Стальной характер: истории свердловских героев войны и их боевых машин
В музее военной техники УГМК в Верхней Пышме есть на что посмотреть. Ходишь, любуешься, восхищаешься. Таблички под экспонатами сообщают характеристики грозных машин прошедшей эпохи. Но за цифрами калибров, числом лошадиных сил и другой технической информацией прячутся истории людей, наполнявших жизнью это железо. Мы решили рассказать несколько таких историй. Укротитель кобры Жил в советском селе Бобровка, что под Свердловском, мальчик Гриша. Обычный такой сельский паренек — шесть школьных классов образования, на работу пошел в 14 лет и, конечно же, не в институт или консерваторию — электромонтерствовал на мельничном заводе. Когда семья перебралась в Свердловск, учился и работал на Верх-Исетском заводе. И тут небо позвало. Сначала занимался в кружке планеристов, потом учился в Пермской летной школе. Вышел из нее с погонами сержанта, а не лейтенанта (для летчиков это было очень обидно). А потом Григорий проходил медкомиссию, и у него обнаружили дальтонизм и отстранили от полетов — это было 21 июня 1941 года. Но на следующий день Германия напала на СССР, и дальтонизм сержанта как-то перестал всех заботить. Его вернули в строй, и уже на пятый день войны он сбил свой первый «Мессершмитт». Причем сделал это, пилотируя устаревший советский истребитель «Чайка», — это примерно как сегодня выиграть гонку у BMW за рулем «Лады-Гранты». Фамилия у летчика была Речкалов, и историки до сих пор спорят — какой он по счету среди советских асов: № 1 или № 2. В 1942 году вернувшийся в свой полк после ранения Григорий Речкалов познакомился с «летучей змеюкой». Американский самолет звался P-39 «Аэрокобра» и в СССР попадал по «Ленд-Лизу» (госпрограмма, по которой США поставляли своим союзникам во Второй мировой войне боевые припасы, технику и прочее). Американцы в это время активно рубились с японцами и советским друзьям по антигитлеровской коалиции слали то, что самим не гоже. «Кобра» звездно-полосатым летунам не нравилась — на больших высотах летала не очень и вообще странная: двигатель сзади, в кабине дверки, как у автомобиля, вместо привычного колпака. Боезапас спереди, когда его расстреляешь, нарушается баланс, и самолет норовит расшибиться в лепешку вместе с пилотом — попробуй сбеги из него через ту самую мелкую дверцу. А вот Григорию и другим советским асам «змеюка» пришлась очень по вкусу. Лезть на большие высоты они не особо и стремились. Это американские истребители там со своими бомбардировщиками летали, а наши чаще штурмовики прикрывали, которые, наоборот, старались пониже держаться. Насчет двигателя сзади — тоже привыкнуть можно. Зато спереди у «воздушного змея» было такое жало, что полный «Гитлер капут». Автоматическая пушка калибром в 37 миллиметров. Это в те времена, когда большинство героев неба дырявили машины друг другу пулями калибра 7,62 миллиметра. Есть воспоминания пилотов, где говорится, что однажды один из них залупил из этой чудо-пушки в «Мессер» и глазам не поверил — летит себе по небу самолет с крестами, а на месте, где только что кабина была, одна большая дыра. Кроме этого страшного оружия, у «Аэрокобры» имелись стволы попроще, но огневая мощь «змеюки» была такая, что наши летчики даже снимали часть пулеметов. Зачем лишний груз возить, если и так мощи хватает? Вот на этом «небесном гаде» Григорий Речкалов и совершил большую часть своих воздушных побед, посшибав с советского неба десятки немецких самолетов самых разных типов. На такой же машине летал советский ас № 3 Александр Покрышкин — командир Речкалова. Григория он недолюбливал, называл воздушным хулиганом и обвинял в недисциплинированности. Григорий, в свою очередь, был убежден, что Александр украл у него три сбитых немца, по документам приписав их себе. Но терпел — не отстранять же от полетов такого аса. «Аэрокобра» Речкалова даже именной была — на фюзеляже, кроме десятков красных звезд, означавших подбитых немцев, были нарисованы инициалы героя. По разным данным, за войну он сбил то ли 56, то ли 