Иван Панаев. "Человек со вздохом"

Панаев по сути своей — пересмешник, рыбка-верхоплавка среди таких "глубоководных" обитателей российской словесности, как Толстой, Достоевский, Некрасов или Тургенев. Он случайно оказался в их компании: писатель светский, вездесущий, завсегдатай литературных гостиных Петербурга и Москвы, фельетонщик и пародист. Но обидные репутации фата и фанфарона, псевдо-денди, липового джентльмена и проч., присвоенные ему современниками, не должны скрывать от нас его непростую природу его литературного феномена. Панаев Иван Иванович – "специалист широкого профиля" — поэт, прозаик, журналист, критик. Внучатый племянник Гаврилы Державина, редактор знаменитого памятника русской беллетристики и критики, журнала "Современник", друг и союзник по литературному цеху Некрасова, Тургенева, Фета, Майкова… А еще он — продолжатель ряда интернационального образа "легковесного литератора". В России таковыми были Василий Пушкин (дядя А.С.Пушкина), современник и подельник Василия Курочкина и братьев Жемчужниковых. Во Франции — Скаррон, Беранже, Сарду. В Англии — Стерн, Смоллет, Филдинг. Фото: museumpushkin.ru Иван Панаев родился в дворянской спокойной и богатой семье 27 марта 1812 года. Начал просвещение с традиционного домашнего барского воспитания, по традиции имущего класса был записан в 1824 году в Петербургское высшее училище. Через год он учится в Благородном пансионе при столичном университете и оканчивает его через пять положенных лет. С 1831 года Панаев 13 лет корпел на государственной службе, почти не получая жалованья – ему было неохота делать чиновничью карьеру. Понятно, почему: жаркие честолюбивые помыслы его лежали в области литературы. Для русского дворянина подобная деятельность к 1830-40 годам, несмотря на николаевское лихолетье, уже не была зазорна и малопочтенна. При его хлестаковской " лёгкости необыкновенной", светской ловкости и умелости, обаянию и лоске молодому Ивану Ивановичу было плевать на отправление служебных обязанностей. Они только затрудняли его порхающую жизнь пишущего верхогляда и вездесущего шаркуна. В 27 лет он женится на красавице актёрке Авдотье Брянской. Это мезальянс, брак неравный и рискованный, но Авдотья хороша собой и "при манерах", почерпнутых в недрах Александринского театра. Поэтому сначала репутации Панаева как аристократа и образованного шевалье ничего не угрожает. Собственно, что к этому моменту его стремительной жизни было уже написано? Начинал Панаев с младых ногтей как поэт-романтик — в духе Гейне, Ламартина и Байрона. Ещё в училище выпускал рукописный сборник стихов. Получалось изрядно. Все так и начинали. Фото: 366days.ru Панаев пробует себя в одном из альманахов в исторической прозе. И тут же в "Северной пчеле" размещает гривуазный, игривый стишок "Кокетка". Разыгрывая карту "поэта в обществе", он разродился повестью "Спальня светской женщины". Заметим, это 1835 год. В это время романтизм в стихах и прозе в чистом виде уже приедается читающей публике. Но в литературе остаются его атмосфера, чувствительность, яркие "нездешние" герои. В прозе созревает (с французской подачи) так называемая "натуральная школа" – тексты, снабжённые увлекательным, непредсказуемым крепким сюжетом и житейской детализированной наблюдательностью. У Панаева довольно быстро формируется собственная манера написания жанровых повестей. Он позволяет себе не скупиться на колючие сатиры и гротеск в создании описания для обывателя коллизий отечественной жизни, столичных и провинциальных. Панаев не боится грубить собратьям по перу, избранным кумирам театре и литературы, в статьях, фельетонах, художественной прозе. При этом он не опускается до уровня бульварщины. Повести Панаева "Она будет счастлива"(1836 год), "Сумерки у камина", "Дочь чиновного человека" и "Два мгновения из жизни женщины (все – 1839 год) пестрят не просто колоритными