«Оскорбление чувств верующих» – опасная формулировка
Обсуждение проекта нового закона «О культуре» заставило общество вновь вспомнить о спорной 148 статье УК РФ – статье, карающей за «публичные действия, выражающие явное неуважение к обществу и совершенные в целях оскорбления религиозных чувств верующих». Авторы проекта предлагают вывести из-под действия этого закона демонстрацию произведений искусства: выставки, концерты, театральные постановки, кинофильмы и т.п. Однако представители РПЦ выступили против такого решения. «Это все-таки публичные действия, предназначенные для публичного просмотра, и они однозначно относятся к тем публичным действиям, которые могут оскорбить религиозные чувства верующих. Мы, конечно, будем добиваться, будем вести работу об исключении из законопроекта вот таких норм», – заявила руководительница правового управления Московской Патриархии игуменья Ксения (Чернега). Этот спор побуждает вновь задуматься о явлении, все сильнее входящем в нашу повседневную жизнь, но по-прежнему очень неоднозначном: ограничении свободы слова и самовыражения ради того, чтобы не оскорбить чьи-либо чувства. В частной жизни конфликт между свободой слова и уважением к чувствам ближнего решается при помощи такта, деликатности, хорошего воспитания. «В доме повешенного не говорят о веревке», «О мертвых либо хорошо, либо ничего»: эти и другие подобные изречения учат нас, что правду-матку, рвущуюся с языка, иногда стоит придержать. Но все осложняется, когда мы выходим в публичную сферу, где наши высказывания обращены к неопределенному кругу лиц и касаются не чьей-то личной жизни, а отвлеченных вопросов. Где «оскорбление лица» – понятие четкое и ясное, у которого есть определение в уголовном кодексе – сменяется расплывчатым «оскорблением чувств». В самом деле, не совсем понятно, почему произведения искусства нужно резко отделять от обычных публичных высказываний, да и есть ли между ними четкая граница. В наше время – время любительских фильмов и музыкальных групп, уличных танцев, фанфиков, перформансов и стенд-апов – все больше размывается грань между искусством профессиональным и любительским. Творчество давно перестало быть особым видом деятельности, которым занимаются в величественных «храмах искусства» специально обученные «жрецы»: оно вышло на улицу и в интернет, для множества людей превратилось в обычное хобби, в часть их повседневной жизни. Между картиной «актуального художника» и мемом из интернета зачастую нет разницы ни по содержанию, ни по художественному уровню – разница лишь в том, что одна висит на выставке, а другой собирает лайки, путешествуя по соцсетям. Почему же отношение к ним должно быть разным? Уместнее задать другой вопрос: насколько оправдано вообще существование уголовной статьи, грозящей судом и тюрьмой за «оскорбление чувств»? Статья 148, ч. 1 существует в УК РФ с 2013-го года, активно применяться начала с 2015-го. Закон предусматривает штраф до 300 тысяч рублей, исправительные работы или тюремное заключение сроком до одного года (впрочем, реальных тюремных сроков за оскорбление чувств пока еще никто не получал). Новый закон с самого начала был спорным и вызвал серьезное общественное неприятие; каждый случай его применения рассматривается под микроскопом и бурно обсуждается – возможно, поэтому число «пострадавших» по 148 статье пока невелико: за 2014-2017 год всего тринадцать человек. Самый известный из попавших под статью – видеоблогер Руслан Соколовский (Сайбабтаев), знаменитый «ловец покемонов в церкви». Для полноты картины надо сказать, что он не просто покемонов в церкви ловил и процесс на видео снимал, но и происходящее там богослужение матерно комментировал. Другие случаи: преподаватель Оренбургского медицинского университета Сергей Лазаров опубликовал у себя на сайте статью под заглавием «Злой Христос» – без неприличных выражений, но антихристианскую, в которой христианский Бог именовался «убийцей и тираном». Получил штраф в 35 тысяч рублей. Блогер из Калининграда Виктор Краснов, поспорив в соцсети с каким-то верующим о праздновании Хэллоуина, написал: «Бога нет, а Библия – сборник еврейских сказок». Дело тянулось три года и было закрыто за истечением срока давности. Бывают и экзотические случаи: «магистр вуду» Антон Симаков из Екатеринбурга попал под суд за то, что с помощью обезглавленного петуха, деревянного креста и церковной атрибутики наводил порчу на президента Украины. Впрочем, при ближайшем рассмотрении уральского вудуиста признали невменяемым. Предметами преследования становятся мемы, карикатуры, реплики в соцсетях. Бросается в глаза, прежде всего, случайность и произвольность этих преследований: для любого, кто много общается в интернете, не секрет, что резких высказываний о религии или карикатур на церковь и священников там можно найти