61 немецкий самолет. Кроме двух звезд Героя Советского Союза, награжден тремя орденами Боевого Красного Знамени и целым иконостасом других орденов и медалей. После войны Григорий Речкалов служил в ВВС до 1959 года. Дослужился до звания генерал-майора. Выйдя на пенсию, поступил на факультет журналистики в МГУ. Умер в 1990 году. С Покрышкиным (трижды Героем Советского Союза, генералом и асом) они так и не помирились. Верхом на «мясорубке» В 1937 году на заводе «Уралобувь» в Свердловске трудился шестнадцатилетний парнишка. Звали его Мишей, он окончил семь классов школы и пытался поучиться в строительном техникуме. Но в семье не хватало денег и пришлось ему встать к станку. А свободное время юный пролетарий проводил в аэроклубе. Там подметили, что у парня талант настоящего летчика. Инструктора давали Михаилу такие лестные характеристики, что военкомат забрал его в армию, не дожидаясь, пока тот отпразднует свое восемнадцатилетие. Парень сам рвался в небо подальше от станков, поступил в то же Пермское летное училище, что и предыдущий герой. Но отучившись, пошел не в истребители, а попал в бомбардировочную авиацию. Фамилия у него была Одинцов. Война для Михаила началась неудачно — он вместе со своим бомбовозом был подбит. Посмотрев на тяжелую рану руки, военврачи попытались комиссовать Одинцова. Тогда тот сбежал из госпиталя, добрался до родной части и стал там воевать без благословения врачей. Вместо бомбардировщика ему дали Ил-2. Машину, которую наши называли «летающим танком», а немцы — «мясорубкой», «черной смертью» или очень непечатно. Этот самолет пошел в серийное производство только в начале сорок первого года. Был он тяжел, медлителен, летал невысоко. Зато был забронирован по самое не балуйся и обладал фантастической живучестью. Как говорят историки, бывали случаи, что немецкий истребитель расстреливал по «мясорубке» весь боекомплект и с удивлением наблюдал за продырявленной, будто решето, машиной, которая продолжала лететь по своим делам. А как он стрелял! Ил-2 был штурмовиком — утюжил из автоматических пушек наземные силы противника. Кому не хватало — добавлял бомбами и реактивными снарядами. Были у Ила и пулеметы, но это уже вспомогательное оружие. На этой машине бывшему свердловскому обувщику предстояло летать до конца войны. За войну он расстрелял столько немецких танков, бронетранспортеров и грузовиков, сколько не всякий автозавод за год выпускает. Крушил поезда и огневые точки, доставил с неба смерть нескольким сотням немецких солдат. Но самое необычное в его карьере — он сбил 14 немецких самолетов. Это очень неплохой результат даже для летчика-истребителя, но наш земляк летал на тихоходном и не очень маневренном штурмовике. Штурмовикам, конечно, случалось иногда сбивать азартных немецких летунов, сгоряча сунувшихся в прицел, — их автопушки, сделанные для того, чтобы дырявить танки, разрывали фашистов на их же знаки. Но настрелять на Ил-2 столько немецких самолетов, кроме Одинцова, не сумел никто. Был у Михаила и бессменный напарник — стрелок Дмитрий Никонов. Вообще «бессменный» для стрелка на штурмовике — это был уже нонсенс. Потому что забронировав почти весь Ил-2, конструкторы обделили защитой стрелков. А летали Илы низко, попадали в них часто. И когда изрешеченная машина садилась на аэродроме, пилот часто был жив, а вот стрелок…На одного убитого летчика-штурмовика приходится шесть-семь погибших напарников. Но своего помощника Михаил Одинцов берег — специально настоял, чтобы на его самолет установили дополнительную защиту для Никонова. И тот не подвел — летая в паре со свердловчанином, подстрелил 7 немецких истребителей и 1 бомбардировщик (рекорд среди советских бортстрелков) и ни разу не был ранен. После войны дважды Герой Советского Союза Михаил Одинцов командовал разными авиационными частями, окончил Академию Генерального штаба, был одним из первых начальников Центра подготовки космонавтов. Написал несколько книг о войне, был депутатом Верховного совета КПСС. Умер в 2011 году, оставив троих детей и много