Пять самых уродливых зданий Петербурга: субъективный топ от краеведа
Осторожно, оскорбление чувств коренного петербуржца: специально для «Собака.ru» краевед и экскурсовод Алексей Шишкин выбрал самые странные, неуместные или просто некрасивые дома города. Да, ему не нравятся Спас-на-Крови и Мариинский театр! Спас-на-Крови В детстве я увидел мультфильм «Анастасия» – основное повествование там стартует как раз с торжественного облета храма-небоскреба, в котором легко угадывается гипертрофировано перерисованный Спас-на-Крови. Со временем он стал для меня одним из символов русского китча, туристической экзотикой, с которой все фотографируются. Недаром среднестатистический иностранный турист, как правило, считает главной достопримечательностью города не невскую панораму, Эрмитаж или Исаакий, а именно это строение в щедром московско-ярославском стиле. Как оказалось, у нелестного мнения о Спасе немало сторонников. Например, Сергей Маковский, поэт и авторитетный художественный критик еще в начале ХХ века обличал «небывалое архитектурное уродство» храма. Он призывал потомков «уничтожить произведение Парланда бесследно, срыть до основания чудовищный собор». Французский писатель Луи Фердинанд Селин посетил Ленинград в 1936 году и так отозвался о храме: «Эта мечеть, жуткое чудовище «Спас-на-Крови»: узоры, мозаика, грибы, кабошоны... вся в прыщах, вобравшая в себя все цвета радуги тысячи оттенков. Фантастическая, сдохшая на своем канале жаба, снизу совсем черная, неподвижно застыла и тихонько готовится к прыжку». Впрочем, Селин вообще всех обругал, поссорился с «Интуристом», уехал домой и редко вспоминал об этом вояже. Другие комментарии из его путевых заметок: Михайловский замок – «изъеденный проказой, разбитый параличом барокко катафалк». Адмиралтейство – «театр для циклопов». Петропавловский собор – «шпиль церкви, служащей приходом убитых». Признаюсь, сам я стал со временем куда менее радикальным критиком церкви Воскресения Христова. Сегодня храм кажется мне шедевром, правда, не архитектуры, а декоративно-прикладного и сценографического искусства. Трудно сочинить более эффектный и монументальный задник для любой сцены «в русском стиле». Недаром режиссер Хржановский снимал финальный эпизод монструозного кинополотна «Дау» именно на площади перед творением Парланда. Дом Колобовых Когда мы в сентябре минувшего года познакомились с автором блога о петербургских парадных Ксенией Сидориной, первой из тем наших бесед были, кажется, старые могилы, а где-нибудь пятой – пресловутый дом Колобовых. Это был тест «свой-чужой» – есть вещи, которыми просто неприлично восхищаться, творение на улице Ленина, 8 из их числа. Жилой комплекс, воздвигнутый в 1908-1910 годах в стиле так называемой «высокой эклектики» (ненаучный термин, обозначающий, что декора тут много и он всем нравится), действительно высокий. А еще длинный, широкий, заполняющий целый квартал, как раскисшая опара с тестом. Там, где должны были появиться 4-5 сомасштабных окрестным домам фасадов, возник один-единственный исполин. При этом, он буквально втиснут в квартал. Приемам барокко века XVIII, придуманным для дворцов и вилл, окруженных парадными плацами или парками, явно тесно в оправе из плотной коммерческой застройки начала ХХ столетия. К тому же, тут нет и намека на барочную иронию и изобретательность, а почти все основные мотивы многократно повторяются. Недаром советский архитектор Олег Гурьев, в 1960-х представляя проект реконструкции улицы Ленина, констатировал: «Застройка улицы сложилась в своих главных чертах в период архитектурного безвременья». Одна отдушина – угловой корпус с башней. Идешь мимо нее в весенних сумерках, заруливаешь в «Бар 8» на первом этаже, роняешь в себя рюмку портвейна – и не так уж он уже и плох, Колобовский дом. Хотя, может быть, дело в том, что его из окна бара не видно? Гостиница «Октябрьская» Фильм «Отель Гранд Будапешт» когда-то поразил меня не только тем, как восхитительно звездный актерский ансамбль валяет дурака, пересказывая, в общем, трагическую