Писательский стол, вельветовый костюм и гонорар за статью о Булычёве

По просьбе «Инвест-Форсайта» известные люди из мира культуры делятся своими личными впечатлениями о том, как они заработали свои первые деньги и когда и при каких обстоятельствах им впервые удалось побыть в роли инвестора (или соинвестора). На вопросы делового издания ответили режиссёр Иосиф Райхельгауз, художник Никас Сафронов и писатель Роман Арбитман. Российский художник Никас Сафронов показывает интерьер своей квартиры-мастерской в центре Москвы. Константин Чалабов / РИА Новости Иосиф Райхельгауз, народный артист РФ, профессор Российского института театрального искусства (ГИТИС), создатель и художественный руководитель московского театра «Школа современной пьесы» Первый заработок Я довольно в раннем возрасте – в 12 лет и даже раньше – мечтал о своём будущем. Я жил в Одессе и, понятно, не мог не видеть, как приходили в порт большие корабли. И я с моими одноклассниками и друзьями со двора ходил смотреть на это зрелище. Тогда очень хотелось быть как минимум капитаном. Хотя бы потому что эти корабли плыли в какие-то неведомые страны. А когда я приходил в городской парк, в «Одесский Горсад» (там по вечерам часто играл духовой оркестр), я очень хотел быть дирижёром. При этом музыке я не учился, хотя и садился иногда в детстве за фортепиано и что-то одним пальцем наигрывал. Но больше всего в свою детско-юношескую пору я хотел стать писателем. Помню, всё время что-то писал, записывал… И позже сам за собой заметил: когда прочёл свои детские записи, датированные примерно тем периодом (когда учился во 2-ом классе), то обнаружил, что в моём «произведении» соблюдены некоторые литературные нормы, начала композиции. Вот именно тут и лежит путь к тому самому первому заработку. Мне представлялось, что писатель – это человек, который сидит за письменным столом, а на нём разложены бумага, карандаш, авторучка. И писатель за этим столом пишет. А письменного стола тогда у меня не было; мои родители были очень скромными людьми, мы жили в коммунальной квартире, да ещё в проходной комнате: в общем, все «удобства» для творчества. И я каждое лето уезжал к дедушке в деревню – там же, в Одесской области. Понятно, летом я, как все нормальные мальчишки и девчонки, пропадал в полях и лугах, наслаждаясь каникулами. Но однажды живший там же мой дядя, брат отца, мне сказал: «А хочешь заработать?» Я тогда не понимал, что такое «заработать», но охотно ему сказал: «Давай я попробую». Оказывается, дядя подрядился стеклить коровник – огромный, длинный, где рамы были отлиты из бетона. И в этих рамах были такие пазы, которые дядя вырезал, а я вставлял стёкла и смазывал проёмы специальным раствором, который был, что называется, навсегда; настолько он был прочен. Работал больше двух недель. Когда дядя получил деньги за этот заказ, он поделился со мной. Разумеется, тогда это были совсем другие деньги, я сейчас уже не помню сумму. Но когда я привёз их с собой в город, в Одессу, мама поинтересовалась, что бы я хотел на них купить. Я поначалу как-то отмахнулся, мол, купите, что нам сейчас нужно. Мама конкретней поставила вопрос: «Нет, ты сам что бы на них хотел приобрести?» И я так прямо и сказал: «Я хочу письменный стол, потому что я хочу быть писателем». И мама пошла со мной в магазин, в комиссионный, где стояла старая мебель. Мы выбрали небольшой письменный стол – заработанных денег хватило, надо сказать. И вдвоем с мамой принесли его домой. Я с радостью сел за него и начал писать. (С улыбкой) Правда, первые мои книжки вышли спустя много-много лет. По времени этот памятный эпизод датируется приблизительно 1962-63 годами. Первая инвестиция Инвестициями – если под ними подразумевать вложение денег в то дело, которое я знаю и люблю, – я занимаюсь практически каждый день. Естественно, бюджет нашего театра состоит из нескольких статей. Основная из них – средства на нашу уставную деятельность. Мы эти деньги получаем от Московского городского департамента культуры; и я как руководитель театра со своими помощниками (вместе с директором, главным бухгалтером, главным инженером и другими) распределяю их на наши повседневные хозяйственные цели. Помимо того, работает замечательный Попечительский совет нашего театра, его председателем не первый год является Анатолий Чубайс. Так что творческая деятельность, согласитесь, – тоже хозяйственная. Чтобы выпустить сегодня хороший спектакль, надо заключить массу договоров, нужно рассчитать изготовление декораций, пошив костюмов, покупку реквизита, специальных приборов для звука и света. При этом я, как только стал главным режиссёром театра, естественно, стал понимать: какой у меня бюджет и как его использовать. Я стал его, стараясь не нарушать действующее законодательство, распределять максимально на разнообразные нужды театра. Конечно, до этого у меня был опыт в этом плане. Окончив ГИТИС, я начал работать режиссёром театра «Современник», и уже тогда, ещё будучи совсем молодым режиссёром, понимал: вот я ставлю спектакль, будь то «Эшелон» по М. Рощину или «Из записок Лопатина» К. Симонова, и на этот спектакль выделено такое-то, в точности до рубля, до копейки – количество денег. И я не имею права потратить на него больше. Если такая-то сумма выделена, допустим, на декорации или что-либо еще, я головой, что называется, отвечаю за их целевую трату перед директором театра. А в 70-е годы, напомню, директором «Современника» был О. П. Табаков. Позднее я начал снимать телевизионные фильмы; и также, разумеется, каждый фильм начинался с бюджета. Директор фильма мне подсказывал – вот мы располагаем такими-то финансовыми возможностями, исходя из которых мы, например, не можем пригласить «дорогого» актёра или актрису. Еще позже, когда я начал сотрудничать с зарубежными театрами, я увидел их систему, которая – к сожалению для нас – намного более внятная, простая и гибкая. Я ставил спектакли в нью-йоркском театре «Ла мама», в женевском театре «Каруж», в национальном драматическом театре Турции, много раз – в Израиле. Везде схема очень проста: меня приглашает генеральный менеджер театра, продюсер. И они говорят мне – вот мы заказываем вам поставить чеховскую «Чайку», у вас бюджет такой-то. Всё! Дальше – моё дело. Сэкономить на балетмейстере? Пожалуйста. Или наоборот, сэкономить на артисте-профи и занять студентов, которым меньше платят, но при этом решиться на какие-то уникальные декорации или спецэффекты, которых до сих пор не создавали в театре. Мне такой подход кажется разумным и справедливым – в сравнении с нашей всё ещё действующей системой, когда на покупку каждого живого цветка надо пройти безумные конкурсы закупок. Между тем все эти конкурсы – враньё, потому что все заранее ясно знают: выиграет именно та компания, а не эта; а тебе ещё указывают на то, какая компания выиграет. И это всё, по моим давним наблюдениям, в той или иной форме – игры «в распил». Так что инвестиционными вопросами я, увы, занимаюсь (вынужден заниматься) больше, чем самими пьесами и спектаклями. Никас Сафронов, заслуженный художник РФ Первый заработок Первые свои деньги я заработал, когда мне было 12 лет. У меня была мечта – иметь вельветовый костюм. Я понимал, что возможности заказать его, пошив в ателье, в ту пору – в конце 60-х годов – для меня неосуществимы. Родители жили скромно (местом нашего проживания тогда был Ульяновск, в котором я и родился), в магазинах этого города такие костюмы не продавались. Тем не менее я, подросток, понимал, что это – модная тема, как чуть позднее стали модными американские джинсы. И мы с другом два лета нанимались на работу грузчиками. Первое лето – на пивном заводе перетаскивали ящики с напитками. А второе лето – на хлебозаводе. С физическим трудом я вполне справлялся, так как был достаточно спортивным; занимался плаванием, борьбой, боксом. Конечно, заработанные деньги оказались не той величиной, которую я ожидал, но желанную вещь наконец удалось приобрести. Я пошёл в ателье, сделал заказ. Так как это были мои кровные деньги, вельвет я выбрал поярче, оранжевого цвета – чтобы весь мир видел, что я буквально потом и кровью, через страдание и опасность заражения, добывал для себя костюм. Ведь это не преувеличение: мы с другом на хлебокомбинате всё носили голыми руками, пренебрегая перчатками и прочими «атрибутами техники безопасности», в результате у нас часто от горячего хлеба нарывали пальцы; как сейчас помню, мама мне после долгого созревания нарыва вскрыла рану, проколов ее иголкой. Я тогда почти потерял сознание от боли. А таких воспалений было много… Я решил прийти в новом костюме в школу. А у нас в школе, как и во многих других, было заведено: 1 сентября директор перед началом занятий колокольчиком давал сигнал учащимся, что пора начинать урок. Так вот директор, увидев меня, замер, а колокольчик чуть не выпал из его рук. И тогда чуть ли не вся школа проводила меня до парты – молча, никто даже не смеялся, было так, как будто в школу явилось что-то инопланетное. Весь учебный день я сидел за партой, ёрзал и чувствовал себя бесконечно отвратительно. Вернувшись домой, сгорая от стыда, я на остаток заработанных денег пошел в магазин и купил чёрной краски. И решительно перекрасил все… Костюм от такой процедуры сел на 2 размера. В общем, деньги пропали, и до сих пор я к оранжевому цвету отношусь с опаской. А вот вторые заработанные деньги: начитавшись историй про пиратов, я поехал поступать в Одесское мореходное училище. Поступив, в свободное от учёбы время разгружал в порту контейнеры. Заработанные таким образом деньги потратил на подарок маме. Она мечтала иметь лунообразные золотые сережки, которые иногда носят цыганки. Что-то похожее на них я для нее и купил. Через год, когда понял, что мореходка – не совсем моё, переехал в Ростов-на-Дону; тогда мне уже было 16 лет. Там я поступил в Художественное училище им. Грекова. На 2-ом курсе мой сокурсник купил на всю свою стипендию одну мою картину. Так что эта продажа стала моим первым творческим заработком, который мы, кстати, вместе с этим же покупателем картины проели за