в сотни, даже в тысячи раз больше. А уж если вспомнить, что верующие бывают не только христианами, и обратить внимание на то, что неравнодушные граждане пишут порой об иудаизме или об исламе… Словом, не только по расплывчатым формулировкам, но и по правоприменению уже хорошо видно, что перед нами «клон» печально известной статьи 282. Той, что, возможно, задумывалась как инструмент борьбы с национальной нетерпимостью; но быстро превратилась в «статью за лайки и репосты», источник бесконечных высосанных из пальца дел, курьезов и насмешек над правоохранительными органами, которые, мол, предпочитают ловить не настоящих террористов и экстремистов, а школоту в интернете. В конце концов, к общему облегчению, она была декриминализирована. Статья «за оскорбление чувств» пока не применяется массово – видимо, правоохранители еще не очень понимают, как с ней работать, и опасаются общественного резонанса. Но и статья 282 не за один год обрела свою дурную славу. Для того, чтобы сделаться «второй 282», у статьи 148 есть главное: крайняя расплывчатость формулировок. Фактически, все определение «преступления» состоит из оценочных суждений. Под «публичными действиями», как мы уже видели, законодатель здесь понимает и высказывания, и изображения. «Явное неуважение к обществу» – что имеется в виду, и как оно проявляется в статье на сайте или в реплике, вырванной из интернет-холивара? Наконец, само «оскорбление религиозных чувств верующих»: как узнать, что является оскорблением, а что нет? Должно ли преступное деяние оскорблять всех верующих без исключения, или только некоторых? И как определить, правомерно ли верующий оскорбился? Обычно на такие вопросы отвечают: «Все очевидно, чего тут мудрить! Вот человек берет икону и начинает топтать ее ногами – разумеется, он этим оскорбляет чувства православных!» Да, когда икону и ногами – тут все очевидно. И на эту тему, кстати, давным-давно есть административная статья – 5.26.3 КоАП, «умышленное публичное осквернение религиозной или богослужебной литературы, предметов религиозного почитания, знаков или эмблем мировоззренческой символики и атрибутики либо их порча или уничтожение». Штраф до 50 тысяч либо обязательные работы. Обратим внимание, как точно и ясно описано здесь то, за что полагается наказание. Но за пределами таких очевидных случаев начинается обширная «серая зона». Оскорбляет ли чувства верующих рок-опера «Иисус Христос – суперзвезда»? Ведь история Иисуса показана и истолкована в ней совсем не канонично. А образ Иешуа в романе «Мастер и Маргарита»? От одних верующих можно услышать, что роман сатанинский, и Иешуа – злая карикатура на Иисуса; от других – что в свое время эта книга привела их самих или кого-то из их знакомых к христианству. Оскорбительна ли пушкинская «Гавриилиада»? (Вообще говоря, да; более того, ее автор явно ставил себе цель оскорбить и поглумиться. И что теперь с этим делать?) Оскорбительны ли для верующих яркие и злые антихристианские пассажи Ницше? А что, если те же мысли выскажет безвестный блогер Пупкин – без немецких литературных красот, простым русским языком? Сойдем с высот мировой классики, вспомним околорелигиозные «холивары» последних лет: картина окажется столь же пестрой. В 2014 году православные активисты добились отмены гастрольного тура в России польской блэк-металлической группы «Behemoth». Основание: в текстах и в визуальных образах группы пропагандируется сатанизм. Действительно, музыканты носят перевернутые кресты, а тексты их полны «темных» и антихристианских мотивов. И это не причуда четверых поляков, а характерные составляющие музыкального стиля блэк-метал, в котором работает и немало российских музыкантов. Обращение к «темным» темам, эстетическое тяготение к язычеству и/или антихристианству, устрашающий вид и эпатирующие высказывания, пентаграммы и перевернутые кресты на груди – почти неотъемлемые черты этого направления. Запрещаем его целиком? И почему ограничиваемся музыкой – если уж на то пошло, не следует ли в принципе запретить антихристианство в России? Другой пример. Год назад – тоже в Великий Пост – православный и околоправославный интернет внезапно взорвал рассказ Лоры Белоиван «Как Бог сову делал». Непритязательный юмористический скетч на страничку о том, как Бог творил сову, а потом Адам придумывал этой несуразной птице имя. Ненависти в рассказе определенно нет – но нет и никакого благоговения перед «священными темами»: Господь и Адам наперебой прикалываются и валяют дурака, да еще и матерными выражениями не брезгуют. Оскорбляет чувства или нет? Мнения самих верующих разделились: одни писали жалобы в Роскомнадзор и в прокуратуру, слали автору угрозы и требовали удалить рассказ – другие отвечали, что юмор, быть может, низкопробный и не особенно смешной, но их не обижает и не задевает. Что ж, мат