Правые консерваторы споткнулись о «миграционный вопрос»
Недавние криминальные новости – поножовщина на автомойке с двумя убитыми, суд над очередными приезжими из Таджикистана, готовившими в Москве теракты – в очередной раз напомнили о давней российской проблеме, которая «гремела» в 2000-е. Правда, в последние годы она вышла из фокуса общественного внимания. Однако не исчезла. Это – проблема трудовой миграции и связанных с ней рисков. В 2018 году, сообщает нам Росстат, впервые за несколько лет число Украина потеряла лидерство по числу трудовых мигрантов в России, которое удерживала уже четыре года. Все возвращается на круги своя: в лидерах – снова Таджикистан. В целом, по заявлению Росстата, миграционный приток в Россию снижается: сейчас он достиг минимума с 2005 года – 124,9 тыс. человек. Однако увеличение числа мигрантов на 125 тысяч в год – тоже немало. Масштабная трудовая миграция в Россию, прежде всего из стран Средней Азии, давно вызывает критику. Претензий к мигрантам – длинный список. От противников миграции можно услышать, что мигранты вывозят деньги из России, занимают рабочие места, на которых могли бы работать наши люди из депрессивных регионов. От мигрантов трещит по швам городская инфраструктура, просто не рассчитанная на такое количество людей. Наконец – и это, может быть, прежде всего – что постоянное присутствие рядом большой массы «чужаков» опасно. Звучит как предрассудок. Но, минимально приглядевшись, различаешь за этим «предрассудком» совершенно здравые опасения. Опасения, связанные и с культурной чуждостью приезжих из Средней Азии, и с их уязвимостью для террористической идеологии, и с возникновением в крупных российских городах мигрантских «гетто». Борьба с массовой и бесконтрольной трудовой миграцией на протяжении всех 2000-х годов была, можно сказать, визитной карточкой русских националистов. Именно вокруг этой темы была создана и на ней «раскрутилась» знаменитая организация ДПНИ – Движение Против Нелегальной Иммиграции (ныне признана экстремистской и запрещена в РФ). Ближе к началу 2010-х ее подхватили национал-демократы, сделавшие одним из пунктов своей программы введение визового режима со странами Средней Азии. Кампания «За визовый режим» была довольно шумной, но особых результатов не принесла. За эти годы ситуация с мигрантами стала несколько более упорядоченной, появились ограничения – например, экзамен на знание русского языка и патенты. В целом количество мигрантов снижается из года в год – хотя, возможно, отчасти за счет экономического кризиса, из-за которого в России стало просто сложнее зарабатывать. Но по большому счету, воз и ныне там. Все так же едут в Россию массы людей: зачастую невежественных, плохо знающих русский язык, не имеющих минимальной правовой культуры, не умеющих и не желающих интегрироваться в российское общество. Среди них – и террористы, и «обычные» преступники, и даже опасные сумасшедшие, как печально известная «кровавая няня» Бобокулова. Никакой фильтрации, никаких работающих процедур отделения агнцев от козлищ не существует. Мало того: даже вполне добропорядочные люди, настроенные жить и работать честно, приехав сюда, оказываются в очень нездоровой среде – в «серой зоне», где правит бал криминализованная диаспора, все вопросы решаются «по понятиям», а нарушение закона – дело обычное, порой даже неизбежное. Мигранты по-прежнему здесь – а вот антимигрантская риторика, столь сильная в 2000-х, выцвела и увяла, и стоит задуматься о том, почему она оказалась неэффективной. Антииммиграционное движение сложилось в первой половине 2000-х, когда и в официозных СМИ, и в умах «чистой публики» господствовала леволиберальная риторика. О мигрантах упоминали исключительно как о жертвах скинхедов, которые «ненавидят их за форму носа». Никаких иных проблем ни с ними, ни у них самих не предполагалось. Все, мол, с миграцией хорошо, это прекрасный европейский тренд, нам нужно больше мигрантов! Вот только скинхеды лютуют, да и вообще «русские ксенофобы» по каким-то необъяснимым иррациональным причинам недовольны – но кто их будет спрашивать? То, что делали русские националисты в те годы, было по сути заявкой на новую тему, определением ее содержания и наполнения. «Антимигрантская пропаганда» представляла собой информационные ленты и мониторинги, из которых следовало: проблемы с миграцией определенно есть. Вот бытовой криминал, вот наркоторговля, вот деятельность этнических мафий, вот распространение радикального