зарисовками и остроумным бытописательством. В известном смысле Панаев формирует новое отношение, даже мировоззрение современного неглупого человека – отстранённое от каждодневной пошлости. Он становится афористичен. Это с его лёгкой руки, вернее, пера, пошли в народ такие перлы, как "литературная тля", "литературный заяц", словцо-определение "хлыщ", ставшее приговором целому новому классу. Фото: i-s-turgenev.ru На такую разновидность литературы есть спрос, и Панаев, не мешкая, создаёт свою коллекцию "жуков на булавках". Рассказы и повести, регулярно появляющиеся в "Отечественных записках", "Библиотеке для чтения" в "подцензурный" период (1840-1850 годы), делают его не просто известным, но желанным и популярным писателем. Это лучшие годы писательской жизни Ивана Панаева. "Онагр", "Барыня", "Актеон", "Маменькин сынок" – в самих названиях таится обещание чего-то пикантного, разоблачающего, а главное, интересного! Заметим, что наш герой заслуженно стал предтечей "смоделированного" А.К. Толстым и Жемчужниковыми уморительного пасквилянта Козьмы Пруткова и многих "драчливых" сатир Салтыкова-Щедрина. Но это будет позже, а в середине 40-х годов наш обладатель "Ювеналова бича" сатиры щеголяет простым и выразительным литературным двойником, попугайным альтер-эго "Новый поэт". Они знакомятся с ещё малоизвестным Некрасовым. Рядом с денди Панаевым будущий "печальник горя народного" выглядел бледно. Но вот осенью 1846 года эти двое создают, вернее, возрождают в принципиально новом обличье концептуально-революционный журнал "Современник". Очень скоро этот легендарный плод многих вложений и усилий станет не только лидером продаж, но и лидером новых идей, авторов, литературных изделий и изобретений нового образца. В "Современнике" господствуют Белинский и Чернышевский, блистают молодые Тургенев, Толстой, Достоевский, находят себя разночинцы Решетников и Слепцов, пророчествуют Добролюбов и Писарев… Фото: mosjour.ru А вот наш Иван Иванович пропадал. Шёл ко дну параллельно со стремительным восхождением на Олимп успеха и славы Некрасова. В сущности, история простая, — он не выдержал короткой и жестокой стычки с Веком (как и Тургенев). Век был суров и груб. Он требовал "дельности": полезности, дисциплины и трезвости. Куда было тягаться с ними блаженной расхлябанности, извинительному мелкому разврату, фланированию по клубам и кокоткам, коими не гнушались "человеки со вздохом" (так сам себя называл Иван Иванович Панаев). Идеальному продюсеру и промоутеру, Николаю Некрасову, несмотря на свою природную ипохондрию, удалось перепрыгнуть "на тот требовательный деловитый берег". Панаев остался стоять на месте, и его рука судьбы повелительно повлекла к обрыву. Он попытался "перекраситься" в нигилиста, в демократа, в либерала… Тщетно. К 50-ти годам Панаев оказался пошлым, вечно полупьяным стариком в плохом парике, сменившим роскошную шевелюру. Он спустил свои наследные деньги, уступил Некрасову красавицу жену, и журнал, и дом, и место под литературным солнцем. Некрасов не виноват, он ничего ни у кого не отбирал. Невзрачный бывший светский лев сам повалился ему под ноги. "Ванька-свисток", начавший подворовывать из журнальной кассы на свои нехитрые увеселения, бывший писатель Иван Иванович Панаев предвидел и предсказал меру и степень своего падения в лучшей своей повести "Родственники". В ней мятущийся и, конечно же, лишний герой сталкивается с бронированным кружком неистовых гегелианцев. Он проиграл, слабый и разбитый. Фото: litfund.ru Иван Панаев тоже проиграл прагматичным гордецам (тоже обречённым) и умер 2 марта 1862 года от сердечной недостаточности на руках у бывшей жены, столько раз предаваемой им и ушедшей к сильнейшему далеко не сразу. Его последними словами были мечты уехать в деревню и поздние раскаяния в таких простых, таких жалких и понятных грехах. Нелепая жизнь, но хорошая смерть.