в устах Господа Бога действительно звучит странно и многих может шокировать. Но вот следующий пример, также из прошлого года. В арт-парке в деревне Никола-Ленивец под Калугой существует традиция: уже 16 лет на Масленицу там возводят, а затем сжигают различные деревянные постройки. Горели уже и зиккурат, и акведук, и триумфальная арка. И в прошлом году художник Николай Полисский создал «Пламенеющую готику»: построил, а затем сжег, запечатлев костер на камеру, деревянный «готический собор». Ни крестов, ни еще каких-либо религиозных символов на этом «соборе» не было, он не был копией какого-либо реального католического собора, да и вообще на реальное здание походил довольно отдаленно. Тем не менее эта акция вызвала не только массовое возмущение в соцсетях, но и протест от официального представителя РПЦ. Пожалуй, самый яркий пример такого рода – фильм 2017 года «Матильда», вызвавший в образованном обществе невиданную ранее поляризацию мнений. Для светских людей – проходная историческая «мылодрама». Для православных – особенно консервативно настроенных, тех, среди которых Николай Второй пользуется особым почитанием – страшное кощунство: чтимого ими святого изобразили обычным слабым человеком, запутавшимся в отношениях с женщинами! Анекдотический, казалось бы, холивар вокруг проходного фильма поднял вдруг серьезный вопрос: последний российский царь – святой мученик, которого можно только смиренно почитать, или один из земных персонажей нашей истории, которого можно и обсуждать, и по-разному к нему относиться… и, например, сочинять про него, как и про других царей и цариц, «мыльные оперы»? И следующий, еще более важный вопрос: что вообще «можно» и что «нельзя» в художественном переосмыслении нашего прошлого? И знаете что? Очень хорошо, что происходят такие «холивары». Носители оскорбленных чувств, склонные Страшно Обижаться и впадать в моральную панику по любому поводу (а то и старательно выискивать поводы для обид), агрессивно требующие прекратить и запретить все, что им не по вкусу, выглядят не слишком симпатично. Но то, что они делают – проявление гражданского общества. И если вспомнить, что в иных местах гражданское общество начиналось с линчевания и вываливания в перьях, то у нас, русских, все еще очень цивилизованно. Нынешнее общество очень разнородно. В нем нет ни единой системы ценностей, ни единых этических, эстетических, культурных норм. У людей очень разные представления о том, что допустимо, а что нет, и как правильно вести себя в публичном пространстве – настолько разные, что порой ужасаешься культурной пропасти между жителями одного города и даже одного дома. И единственный способ выработать единые правила или хотя бы прийти к какому-то компромиссу – разговаривать об этом и договариваться. Это и происходит. «Оскорбленные» заявляют, что возмущены, и объясняют свои резоны. Им приходится отстаивать свою позицию внятно и рационально, приводя аргументы. Окружающие их поддерживают или не поддерживают. В таких дискуссиях и проясняется, «что такое хорошо и что такое плохо» в пространстве общественных высказываний и символических жестов. Что можно говорить и делать свободно, что – лучше в специально отведенных местах и «для своих», а что и вовсе не стоит выносить за пределы собственной кухни, если не хочешь, чтобы тебе «напихали в панамку». Но все это чисто гражданская история. Ключевой ее признак тот, что общественная дискуссия идет свободно. Государство в нее не вмешивается. И самому «оскорбителю», при всех пламенных обличениях в его адрес, не грозит ничего страшнее громкого общественного осуждения. В самом худшем случае, выставка закроется раньше времени, фильм снимут с проката, а с чересчур раскованным артистом разорвут контракт. Да и то это уже случаи экстремальные, «на грани». Речь идет именно о моральном осуждении, о коллективном «не надо так!» – которое «большое общество» поддержит или не поддержит, а сам объект этого коллективного распекания будет свободен согласиться с ним или не согласиться. И это нормально. Не все «плохое», «безвкусное», «оскорбительное» следует законодательно запрещать, не за каждым «нехорошим человеком» – бегать с полицией. В здоровом обществе существует ценностная иерархия, и явления не делятся только на однозначно хорошие и уголовно наказуемые: между этими крайностями – еще множество ступенек. Такт, вежливость, умение спорить, не задевая друг друга – все это навыки, которым полиция не учит: этому мы можем научиться только сами. Когда за «оскорбление чувств» начинает грозить суд и тюрьма; когда решение о том, оскорблены ли верующие, принимают не сами верующие, а безличная государственная машина – это подрывает и обессмысливает саму идею общественного диалога. И неважно, обрушивается ли кара на маститого режиссера или на безвестного блогера Пупкина.