внуков. Одного из его сыновей зовут Дмитрий, в честь бессменного напарника-бортстрелка. Не «формочка» красит человека Естественно, воевали уральцы не только в небе, но и на земле. Иногда даже на технике, что производилась в Свердловске. В октябре 1942 года из Нижнего Тагила на военную службу призвали Виктора Верескова, восемнадцатилетнего токаря с неполным средним образованием. В это же время в Свердловске на Уралмашзаводе начали производить необычную башню для прославленного Т-34. У «тридцатьчетверки» было несколько видов башен — одни прозвали «пирожком», другие «гайкой», а уральскую новинку именовали «формочкой». Пока танкист-новобранец Виктор разнашивал новую форму, уралмашевцы учились штамповать «формочки». Сочинять собственную версию танковой башни на Уралмаше взялись не от хорошей жизни — просто наладить на мощностях завода производство общепринятых башен типа «гайка» не получалось. Пришлось выкручиваться и создавать свою версию. И сделали — методом штамповки. Результат получился интересный — свердловская башня выходила несколько дороже «гайки», но получалась прочнее. В более поздних версиях «формочка» получила еще и небольшую командирскую башенку, что по тем временам для советских танков было шиком. Одна из главных бед «тридцатьчетверки» — слабый обзор. Проще говоря, экипаж танка иногда воевал почти вслепую. А обзорная надстройка на башне помогала танкистам лучше видеть поле боя. Правда, Виктору Верескову вид из башни не грозил — его роль в танке была незавидна. Самым нежеланным местом в «тридцатьчетверке» было сиденье стрелка-радиста. Сидел он не в башне, а в корпусе, справа от механика-водителя. И в бою считался наименее ценным членом экипажа. За ревом двигателя и лязгом траков рацию все равно было почти не слышно. А пулемет у радиста мог стрелять только вперед, и наводить его на ходу через маленькую обзорную дырочку было затруднительно. В общем, много не настреляешь, много не наговоришь. При этом место радиста было еще и самым опасным. Командир, мехвод и заряжающий имели свои собственные люки и могли относительно быстро вылезти из подбитого танка. Радисту же влезал в один люк с механиком. И поскольку тот сидел ближе к выходу, спастись из горящего танка мог только после мехвода. А если тот был ранен или убит, то своим телом затыкал путь к спасению и радисту. Так что танкисты этой специальности гибли чаще других своих коллег. Вот на этом месте молодой тагильчанин и проехал с боями от Брянска до Киева. В ноябре 1943-го взвод «тридцатьчетверок» двигался к украинской столице, давя по пути немецкие автоколонны, подбивая танки и расстреливая вооруженных пешеходов. В командирской машине тагильчанин орудовал пулеметом и рацией. Их экипаж за день настрелял 10 орудий, 19 машин и около сотни немецких солдат. Потом в башню прилетел бронебойный снаряд, и командира ранило. Командир в «тридцатьчетверке» сам наводил пушку и сам стрелял, так что кому-то надо было занять место. И младший сержант Вересков пересел в башню. Пушку наводил по вспышкам орудий и вообще воевал не как радист-пулеметчик, а как опытный пушкарь. В итоге осиротевший без командира взвод расстрелял немецкую батарею и поехал дальше в сторону Фастова. Там в уличных боях тагильчанин лично убил два немецких танка, одну самоходку, четыре пушки, два миномета, восемь автомобилей, примерно роту пехоты. Этим он сильно помог советским войскам в захвате города. Позже его за этот подвиг наградят золотой звездой Героя, но сам Виктор об этом никогда не узнал. Через пару месяцев он погиб в бою за село Ивница Житомирской области. Там его и похоронили. Звание Героя Советского Союза за взятие Фастова ему присвоят в 1944 году. Посмертно. Эти рассказы — крохотная часть огромной, грозной и трагичной истории. Воевать на фронтах Великой Отечественной ушли в те годы около 700 000 уральцев. Высшую советскую награду — Герой Советского Союза — получили десятки наших земляков. Но многие из них получили эту награду посмертно, войдя в число 300 000 свердловчан, погибших на той войне. Вечная им память!
