Образование семинаристов равно божественной трагедии
Лето для одних — экзамены, аттестаты, баллы, поступление. Для других тоже экзамены, но и защита диплома, поиск работы. Разговор об абитуриентах, выпускниках, качестве образования и трудоустройстве молодых специалистов тема благодатная и живо интересует людей всех возрастов. Одни переживают за детей или внуков, другие за себя. Третьи привыкли волноваться заранее, загодя. Или вообще — волноваться. Кроме того, образование — одна из самых подвижных, постоянно реформируемых сфер жизни. Оно непрерывно меняется под воздействием внешних факторов, не поддающихся логическим связям, а также по велению чиновников: от них постоянно требуются отчеты по улучшению качества и информацию, как это качество перетекает в количество. Поэтому за трансформациями образования так интересно наблюдать (особенно, если это никак не касается твоих близких). И, что скрывать, обсуждать, сравнивая с ушедшей эпохой и вспоминая, что еще лет 20-50 все было совсем иначе, не в пример лучше. Ведь тогда, как всем и каждому известно, из учебных заведений выходили сразу докторами наук, лауреатами Нобелевских премий, номинантами на Золотую ветвь Канн. Впрочем, отчасти в забавном утверждении, что раньше было лучше, есть доля истины. Недавно школьника — отличника по географии тестировал преподаватель советской школы. "Ну что?"- Дрожащим голосом спросила мама, втайне надеясь на "трояк". И в ответ услышала: "Ноль". Но особенно отчетливо разрыв в системе и уровне образования становится заметен, если проследить историю переводов на русский язык "Божественной комедии" Данте. Книги, считающейся одной из самых трудных, поскольку для работы над ней необходимо знать не только язык (причем два, а лучше и три — русский, итальянский, латынь), но и историю, философию, религию (католицизм). Первые известные переводы Данте на русский язык датируются первой половиной XIX века и далее. Сегодняшние ученые считают их далекими от содержания и стилистики книги, анализируя их с той же строгостью и беспристрастностью, что и работу создателя советской школы поэтического перевода Михаила Лозинского, о котором известно, что он слушал лекции в Берлинском университете. Затем учился в Петербургском университете, где сначала получил диплом юриста, а затем пять лет занимался на историко-филологическом факультете. Лозинского, дружившего с Осипом Мандельштамом, Анной Ахматовой и был ближайшим другом Николая Гумилева Лозинскому противопоставляют появившийся в начале 1830-х годов перевод Павла Катенина, старавшегося придерживаться стихотворного стиля подлинника. Впрочем, есть версия, что Катенин опирался не на оригинал "Комедии", а на современные ему французские переводы Данте, что вызывает недовольство у экспертов. Павел Александрович родился в бедной дворянской семье в Кологривском уезде Костромской губернии, получил домашнее образование, выучил 7 европейских языков. Домашнее образование бедного дворянина позволило ему служить в Министерстве народного просвещения, делать переводы, писать стихи, пьесы. Стать членом Российской академии по Отделению русского языка и словесности... Следующим по значению (и по времени) можно назвать перевод поэта-сатирика Дмитрия Минаева. О его образовании известно, что будучи кадетом, он "обучался в Дворянском полку, но курса не окончил". Что не помешало Минаеву понимать и переводить с итальянского. Поэт Ольга Чюмина "увлекалась театром и музыкой, готовилась к поступлению в консерваторию", но вышла замуж за офицера. Литературоведы спорят об уровне и значении первых переводов, но все сходятся в одном: из переводов Данте, сделанных в XIX веке, наибольшую ценность представляет работа Дмитрия Мина, закончившего Московскую медико-хирургическую академию. Трудно предположить, чтобы сегодня домашнего, базового или медицинского образования оказалось достаточно для перевода "Божественной комедии". Перевода такого уровня, чтобы о нем помнили спустя полтора века, чтобы его исследовали ученые. В начале ХХ века переводами "Комедии" "баловались" и Анна Ахматова и Валерий Брюсов... Их образование, безусловно, было серьезнее домашнего (если забыть, что Анна Андреевна сама и дома выучила французский), неоконченного полкового, но все же не переводческим и не философским или богословским. Божественная комедия (а по сути трагедия) коснулась образования не только переводчиков, но и священнослужителей. Вернее, мечтающих и надеющихся ими стать семинаристов. В прошлом году пришлось затронуть этот вопрос по касательной, с точки зрения психиатрии. Вопрос стоял так: нужно ли поступающим в семинарию и в богословские институты юношам дополнительное освидетельствование и заключение психиатра, психолога или психоневролога? Вывод был сделан неутешительный: если не принимать документы на поступление у всех желающих рукополагаться, число стремящихся в семинарии заметно сократится. О другой стороне — пресловутом уровне образования — разговора почти не было. А между тем, он давно напрашивается. Еще в советские годы пытались провести параллель между светским и духовным образованием. После сравнения двух систем было решено, что семинария это примерно техникум (то есть профильный лицей), в который можно поступить только после окончания 11 класса и прохождения службы в армии, а академия — институт (не аспирантура). Но в академию поступают далеко не все семинаристы: кто-то уверен, что семинарского образования достаточно, других ждут на месте служения. Третьи не то, чтобы любят учиться. Но даже любящие учиться, стремящиеся