Кругом одна химия: как химфак МГУ строит бизнес и борется с фобиями
К руководителю химфака МГУ — члену-корреспонденту РАН Степану Калмыкову — очередь из журналистов. Опасен ли обнаруженный при строительстве шоссе в Москве радиоактивный отвал? Можно ли спасти загрязненную нефть из «Дружбы»? Когда в России появятся левитирующие поезда? Сегодня все эти вопросы адресованы специалистам-химикам, которые оказались на острие технологического прогресса. И.о. декана химфака рассказал «Инвест-Форсайту», каково это — быть в авангарде науки и бизнеса. Россия — пока страна дженериков — Степан Николаевич, как химфак МГУ включен в инновационную экосистему России? — Инновационный цикл начинается с подготовки квалифицированных кадров, поэтому, конечно, Московский университет как учебное заведение участвует в инновационном развитии страны. Ежегодно на химический факультет мы принимаем больше 250 человек, причем большую часть — на бюджетные места. Из-за специфического набора вступительных испытаний (надо одновременно сдавать ЕГЭ по физике и химии) конкурс меньше, чем на многих факультетах МГУ: около трех человек на место, но по востребованности наши выпускники сегодня в лидерах. По опросам экс-студентов нашего факультета 2014–2018 годов выпуска, две трети идут в аспирантуру, а среди остальных больше 80% работают по специальности. Отчасти востребованность нашего образования подтверждает то, что химфак — на первом месте в Университете по привлеченным внебюджетным средствам. Государство, от которого мы получаем госзадание, финансирует нашу работу примерно на 30-40%. Остальное — деньги научных институтов развития, например Российского фонда фундаментальных исследований, Российского научного фонда, программы мегагрантов. Внебюджет формируют также «поисковые» деньги от Министерства науки и высшего образования, которые идут на прикладные исследования через Федеральную целевую программу «Исследования и разработки». Наконец, бизнес заказывает у нас те или иные научные работы. Некоторые компании на аутсорсинге развивают с нами совместные лаборатории. — Как часто бизнес обращается к вам с какими-то заказами, компании какого профиля заинтересованы в сотрудничестве? — Приведу несколько примеров крупных проектов, которые осуществляет химический факультет МГУ в сотрудничестве с постоянными партнерами. Одно из самых востребованных и экономически растущих направлений — это сельскохозяйственная химия: удобрения и средства защиты растений. С основными игроками этого рынка — компаниями «Уралхим», «Еврохим», «Фосагро», «Август» — у нас долгосрочные контракты. Скажем, три года назад наши сотрудники разработали новую технологию производства карбамида для компании «Уралхим» — это широко освещалось в СМИ. Другой пример связан с фармакологическим бизнесом. Россия, к сожалению, — страна дженериков, но государство развивает различные целевые программы, которые в том числе стимулируют создание собственных больших фармацевтических производств. Сразу несколько наших кафедр — органической химии, медицинской химии и тонкого органического синтеза, химии нефти и органического катализа, энзимологии и химии природных соединений в виде отдельных групп и лабораторий участвуют в направлениях, связанных с фармацевтикой. — Вероятно, и разработки кафедры, которую вы возглавляете — радиохимии, востребованы? — Безусловно! Ядерная индустрия имеет стратегическое значение. Здесь есть сразу несколько перспективных направлений. Интересы госкорпорации «Росатом» сосредоточены на создании ядерного топливного цикла нового поколения с минимумом отходов. Другое направление — ядерная медицина. Когда-то в этой области наша страна была на передовых позициях, но потом, к сожалению, в значительной степени отстала, а сейчас государство серьезно стимулирует ее развитие. Речь идет о ранней диагностике различных социально-значимых заболеваний — онкологических, сердечно-сосудистых, нейродегенеративных. Сегодня позитронная эмиссионная томография, компьютерная однофотонная эмиссионная компьютерная томография становятся совершенно рутинными медицинскими исследованиями. Третье направление связано с ядерным наследием. В России множество старых предприятий, реакторов, которые уже отслужили свое, и их нужно эффективно, то есть недорого и экологично, вывести из эксплуатации. Очистка загрязненных почв, безопасное обращение с металлоломом, с какими-то конструкционными материалами — это очень масштабная задача, которая обозначена в федеральных целевых программах по радиационной безопасности и, соответственно, на эти работы тоже большой спрос. Именно здесь пригодятся опыт и компетенции сотрудников химфака, их разработки будут потом использоваться в промышленном масштабе. Разговор на птичьем языке — Одно дело разработать, другое — внедрить… — Да, и здесь мы сталкиваемся с национальной проблемой: в России есть предприятия, которые могут потреблять новейшие технологии, но им для этого нужны высококвалифицированные инженеры, например те, кто способен работать на современных аддитивных станках и владеет технологиями 3D-печати. Таких просто нет: это сложное наследие 1980-х и 1990-х годов, когда фактически была разрушена система инженерного образования, поэтому приходится с нуля создавать