За что убили старуху-процентщицу
Этика процента: Дж. Локк и И. Бентам о природе ссудного процента и его регулировании. Сборник. – Москва, Челябинск: Социум, 2019 Этика и экономика – одна из самых актуальных и одновременно вечных проблем. А этика и процент – не просто актуальная и вечная, но еще и парадоксальная. Проклятие деньгам и огненное желание уничтожить их – огромная традиция из глубин веков до наших дней. Еще жарче, еще раскаленней в этой традиции желание уничтожить процент. В чем виновата Алена Ивановна Иногда закрадывается подозрение, что Достоевский заставил своего героя убить топором не только старуху-процентщицу, но и несчастную беременную Лизавету, потому что опасался, как бы читатели не подумали: поделом старой кровопийце, не жалко. В романе «Преступление и наказание» условия кредитования у Алены Ивановны и правда были грабительские: сто двадцать процентов в год с залогом и с выплатой процента за месяц вперед в момент получения кредита. А почему, собственно, грабительские? А какой процент – разумный и достаточный? Как это установить? Нужно ли государству ограничивать деятельность ростовщиков? А если нужно, как именно? По-моему, главная проблема состоит в том, что проклинать кредит и процент легко и приятно: чувствуешь себя возвышенным и нравственным человеком, у которого болит душа за слезинку ребенка. А разбираться в проблемах регулировании кредита тяжело и неприятно: мало того, что материя сложная, так еще и все вокруг во главе с великой русской литературой осудят бесчеловечного злодея, который берет под защиту ростовщичество. История с проклятьями Недавно у нас была переведена книга «Долг: первые 5000 лет истории» (Дэвид Гребер. Долг: первые 5000 лет истории – М.: Ад Маргинем Пресс, 2015) антрополога и анархиста Дэвида Гребера, который со всей страстью бросил проклятье деньгам и кредиту в капиталистическое лицо современного общества. Он предсказал, что капитализм уже на пороге полной гибели всерьез и сегодняшние дети доживут до того дня, когда экономики больше не будет. Он сурово осудил Адама Смита за его мысль, что: «Экономика не должна быть справедливой, экономика должна быть эффективной и через эффективность творить справедливость». Не менее сурово осудил он Джона Локка, возложив на него ответственность за голод и волнения, вызванные его пониманием серебряных денег и доверия граждан правительству. Странно, что Бентама он не упомянул ни разу. Памфлет Джона Локка «Некоторые соображения о последствиях снижения процентной ставки и повышения ценности денег» (1691), тот самый, который, по Греберу, оказался таким гибельным для английского народа, на русском языке не публиковался, как и трактат Бентама «В защиту ростовщичества» (1789). В недавно вышедшем в издательстве «Социум» сборнике «Этика процента» обе работы впервые полностью переведены и сопровождаются статьями современных российских авторов о развитии кредита, научном наследии Локка и Бентама, а также о сегодняшнем взгляде на этическую составляющую регулирования процента: Алексей Саватюгин «Из истории ростовщичества», Данила Расков «Джон Локк о деньгах и проценте» и две статьи Максима Сторчевого – «Иеремия Бентам об этике ростовщичества» и «Современный взгляд на этику ростовщичества». Трудная доля ростовщиков Прослеживая историю кредитования, Алексей Саватюгин отмечает этические и экономические противоречия, которые тысячи лет сопровождали взимание процента. Судьба ростовщичества всегда была непростой. Религиозные и светские власти часто запрещали его как дело безбожное и несправедливое, бесчестное. Фома Аквинский называл всякого кредитора обманщиком, ибо он требует деньги за время, тогда как время принадлежит не ему – это благо, дарованное всем в равной степени. «Но удивительная вещь – в некоторых случаях ростовщиками становилось… само духовенство! Поскольку в храме накапливаются материальные ресурсы, возможность отдать их взаймы осознается довольно быстро. В Греции первыми банковскими учреждениями были храмы. В Новгороде до разрушения торговли при нашествии монголов выдавались колоссальные займы в палатах собора Святой Софии. Несколько позже по масштабам ростовщической деятельности в России выделялись Кирилло-Белозерский и Юрьев монастыри. В огромных масштабах проводил ростовщические операции Орден тамплиеров (храмовников), ссужая деньги под крестовые походы» (с. 16). Настоятельная и постоянная потребность в кредите вызывала к жизни разнообразные способы обойти запрет. Типичным и общераспространенным было ведение кредитных операций инородцами и иноверцами, ибо взимание процента с единоверцев и соплеменников строго осуждалось. Постепенно католическое каноническое право признало три аргумента в пользу взимания платы с заемщика. Во-первых, деятельность кредитных учреждений требует работы «менеджмента», современным языком говоря, и процент допустим для покрытия этих издержек. Во-вторых, ради эквивалентности обмена кредитор мог требовать вознаграждения, так как должник-купец благодаря заемным деньгам обогащался, а кредитор без отданных взаймы денег мог потерпеть убыток. В-третьих, когда капиталы стали вкладываться в