пару дней. В юности я не обольщался, что доходы от картин сразу решат мои денежные проблемы. Поэтому тогда, во время учёбы, работал и сторожем, и дворником. Спал по 2-3 часа, заходил домой, чтобы переодеться, шёл на занятия. Потом ещё мог разгружать вагоны, идти в театр (ТЮЗ) работать художником-бутафором и ещё находил время на девушек. Так было три года до самой армии. К первому заработку в новой для себя ипостаси могу отнести и период, когда я, уже после армии с дипломом училища, устроился на льнокомбинат художником по тканям в маленьком литовском городе Паневежис. В городе, где когда-то родилась моя мама. Там, как и до армии, я параллельно работал художником в знаменитом драматическом театре под руководством Донатаса Баниониса, с которым мы позже дружили – до конца его дней. Первая инвестиция А вот к моему первому финансовому вложению можно, без сомнения, отнести эпизод, который произошел, когда я учился в Вильнюсском институте и при этом активно работал, как и раньше. Это были деньги с продаж картин с первой своей персональной выставки. Я заработал тогда 2 850 рублей. Шёл 1982 год. Я их тогда вложил в не очень (на тот момент) законный бизнес. Я бы сказал – опасный. На все деньги купил в Польше джинсы, кожаные куртки, плащи… И через 8 месяцев имел уже 15 тысяч рублей. На них я на чёрном рынке купил кооперативную квартиру, дорогую мебель, мотоцикл «Ява». И уже стал тогда помогать родителям. Получив всё это, я строго вернулся в творчество. Поехал в Загорск изучать иконопись. Потом поменял свою вильнюсскую квартиру на коммуналку в Москве. Затем география жилищных приобретений, по мере появления у меня всё новых и новых серьёзных клиентов и западных коллекционеров, курсировала следующим образом: отдельные квартиры на Малой Грузинской, потом – на Пушкинской площади, наконец с 2000 года появилась квартира в Брюсовом переулке в доме №17 (архитектор А. Щусев, здание выполнено в стиле конструктивизма), где я и живу. Ремонт, правда, длился около 12 лет. Зато у меня здесь и офис, и студия, и места для приема гостей… Себя инвестором, я, конечно, не считаю: я только художник, и более того, признаюсь, что какой-то команды специалистов в области финансового управления или консалтинга у меня нет. И не было. А что касается моих заметных собственных инвестиций, могу поведать, как я «попался» на $1,2 млн в Турции, в районе Махмултар. Меня обманным способом убедили, что надо купить уникальный участок на море для постройки жилья более 500 кв. метров. Я доверился и купил. А оказалось – это участок только для огорода. И я с огромным трудом, с большими затратами, смог получить документы на строительство дома. Из других, более удачных инвестиций, но уже духовных, мог бы отметить, что я построил храм Святой Анны в Ульяновске в честь своей мамы. А в Ульяновском районе, недалеко от областного центра, – часовню, где похоронены мои родители. Неподалёку оттуда купил участок земли вокруг сгоревшего отцовского дома, а рядом приобрёл еще 25 гектаров, на которых вместо старых заброшенных садов будет развёрнута пчеловодческая ферма. Там будут выращиваться и фрукты: яблоки, груши, другие культуры. Но не на продажу (таково моё условие), а на благотворительные цели. Из общественно значимых инвестиций: я взял под своё попечительство ульяновскую школу №65, которая носит сегодня моё имя, курирую родное мне Грековское училище в городе Ростове-на-Дону. Помогаю детской художественной школе в Димитровграде. Поддерживаю талантливых студентов в Ульяновском университете, где являюсь профессором. Поддерживаю различные благотворительные фонды – да много ещё, на что тратятся заработанные искусством мои деньги. Мама говорила нам в детстве: когда вырастете, то из заработанных хоть трех копеек одну отдайте на богоугодные дела. Я отдаю сегодня две части из трёх заработанных. Роман Арбитман, писатель, критик, лауреат литературных премий «Интерпресскон» и «Бронзовая улитка», автор сценария телесериала «Досье детектива Дубровского» Первый заработок Ещё когда я был студентом филологического факультета Саратовского госуниверситета, в 1983 году заработал свой первый гонорар за несколько статей о новинках научной фантастики в областной газете «Заря молодёжи». Одна из них была посвящена Киру Булычёву. Сколько точно получил тогда – сейчас не помню, где-то в пределах 10-15 рублей. Это считалось по тем временам неплохим гонораром, но и сама статья по Булычёву была большая: больше чем на половину газетной страницы. Первая инвестиция Да, мне пришлось побыть в роли соинвестора. Петербургский режиссёр Константин Селиверстов в 2014 году закончил съёмку художественного фильма «Процесс» по известному роману Франца Кафки; часть бюджета формировалась методом краудфандинга. Я счёл возможным и нужным вложить в это достойное начинание свои кровные 5 тыс. рублей. Приятно, конечно, что я значусь в составленном авторами картины списке благодарностей. Материал подготовил Алексей Голяков (На снимках – спикеры опроса в настоящее время и в пору своего первого заработка)