учебные программы среднего образования. В рамках проекта «Композитная долина» в Тульской области МГУ, РХТУ и НПО «Унихимтек» — дочка химфака — поддерживают создание колледжа. Результатом этого тройного взаимодействия должна стать магистерская программа, по которой будут готовить основной трудовой ресурс «Композитной долины». Таких примеров достаточно много: мы сейчас разрабатываем магистерские программы для высокотехнологичных компаний. Все они сталкиваются с тем, что на одном предприятии работают очень хорошие специалисты в области, например, радиохимии, и высококлассные менеджеры, но первые и вторые не понимают друг друга, как будто говорят на птичьем языке. Мы придумали, как это непонимание устранить — предложили проект для «Росатома», он нашел поддержку и в ближайшие несколько лет будет осуществлен… Речь идет о магистерской программе, где одновременно развиваются компетенции по естественным и инженерным наукам и по основам менеджмента больших инфраструктурных проектов. То есть это своеобразное MBA в области ядерной инфраструктуры. На выходе мы получаем специалистов, которые в состоянии управлять большими проектами, в том числе за рубежом, так как программа англоязычная. — Вы упомянули «дочку» химфака. Как часто вообще появляются стартапы в факультетской среде? — «Унихимтек» — успешная компания, которая занимается новыми композитными материалами и является основным подрядчиком по созданию композитного крыла для российского авиалайнера МС-21. Ее сложно назвать стартапом: это средний по масштабам бизнес со своими производственными мощностями. В целом на химфаке не так много рождается предприятий, зато те, что появляются, очень востребованы. Например, прямо во дворе кафедры в одном из корпусов находится компания, которая занимается тест-системами для диагностики различных заболеваний. Основные потребители этих сенсорных материалов — лаборатории типа «Инвитро» и клиники. Это простые с точки зрения реализации методы, когда достаточно капнуть ту или иную биологическую жидкость на пластинку и по изменению каких-то параметров, скажем, окраски, судить о наличии заболевания или о стадии его развития. Еще хотел бы заметить, что на химфаке учиться достаточно сложно: очень много математики, очень много физики, то есть образование по-настоящему фундаментальное. Поэтому многие люди, которые заканчивали химфак, особенно в 1980-90-е годы, когда в химию было сложнее намного устроиться, стали успешными предпринимателями в самых разных областях. Выходцем с химфака является Борис Ким, сооснователь и председатель Совета директоров компании Qiwi. Наш выпускник — Александр Даванков, стоявший у истоков «Фаберлик». Я уже не говорю про члена списка Forbes Григория Березкина… Искусственные кости и левитирующие поезда — Сегодня много информации о новых материалах, которые изменят целые индустрии. Расскажите, пожалуйста, о разработках факультета. — На химфаке очень сильная кафедра неорганической химии, она связана с новым факультетом, который из нее вырос — это факультет наук о материалах. Они работают в том числе с медицинской темой — разрабатывают костные импланты, которые можно создать на 3D-принтере, внедрить в кости, где они легко приживаются, за счет пористой структуры обрастают сосудами и мышечной тканью. Сейчас у химфака есть контракты на научно-исследовательские работы от Федерального медико-биологического агентства, в ведении которого находится спортивная медицина и медицина катастроф. Еще одно направление — разработка сенсорных систем для определения, например, опасных технологических компонентов в нефтепродуктах или в серосодержащих соединениях. Сегодня это можно делать без применения громоздкого оборудования, а на месте с помощью Laboratory-on-chip (лаборатория на чипе) — совсем небольшого устройства, которое позволяет проводить экспресс-диагностику. Кстати говоря, именно наши специалисты совместно с коллегами из Российской академии наук проводили анализ грязной нефти в истории с «Транснефтью» — выявили загрязнитель, его содержание, точку, где произошел вброс… Теперь важнейшая задача — как рентабельно перерабатывать эту нефть, учитывая ее большие объемы. Еще одна популярная тема — сверхпроводящие материалы. У стенда одной из наших компаний — SuperOx — всегда аншлаг: они обычно демонстрируют левитирующий поезд, который фактически летит над рельсами. Пока это макет, но выход в реальное производство — вопрос ближайшего будущего. А другая разработка компании уже установлена на подстанции в Мневниках — это токоограничитель на сверхпроводниках, который позволяет избежать веерных отключений. Наши новые материалы меняют будущее транспортной отрасли, способы передачи энергии. Излишне говорить, что есть материалы особого назначения, например для токамаков. Одним словом, направление сверхпроводников очень активно у нас развивается — тоже такая очень успешная кафедра, которая много контактов имеет с реальным сектором экономики. — И никакие санкции не страшны? — В санкциях есть и позитивный, и негативный аспекты. Позитивный аспект заключается в том, что это стимулирует национальное развитие и создание новых технологий. Причем государство поворачивается лицом к производителям, делает им преференции. Мы видим, как