Об украинской цензуре – с брезгливостью
Такого рода цензурными запретами на Украине ведает Госкомтелерадио, в частности, первый зампредседателя Богдан Остапович Червак — по совместительству лидер Организации украинских националистов. Данным государственным учреждением запрещены уже сотни различных изданий, причём не только русских авторов. Например, в последнем списке, кроме «Мастера и Маргариты» запрещена и книга всемирно известного режиссёра Оливера Стоуна «Нерассказанная история США». Таков собирательный образ послемайданной Украины: Богдан Червак запрещает Оливера Стоуна. Кстати, сейчас на Украине книги не только запрещают, но и активно уничтожают: идёт негласная чистка фондов библиотек от «декоммунизированной» литературы — от Маркса и Энгельса до Маяковского и Гайдара… Да мало ли литературы прошлых веков подлежит уничтожению, чтобы на «освободившиеся» таким образом полки водрузить тощие брошюры Степана Бандеры или «детской писательницы» ультранационалистки Ларисы Ницой. Уже сто лет idee fixe украинских националистов состоит в том, что российское государство подлежит уничтожению, а русские на Украине — принудительной ассимиляции. Кстати, эта фанатическая вера и желание ей служить до сих пор недооцениваются в России — средневековый фанатизм некоторой части украинского общества считается здесь чем-то вроде обычной политической мимикрии. Между тем, это продуманная, системная концепция, опирающаяся на труды столпов украинского национализма, вроде Донцова или Сциборского. Деятельным последователем которых и считает себя первый заместитель председателя Госкомтелерадио Богдан Червак. Например, на своей странице в «Фейсбуке» новоявленный цензор пишет: «Украинский национализм по определению не может терпеть русский язык, который превратился в механизм уничтожения украинской нации. Так было во времена Олены Телиги (поэтесса, "муза" Дмитрия Донцова). Ничего не изменилось сегодня. А потому я допускаю, что могут быть русскоязычные патриоты, которые зубрят ночами мову. Но "русскоязычные националисты" никогда не имели, не имеют и не могут иметь ничего общего с украинским национализмом». Таким образом, русскоязычные люди, проливающие за майданщиков свою кровь на востоке Украины, — для киевского режима обычные недочеловеки, которых не жалко «утилизировать» на войне. А русскоязычные холуи украинского национализма (есть и такие) презираемы не только здесь, но и там. Итак, никакого компромисса с русским языком (а значит, и русской культурой) националисты не видят не только в пределах исторической Малороссии, но и там, где русский язык является исконным с самого начала освоения завоёванных русским оружием земель, — тот же юг и восток нынешней Украины. Идее принудительной украинизации этих территорий преданы не только ныне действующие власти, но собирающиеся прийти им на смену. Тот же Владимир Зеленский подтвердил, что готов продолжать политику принудительной украинизации, пусть и не в таком истерическом темпе. Причина подобной преемственности проста: без постоянных репрессивных мер навязываемая народу официозная культура оказывается нежизнеспособной. Об этом прямо говорит директор Украинского института национальной памяти Владимир Вятрович в эфире ObozTV: «Поддержка языка без его защиты в реальной политической ситуации просто невозможна. Это значит обрекать его на какую-то конкуренцию, к которой украинский язык сейчас не готов (уже сто лет не готов. — Авт.) Он как спортсмен, которому переломали ноги, поставили со всеми на стартовую позицию и сказали, чтобы все они все соревновались на равных условиях». Конечно, без привычного вранья Вятрович обойтись не мог. Никто при советской власти (на говоря уже об эпохе независимости) украинскому языку «ноги не ломал». Напротив, он пользовался обширной, в том числе и финансовой, поддержкой — от обильного книгоиздания до большой сети национальных театров. В одном только русскоязычном Харькове на одну русскоязычную городскую газету приходилось сразу три украиноязычных (на которых заставляли ещё и подписываться), плюс украиноязычными были и единственный в городе литературный журнал, и телевизионная студия, и областное радио. Конечно, значительная часть этой публики мечтает вернуть подобную безальтернативную систему. А для этого им надо не развивать украинскую культуру (поскольку это требует собственных усилий), но давить русскую. К тому же Михаилу Афанасьевичу Булгакову украинизаторы всегда дышали неровно — и когда поливают его грязью сегодня, или когда били окна в его киевском музее в начале 90-х, или когда при жизни писателя пытались запретить поставку «Дней Турбиных» в Киеве. Тогда украинизаторы самому Сталину жаловались, дескать, погромщики-петлюровцы изображены в пьесе малосимпатичными гражданами. Ноют и теперь. Цитата из украинской Википедии: «Булгаков Михаил Опанасович (так в тексте) был симпатиком белогвардейцев, неуважительно относился к украинскому языку, имел украинофобские взгляды и был противником независимости Украины и украинского национального движения». Ничтожество национал-образованщины состоит в том, что она яростно борется с творчеством великих писателей и родной для миллионов людей культурой отвратительным шельмованием, а когда это не срабатывает — прямыми запретами. Но противопоставить великой культуре мало есть чего: не растут в садочках Чеховы, не завалялись в крайивках Булгаковы. И тогда Майдан берет не умением, но криком — начинается истерика массового, тотального «патриотизма». Одна гражданка наряжается сама и свою собаку наряжает во всё желто-голубое, другая вечерами поёт маленькому ребёнку вместо обычной колыбельной государственный гимн Украины, иной красит сараи в цвета государственного флага, и так далее, и тому подобное. Но если вы, так называемые «украинские патриоты», ведёте себя неадекватно, будьте готовы к тому, что нормальные люди будут над вами потешаться — и в своём воинствующем убожестве вы достойны этого хохота. Вы не пророки в своём отечестве, а пациенты в психиатрической больнице. Именно вы довели ситуацию до жёсткого, но необходимого размежевания — или Булгаков и ещё сотни имён (то есть истинная культура) — или коллективный Богдан Червак. С черваками вменяемому человеку договариваться брезгливо.