историю мсье Густава Н. Не меньше меня восхитила точность сделанных Уэсом Андерсоном архитектурных наблюдений. Вот «Гранд Будапешт» перед Второй Мировой, а вот в 1960-х при социализме. А рядом – петербургская «Октябрьская», она же «Большая Северная», в царские времена и при советах. Отель перестроили в 1929-1930 годах под нужды и вкусы рабоче-крестьянской власти. Оба варианта кажутся мне по-своему привлекательными. Оригинальный – роскошный, чуть вульгарный, но живописный в своей старомодности. Конструктивистский еще лучше, он напоминает дело рук нескладного подростка-бунтаря, которого вдруг выпустили на площадь – приемлемая метафора для всей раннесоветской архитектуры. Тем обиднее, что сегодня перед нами ни тот, ни другой, а что-то среднее. Отель в очередной раз перестроили к 60-летию Октябрьской революции, вернувшись отчасти к былой декоративности, а затем вновь изменили фасады в начале 2000-х. Получился вялый гибрид сомнительной степени историчности. 5 самых красивых зданий императорского Петербурга, которые удивят даже местных Московский вокзал Один из мотивов для очередной перестройки «Октябрьской» в 1970-х годах – добиться наилучшей сочетаемости с соседним зданием Московского вокзала. Только стоила ли игра свеч? Автора станции Константина Тона, который возвел по всей России сотни зданий в русско-византийском стиле, современники откровенно недолюбливали. Для многих тоновские строения стали воплощением девиза «Православие-самодержавие-народность», только в кирпиче и штукатурке. К тому же, архитектора обвиняли буквально в отсутствии дарования. «Он был делец самый ординарный, таланта не имел никакого», - писал о Тоне критик Владимир Стасов. Особенно доставалось церквям работы зодчего. «Пятиглавые судки с луковками вместо пробок, на индо-византийский манер, которые строит Николай с Тоном», – это уже Герцен. Главное его творение – храм Христа Спасителя в Москве – обзывали «толстой купчихой» и «державным самоваром». Вокзал на нынешней площади Восстания тоже бесспорным шедевром не считался. Архитектор Леонтий Бенуа вполне справедливо аттестовывал его «жалкой провинциальщиной», а Павел Сюзор, автор дома Зингера, утверждал, что вокзал «не может считаться памятником старины». В царствование Николая II было принято решение о его сносе и строительстве на том же месте новой петербургской центральной станции. Свои варианты предложили Щуко, Лидваль, Лишневский и другие архитекторы эпохи модерна и неоклассики. Почти каждый из них, уверен, смотрелся бы тут лучше, чем первоначальный вокзал, но планам не суждено было сбыться. 5 самых красивых заброшенных домов Петербурга, которые могут исчезнуть Мариинский театр У настоящих петербуржцев с большой буквы П принято с пеной у рта доказывать, что строительство второй сцены Мариинского театра – чуть ли не величайшее градостроительное преступление за всю историю. Испытываю легкое опасение, что буду побит камнями, но все же признаюсь – новая Мариинка мне скорее нравится. И уж точно она кажется мне свежее, удобнее и оригинальнее здания первой сцены с ее тесным фойе и пропорциями космического дредноута. В первой половине XIX века архитектор Альберт Кавос построил это здание в качестве конного цирка. Спустя пару десятилетий он же реконструировал его под театр, а в 1885 зодчий Виктор Шретер придал ему нынешний облик. «Уже не театр-дворец и не театр-замок. Он приобрел не столько парадный, сколько деловой вид», – писала про Мариинку Капиталина Смолина в книге «100 великих театров мира». В 1894 году к театру пристроили новые помещения, претерпевал он изменения и в советское время. По итогам бесконечных переделок здание приобрело сложный тяжеловестный силуэт, цельного образа не складывается, с какой точки ни взгляни. Ансамблю Театральной площади ужасно не повезло с театрами: что Мариинский, что Консерватория – строения более монументальные, чем красивые. Куда больше на той же площади мне нравится крошечный общественный туалет 1907 года – тоже, кстати, памятник архитектуры. Текст: Алексей Шишкин
