслящих — они добиваются своего вполне демократическими методами. Неприятным исключением можно, пожалуй, назвать Венгрию, где государство под предлогом борьбы с глобалистами закрывает университеты, и Польшу, правительство которой посягает на независимость судов. Однако даже этим странам очень далеко до диктатуры образца ХХ столетия. Внутри больших наций, противящихся надгосударственному гнету Евросоюза, есть малые, которые тоже чувствуют себя угнетенными. Сепаратистские течения — еще одно важное отличие нынешнего европейского национализма в целом от гитлеровского имперского мировоззрения. Каталонцы и баски в Испании, шотландцы и ирландцы в Британии, корсиканцы во Франции и фламандцы в Бельгии — все эти малые народы поддерживают в региональных парламентах партии, для которых идентичность — ключевой вопрос политической программы. Отличаются от «старших товарищей» они зачастую тем, что не боятся политической зависимости от ЕС, глобализма и мультикультурализма с его гостеприимством к беженцам. Зато свое отношение к этим вопросам за последние годы сильно поменяли политики с левого края — националистическую повестку стали перехватывать не только традиционные социалистические партии, но и движения, вполне радикальные по меркам своих политических систем. За критику открытых ЕС взялись немецкие «Левые» — в частности, Сара Вагенкнехт с ее движением «Aufstehen» («Подъем»), француз Жан-Люк Меланшон, основавший в 2016 году левопопулистскую «Непокоренную Францию», и даже британские лейбористы под предводительством Джереми Корбина — он к тому же стал известен как антисемит из-за критики Израиля. Высказывания этих социалистов прямо противоречат принципу свободы перемещения, который проповедовали Маркс и Ленин. Классики марксистской теории настаивали, что рабочие из разных стран должны не враждовать между собой, а объединиться против капиталистов — национализм для них был инструментом правящего класса, разделяющим сущностно единый мировой пролетариат. Спустя сто лет их политические потомки развернулись на 180 градусов и отстаивают национальные границы, идентичность и суверенитет — они видят свою задачу в защите родного рабочего класса от капитала, ставшего глобальным, и пагубного влияния неолиберальной политики. Повестка националистов передается, конечно, не только левым — системные партии, такие как немецкая ХДС/ХСС, стремительно теряют голоса и перенимают политическую программу «новых правых». Их ценности, с той или иной стороны, вливаются в мейнстрим, переставая звучать как что-то маргинальное — и сравнения с Гитлером становятся все менее актуальными. Реальные наследники нацистского режима все же есть — организации, в которых популярны руны, гитлеровские гимны и символика рейха, имеют своих сторонников по всей Европе. Расовая ненависть, уличные акции, бритые головы и татуировки — россиянам неонацисты знакомы примерно в таком же виде, в котором они существуют везде. Неонацистские движения и партии влачат маргинальное существование не только за счет того, что система их активно подавляет, — просто радикальные взгляды действительно привлекают лишь малое число последователей. В поиске сторонников современные любители Гитлера отправились в интернет — имиджборды, анонимные форумы стали свободным цветником для самых разных воззрений. Немногим известно, что параллельно европейские радикалы облюбовали анонимный мессенджер Telegram — вместе с американскими единомышленниками они создали в нем целую сеть каналов со смешными картинками и обсуждениями. Как раз-таки там можно найти и антисемитизм с теориями заговора, и разговоры о расовом превосходстве, и мечты о тоталитарном государстве с этническими чистками. Но весь «белый интернационал» Telegram-канала едва ли насчитывает несколько тысяч человек. В большой политике всему этому места не нашлось — и благодаря правым партиям европейский обыватель может смело и спокойно называть себя националистом, не сталкиваясь с обвинениями в любви к Гитлеру.