к знаниям понимают, что семинария — это техникум. Или лицей. Их преподаватели тоже это осознают, поэтому требования к будущим священнослужителям, духовным лидерам, наставникам предъявляются соответствующие. То есть минимальные. В связи с этим преподающий там доктор богословия может задать во время экзамена дополнительный вопрос: "Скажите, как пишется- кАрова или кОрова?" И просиять, в случае верного ответа (история подлинная). В итоге правящий архиерей и люди на приходе получают священника точно знающего, как писать корову. Но и только. Умения работать с человеческими душами или знаний в агрономии это, конечно, не прибавляет, а между тем... В селе Ново-Талицы под Иваново есть музей семьи Цветаевых. Устроен музей в том самом доме, где 75 лет жили три поколения этой семьи. Священник Владимир Цветаев — дед русского поэта Марины Цветаевой — был назначен в Талицы приходским священником и обосновался здесь с женой и четырьмя сыновьями Петром, Иваном, Федором и Дмитрием. Петр Цветаев поступил в семинарию. По традиции или по велению души — неведомо. На самом деле все четверо сыновей поступили и окончили Шуйское духовное училище, а затем Владимирскую духовную семинарию. И закончили ее. Но по окончании Петр не имел права стать священником. Как объяснила научный сотрудник музей Елена Шведова: "Петр оканчивает владимирскую семинарию с аттестатом по второму разряду, то есть с тройками. Это означало, что он может выполнять только второстепенные роли, то есть быть чтецом, алтарником, певчим — то есть помощником в храме. Петр возвращается к своему отцу в Талицы, где в течение двух лет помогает ему в храме и по хозяйству. Через два года он посылает прошение с просьбой о переэкзаменовке и получает новый аттестат, в котором оценки только "хорошо" и "очень хорошо". Новый аттестат был получен в 1868 году, а в 1869 году 20 мая Петр был возведен в сан священника и направлен на службу в Спасо-Преображенскую церковь села Першино". Произошло совсем недавно — в конце XIX века. И то, что при плохой успеваемости не рукополагали — было правилом повсеместным, а не решением только одной Владимирской (даже не Московской) семинарии. Корова тоже появилась в этом тексте не случайно. В Музее хранится аттестат Петра Владимировича. Весь список предметов по которым семинаристу следовало хорошо учиться следующий: Катехизическое учение, Герменевтика, Священное писание, Догматическое богословие, Нравственное, собеседовательное, пастырское и учение о христианских вероисповеданиях, Церковно-библейская история и история церкви вообще, История российской церкви, церковной археологии, Каноническое право, Патристика, Учение о богослужебных книгах, Логика и психология, Словесность, Всеобщая история, Российско-гражданская история, Алгебра и геометрия, Физика и естественная история, Медицина, Сельское хозяйство, Латынь, Греческий. Иначе говоря, отправляясь на служение в деревенский приход, молодой человек был готов не только служить и читать проповеди, основывая их на учении Отцов Церкви и истории, но обучать местных детей грамоте и азам математики, физики. Оказывать первую медицинскую помощь, а также дать консультацию по агрономии. В итоге священник Петр Цветаев преподает в земской школе Талиц (как до него преподавал его отец), создает в приходе хор мальчиков и сам обучает их церковному пению. Причем делает это настолько профессионально, что хор мальчиков был замечен императором на открытии Нижегородской ярмарки: по личному указанию императора мальчикам были сшиты парчовые стихари, что стало событием для всего уезда. А в 1895 году Петр Цветаев открывает в селе церковно-приходскую школу для девочек... И ведь нельзя сказать, что конец XIX века был благодатным для образования священников и священнического служения временем. Против него, этого самого образования, вернее высокого его уровня, лет за 50 до этого выступил генерал-адъютант, обер-прокурор Святейшего Синода, член Государственного совета и Главного правления училищ граф Николай Протасов: "На что такая огромная богословия сельскому священнику? К чему нужна ему философия, наука вольномыслия, вздоров, эгоизма, фанфаронства? На что ему тригонометрия, дифференциалы, интегралы? Пусть лучше затвердит хорошенько катехизисы, церковный устав, нотное пение. И довольно". По удачному стечению обстоятельств, как "ни велико было значение обер-прокурора Протасова в церковной жизни, как ни сильна была зависимость духовенства от прокуратуры, все же и при нем в среде высшей иерархии находились отдельные личности, решавшиеся, в некоторых случаях, не изменять своим убеждениям в угоду взглядам и желаниям всесильного обер-прокурора, как, например, Московский митрополит Филарет, духовник Императора Николая I Музовский и другие", напишет о нем в книге "Руководящие деятели духовнаго просвещения в России в первой половине текущаго столетия" церковный историк, тайный советник Иларион Чистович. XXI век в России никто не посмеет назвать неблагоприятным для стремящихся к знаниям будущих священнослужителей. Написаны новые учебники, переизданы старые, разработаны методики обучения по сети и в классах. В библиотеках пылится бесчисленное количество книг по всем необходимым будущему пастырю предметам. И никто не потребует от него оказать первую помощь или помочь рассчитать идеальное время для посадки капусты и свеклы. Или перевести "Божественную комедию" Данте. Но нетрудно предположить, что если к современным семинаристам предъявить требование хотя бы учиться без троек, классы и лектории опустеют. Что к лучшему.