многие секторы экономики растут именно за счет этого, например сельское хозяйство. Негативный эффект тоже абсолютно однозначный: санкции выводят Россию из глобальной среды технологического развития, то есть лишают доступа к современным технологиям, которые разрабатывались десятилетиями, к передовому оборудованию… Приходится велосипед изобретать, а для этого не всегда есть компетенции и время. — В каких областях российская химическая школа может совершить прорывы в ближайшее время? — Первое — это, конечно, органическая химия и то, что называется тонкий органический синтез. Без него невозможно развитие фарминдустрии, создание новых полимерных материалов. Речь идет о малотоннажной химии и продуктах с высокой добавленной стоимостью. Наши очень серьезные компетенции — мы можем собирать молекулы с атомарной точностью. Изменив какую-то небольшую часть молекулы, мы получаем принципиально новые свойства вещества. Очень хорошие компетенции у российских ученых в области квантовой химии: мы умеем без проведения дорогостоящих и сложных экспериментов, исходя только из суперкомпьютерного моделирования, предсказывать свойства очень многих соединений. На любой из наших кафедр считается неприличным не иметь специалиста или научной группы, связанных с квантовой химией, и не только потому что это стало модным, а потому что это сильно экономит ресурсы и время химиков в лаборатории: не надо синтезировать тысячи соединений, чтобы найти самое подходящие, если можно заранее с помощью ИИ выбрать десять, обладающих нужными свойствами, и работать только с ними. — Как факультет взаимодействует с инвестиционными фондами? — Со многими фондами мы контактируем и взаимодействуем. Уже осуществляли проекты для Фонда инфраструктурных и образовательных проектов, входящего в структуру «Роснано». В том числе была очень успешная программа для частного бизнеса по ядерной медицине — мы готовили ребят для работы в центрах позитронной эмиссионной томографии. У нас несколько молодых компаний, которые были созданы при участии Фонда содействия малых форм предпринимательства в научно-технической сфере. Кстати, с Иваном Михайловичем Бортником я очень хорошо знаком, и сейчас мы помогаем фонду с экспертизой химических проектов, участвуем в разработке так называемого экологического портфеля школьника. Кроме того, и химфак, и Университет в целом активно работает с Российской венчурной компанией, а также с другими фондами, как напрямую, так и через специально созданную для этого компанию «Иннопрактика». Отходы бытовые и ядерные — Про химию мусора хочется поговорить, участвуете ли как-то в этой проблеме? — Сегодня мусор — это боль уже не с химической точки зрения, а с технологической. В Швеции перерабатывается 98-99% мусора — перерабатывается не просто для захоронения, а с получением каких-то полезных продуктов, например биотоплива, полимеров, стекла. Мне сложно сказать, когда такие технологии могут прижиться в нашей стране. Но, вероятно, без государственного стимулирования не обойтись — может быть, путем субсидирования, созданием каких-то государственных компаний удастся перенести эти технологии и в Россию. — На повестке дня ситуация с обнаружением радиоактивных отвалов на стройке недалеко от Коломенского. Стоит ли волноваться москвичам, и возможно ли появление подобных точек на карте? — Точки иногда находятся: при любой застройке происходит обязательное обследование территории, и далеко не только на радиоактивность, а вообще на все возможные токсиканты. По правилам должна идти пошаговая съемка, нужно отбирать пробы почвы. К примеру, в Санкт-Петербурге на Васильевском острове бывшая территория химического института несколько лет огорожена, и застройка там пока не началась, потому что в почве были найдены отравляющие химические вещества, и идут работы по очистке. Что касается Коломенского, то это далеко не самый сложный обнаруженный объект ядерного наследия. Там выявлены природные радионуклиды: уран, торий, радий-226, их содержание повышенное, но у нас в «Росатоме», в НПО «Радон», есть технологии обращения с такими отходами. План работ по этой территории давно разработан, идет плановое изъятие загрязненного грунта, его переработка, изоляция — это достаточно рутинная процедура. Игру на радиофобии используют различные активисты. Но нет худа без добра: это хороший повод кусочек территории Москвы очистить. Мне кажется, здесь вопрос простой и, в общем, достаточно легко может быть решен. — Насколько, по-вашему, сильна химофобия? — Очень сильна! И это мнение стабильно. Наверняка в транспорте, по телевизору вы сами не раз слышали: «Это все химия!» — и всегда с негативным оттенком. Но все, что нас окружает, — это химия, и она делает нашу жизнь комфортной, более продолжительной, лечит от болезней. Да, среди химических веществ есть отравляющие, взрывчатые, радиоактивные, но выявить влияние только одного фактора на здоровье человека очень сложно: нельзя вычесть то, что мы едим, пьем, чем мы дышим и лечим, какую одежду носим. Да и стресс наконец… Другое дело, что по всем факторам надо работать по принципу ALARA (As Low As Reasonably Achievable) и добиваться минимальных показателей, в том числе по факторам ионизирующих излучений. Беседовала Анна Орешкина