деловые предприятия, неизбежно сопряженные с риском, возникла опасность потерять сам капитал, и кредитор получал повод требовать некоторого излишка сверх суммы долга в виде страховой премии. Однако по-прежнему запрещалась сверхприбыль ростовщика – взимание того, что по-латыни называлось usura, а по-русски – «лихва»: приращение суммы долга, которое не находит оправдания в признанных основаниях роста. Процент или лихва? Первоначально оба слова – и лихва, и usura – несли в себе два значения: и оправданную прибыль с отданного взаймы капитала, и неоправданную сверхприбыль. Со временем оба слова были морально дискредитированы и стали обозначать прибыль чрезмерную и живодерскую. На смену им в первом значении пришли слова interest и «процент». В памфлете «Некоторые соображения о последствиях снижения процентной ставки и повышения ценности денег» Джон Локк говорит именно о процентной ставке (interest), избегая нагруженного моральным негативом слова usura. Искусственное ограничение процента, полагает Локк, уменьшает предложение частных денег, замедляет торговлю, особенно экспортную, повышает доходы посредников. «С позиций истории экономической мысли Джон Локк занимает промежуточное положение между меркантилизмом и политической экономией как отдельными этапами в развитии европейской экономической мысли», – отмечает Данила Раскин (с. 32). Памфлет Локка был создан в связи с парламентской полемикой о перечеканке серебряной монеты, порча которой достигла огромных размеров. Локк настаивал на перечеканке, хоть сам же признавал за деньгами смысл «согласия», «договора». Место Локка в этой полемике не было столь прогрессивным, как в политической философии: «Но способствовало пониманию того важного обстоятельства, что искусственное регулирование ставки процента не идет на пользу экономике» (с. 47). Бентам – защитник ростовщиков Давно ставший классическим труд Иеремии Бентама «В защиту ростовщичества», написанный в виде писем другу, был создан в России, но именно в нашей отечественной культуре творчеству и репутации мыслителя особенно «не повезло» в ХХ веке. При советской власти его работы не публиковались и не переводились, потому что Карл Маркс назвал его «гением буржуазной глупости». Трактат «В защиту ростовщичества» на русский язык не переводился никогда. Его краткое изложение было напечатано полтора века назад под названием «Должно ли преследовать лихву законом?» (Должно ли преследовать лихву законом? Популярное изложение учения Бентама и Тюрго о лихве. – Санкт-Петербург, 1865). Последовательно проведенная позиция Бентама состоит в том, что ростовщичество – плохая вещь, но попытки государства запрещать его или ограничивать приводят к обратным результатам и только ухудшают положение тех, кого власть надеется защитить (бедных, наивных, неопытных) или обуздать (безрассудных и расточительных). Максим Сторчевой в двух статьях, сопровождающих полный перевод трактата, показывает, что все проблемы, поднятые Бентамом, остаются актуальными и сегодня, а его решения сохраняют свою убедительность. Впрочем, кроме одного. Какая ставка процента является достаточной? Бентам в ХIII письме утверждает, что государству это неизвестно. У законодателя нет исчерпывающих данных, но он «настаивает на своей роли проводника на маршруте, который ему неведом» (с. 336). Старухи процентщицы в наши дни Сегодня накопление обширной статистики прибыльности кредитных организаций возможно и реально. «Другими словами, – решительно переходит Максим Сторчевой к нашим дням и нашей ситуации, – Банк России обладает техническими возможностями, чтобы отслеживать “чрезмерную” прибыль ростовщиков и ограничивать ее “достаточным уровнем”. Должен ли Банк России делать это? Техническая возможность регулирования еще не означает его целесообразности и этичности. если регулятор берет на себя ограничение прибыли ростовщика, берет ли он при этом симметричное обязательство обеспечить ростовщику защиту от потерь?» (с. 337). Несовершенство рынка и нерациональность («наивность») потребителей может приводить к тому, что свободное заключение кредитных сделок будет наносить существенный вред заемщикам. Чистая правда. Но… «У регулятора есть несколько институтов, которые он может использовать для предотвращения этой проблемы: 1) стимулирование конкуренции на рынке займов, 2) ограничение ставки процента сверху, 3) рационирование кредита, 4) введение стандартных продуктов, 5) финансовое просвещение заемщиков, 6) этическое просвещение кредиторов» (с. 360). Что именно должен использовать законодатель? Или сочетание сразу нескольких мер? Каких именно? Авторы статей призывают к научной дискуссии, к созданию эмпирической базы для гипотез и выводов. Книга завершается «Кратким путеводителем» по этическим теориям, упоминаемым в тексте. По сути, это не краткий путеводитель, а весьма подробный разбор теорий утилитаризма, деонтологии, этики добродетели. Что же касается Родиона Раскольникова, то у него, бедного студента, явно не было выбора. На рынке займов не существовало конкуренции, поэтому он и вынужден был нести отцовы часы и сестрино колечко, чтобы получить микрокредит под 120%.