ислама. Вот «резиновые квартиры», вот поддельные документы, вот подпольные предприятия. И масштабы всего этого не позволяют счесть это случайностью и отмахнуться. Словом, проблему описывали ярко и красочно – и это сработало. Та риторика, что в середине 2000-х казалась неслыханной дерзостью и «русским фашизмом», сейчас стала общим местом и для либералов, и даже для самих мигрантских организаций, не говоря уж о властях. Однако те принципиальные решения, что предлагали националисты, были декларативны и, по большей части, невыполнимы. «Миграцию запретить, всех мигрантов депортировать!» «Лишить российского гражданства всех, кто получил его после 1991 года!» Даже более позднее требование визового режима, хоть и звучало более реалистично, требовало серьезной проработки и уточнений. Какие меры принять, чтобы выдача виз не превратилась в очередную коррупционную кормушку? Что делать с российскими военными базами в Средней Азии, на которые Россия меняет миграционные льготы? И самое главное – как быть с оставшимися в Средней Азии русскими? Для своего времени антимигрантская риторика «правых» была прорывной: ей удалось внедрить эту проблему в фокус общественного сознания. Но, очевидно, чтобы чего-то добиться, она недостаточна. Всматриваясь в стандартную антимигрантскую позицию, мы видим в ней несколько пробелов. Прежде всего, при большом внимании к самим мигрантам практически нет ни интереса, ни внимания к второй стороне «процесса», их российским работодателям. Неверно думать, что мигранты работают только «у своих» или в каких-то подпольных структурах: их активно нанимают на работу и российские предприятия, и государственные организации (например, ГБУ «Жилищник» в Москве). И, в отличие от мигранта, который сегодня здесь, а завтра там, на организацию, находящуюся в России, повлиять намного легче. Внимание к работодателям сразу ставит перед нами вопрос: почему бизнесу или госструктуре выгоднее нанимать на неквалифицированную работу мигрантов, чем граждан России? И ответ находится быстро: мигранту можно меньше платить – и с мигрантом, вследствие его правовой неграмотности и незащищенности, легче проворачивать разные не вполне законные, но выгодные «схемы». Начиная с банального требования переработки (нередкий случай, когда дворников заставляют работать по 10-12 часов в сутки или выходить на работу в выходные, разумеется, не доплачивая им за это) – и до откровенного «кидалова» на зарплату. Мигранты едут в Россию, потому что на их труд существует постоянный спрос, а спрос связан с тем, что их можно эксплуатировать так, как местных жителей эксплуатировать уже не получается. Если ограничить эту сверх-эксплуатацию – или хотя бы сформировать в обществе внимание и резко негативное отношение к ней – это может заметно оздоровить ситуацию. В последние годы и месяцы мы не раз видели, как легко сейчас поднять кампанию «возмущенных граждан» против фирм, магазинов, ресторанов, которые выпустили оскорбительную рекламу, выгнали из зала кормящую мать и т.п. – словом, каким-нибудь неосторожным шагом задели чьи-то чувства. Возможно ли поднять такую же компанию, например, против ресторана, который пользуется трудом уборщиц и посудомоек из Средней Азии, заставляет их перерабатывать, да еще и потом им не платит? Кажется, это плодотворное направление, в котором стоит подумать. Наделив мигрантов правами перед работодателями, мы существенно снизим их конкурентные преимущества на рынке труда. Однако здесь у «правых» вырастает эмоциональный барьер. Дело в том, что «правая» риторика в адрес мигрантов традиционно отличается аффектированной ксенофобией. Мигранты предстают исчадиями ада, носителями активной злой воли – и сильнейшее внутреннее сопротивление вызывает мысль, что в каких-то ситуациях мигрант может оказаться не злодеем, а жертвой и даже, пожалуй, вызвать сочувствие. В результате мы сами сильно сужаем и свой инструментарий, и круг сторонников – ибо ксенофобия далеко не всем приятна, а требование обязательной ксенофобии тем более. Апокалиптическое изображение приезжих из Средней Азии как «торжествующих захватчиков» явно не сходится с реальностью. Мигрантов все мы (по крайней мере, в больших городах) видим регулярно. Они не очень похожи на людей, которые только что победили русских и веселятся по этому поводу. Часто они выглядят неприятными и опасными, но это другой тип опасности, исходящий от «людей из гетто»: бедных, диких, криминализованных, живущих в своем замкнутом мирке. