«Красный май» перевернул мир с ног на голову

О шестидесятых и «красном мае» 1968-го как их апофеозе написано много. Как правило, с интонацией удивления. Действительно, феномен шестидесятых не вписывается в обычные рамки, лезет своими краями из любого контекста. Студенческие волнения, начинавшиеся в университете Беркли (Калифорния) с движения студентов за свободу слова в 1964, подобно степному пожару охватили все университеты США, а затем перебросились в Европу (Западная Германия, Швеция, Италия, Франция) и даже Японию… Одновременно Америку потрясают чёрные бунты, Испанию, Великобританию, Францию – рабочие забастовки… И везде – пожары, баррикады, рукопашные столкновения с полицией, «коктейли Молотова» и т. д… Причём, всё это на фоне беспрецедентного экономического роста как в США (где за первую половину 60-х безработица сократилась до рекордного уровня, валовой же национальный продукт наоборот, показывал рекордный, 4-6 % в год, рост), так и в Европе… Но и за железным занавесом происходит нечто подобное: протестное движение в Югославии; пражская весна в ЧССР; культурная революция и движение хунвейбинов в Китае; начало правозащитного движения в СССР и появление самиздатовского правозащитного бюллетеня «Хроника текущих событий», просуществовавшего 15 лет… И это далеко не всё: бушуют партизанские войны во Вьетнаме, Гватемале и Анголе, войны на Ближнем Востоке, беспорядки в Мексике, Бразилии, Аргентине, Австралии… Протесты в Египте и Турции, крестьянские и этнические восстания в Таиланде, Ираке, Северном Калимантане… Одновременно, мир переживает наступление религиозного экстремизма и всевозможных сект: исламизация негритянского населения Штатов, распространение буддизма, движений нью-эйдж в Европе и США, взрывной рост всевозможных религиозных и политических группировок, в том числе террористических, по всему миру… Во Франции 68-го каждая студенческая группка считала своим долгом создать свою партию и провозгласить программу (при полной неспособности договорится с соседней организацией); подобная же картина в ФРГ и Западном Берлине, где к началу 70-х существовало уже более полутора сотен левых партий. Наконец, невиданный рост террора: убийство лидера президентской гонки Роберта Кеннеди и Мартина Лютера Кинга в США, угоны американских пассажирских авиалайнеров на Кубу и т. д. Понятно, что попытки сложить весь этот калейдоскоп в единую сколько-нибудь устойчивую картину рождает недоумение: кажется, весь мир сошёл с ума, причём по всем поводам сразу. И всё же попытаемся. Правда, для этого нам придётся отодвинуть объективы наших камер достаточно далеко в историю: как минимум – к началу Нового времени. Начало глобального мира Весь контекст Нового времени зиждется на фундаменте «новой эсхатологии» Иоахима Флорского (1132-1202), учившего о грядущей «третьей эпохе духа», когда станут более не нужны ни церкви, ни монастыри, ни священники, но каждый человек будет знать Бога своим духом. Это была новая (точнее – хорошо забытая старая) мессианская парадигма иудаизма, ожидающего открытия «мессианского века»… Той же мессианской мечтой пылала Реформация Лютера и Кальвина, а позднее (при всех, конечно, издержках) – коммунистический мессианизм Маркса и Ленина… Теперь эстафету принимали новые левые и сопутствующие им разноцветные стада сан-францисских хиппи… При всей примитивности и «химической духовности», философия битничества, хиппанства и ново-левых («под булыжником пляж», «оргазм здесь и сейчас» – лозунги Парижского мая 1968-го) следовали той же логике… В этом контексте мы и нащупываем некоторый духовный фундамент хаосу второй половины 60-х. Мир в это время стал по-настоящему глобален. Таким его сделали СМИ, ТВ, международная банковская система и экономика. Американский профессор Уильям МакНил замечает, что в 1960-е впервые за 10 тысяч лет существования нашей цивилизации число горожан на планете превысило число крестьян. В США количество университетов за тридцать послевоенных лет выросло с 40 до 600, во Франции за то же время количество людей с высшим образованием – с 3% до 20%. Похожая картина наблюдалась и за железным занавесом. Резкое повышение образовательного уровня плюс доступность информации (поп-хит, подобно спутнику, мгновенно облетающий мир) плюс резкое увеличение количества молодежи (последствие бэби-бума, послевоенного всплеска рождаемости) – таковы первые условия революции. Одновременно мир, который вдруг стал глобален, начал терять объединяющий его до сих пор духовный фундамент. Второй Ватиканский собор (1962-1965) явил собой, по сути, тотальную капитуляцию Католической церкви перед либерализмом. И, как следствие, повлёк за собой резкое ослабление католического влияния в мире. Католические институты, которые до сих пор держали мир как в некоем духовном каркасе, вдруг резко ослабли и мир пришёл в движение… Или, лучше сказать – стал скатываться в хаос. Последнее, конечно, объясняет не всё, но, во всяком случае, цунами сектантства всех видов, экспансию ислама и индуистских сект, неоязычества и нью-эйдж, успех сексуальной революции, феминизма и ЛГБТ-движения, резкое ослабление цензуры, в результате чего Америку и остальной мир захлестнул вал порнографии, закон о миграции 1965 года, обрушивший на США огромное количества цветных мигрантов, признание нормальности гомосексуализма в 1973 году (после беспрецедентной атаки гомосексуального лобби, начавшейся стоунволлскими бунтами 1969-го) – хотя бы отчасти, но объясняет… Make love, not war Наконец, в 1969-м году мировой неомарксизм мог бы помпезно отпраздновать пятидесятилетний юбилей деятельности Франкфуртской школы социологии, которая начиналась деятельностью Дьёрдя (Левингера) Лукача в красном Будапеште 1919-го с продвижения секспросвета в венгерские школы, а теперь торжествовала в деятельности гуру новых левых Герберта Маркузе… Именно книги Маркузе, и, прежде всего его «Эрос и цивилизация» (1955) обрели колоссальную популярность в студенческих кругах середины 60-х. В «Эросе и цивилизации» идейный завершитель Франкфуртской школы перелагал философию Макса Хоркхаймера и Теодора Адорно, рассчитанную на культурную элиту, на язык, понятный бэби-бумерам: «делай то, от чего получаешь удовольствие», «никогда не заставляй себя ходить на работу», «занимайся любовью, а не войной». В этих и подобных им незамысловатых формулах, в которые Маркузе перевёл основные наработки Франкфуртской школы, фрейдо-марксизм доходил до сознания любого студента. Сирены «Эроса и цивилизации» Маркузе пели свои сладкие песни прямо в уши детишкам-бэби-бумерам: Личность, которую порождает существующий порядок вещей, есть личность угнетённая, личность «с поднятыми руками», измученная неврозами, поскольку её сексуальность подавлена государством, церковью и авторитарной семьёй. В том светлом будущем, к которому мы идём, мы освободим Эрос и выпустим на свободу Либидо; в нашем чудном новом мире «полиморфной порочности» каждый будет делать только то, что захочет; в нём не будет работы, мы будем только играть… И детишки внимали, открыв рты, истекая либидо и выпадая из конвергентного общества. Если Аллен Гинзберг был живым вождём, увлекающим за собой нестройные толпы новых левых (Карло Маркс – как называл его Джек Керуак), то Маркузе стал их главным духовным ментором. В 1965 г. опрос лидеров новых левых показал огромную популярность Маркузе в сравнении Марксом и левыми старой школы (слишком, разумеется, сложными и скучными). В книгах Маркузе были, конечно, и более конкретные программные установки. Например, продолжение идей Троцкого о чёрных и иных расовых меньшинствах, как основном потенциале коммунистической революции в США. Собственно, это и был главный тезис Маркузе: чёрные и другие меньшинства, выходцы из стран третьего мира, маргиналы, феминистки, ЛГБТ-сообщества должны стать новым пролетариатом новой культурной революции, направленной «против всего культурного истеблишмента, в т. ч. против нравственности существующего общества». Не только радикальная переоценка ценностей, не только снятие всех табу (и в первую очередь – сексуальных), но и «лингвистический протест», то есть «переворачивание» с ног на голову «всех значений» («Эссе об освобождении», 1969). Проповедь «великого отказа» Маркузе призывала к отречению от всех завоеваний белой цивилизации. Ведь именно белые виновны в мировой эксплуатации! И, прежде всего, – в эксплуатации меньшинств. Главным же орудием борьбы против белого мира и цивилизации должно стать освобождение «мощной, первобытной сила секса от всех цивилизационных ограничений» («Эрос и цивилизация»). Лозунг Маркузе MAKE LOVE, NOT WAR (занимайтесь любовью, а не войной) и стал главным лозунгом контркультурной революции 60-х. Непосредственной ученицей Маркузе была и известная террористка Анжела Дэвис, которую гуру новых левых наставлял в массачусетском университете – символ движения «Чёрных пантер» и левого террора 60-х, и, конечно, большой друг Советского Союза (в 1980 с ней лично встретился дорогой Леонид Ильич Брежнев). К началу 60-х кампусы (а во многом уже и кафедры) американских университетов оказались полностью захвачены лево-либералами и ультра-левыми идеями. В них царили журналы, вроде «Партизан ревю» и фрейдо-марксизм. А с началом вьетнамской войны час революции пробил – культурные менторы студенческих кампусов поняли, что настало их время…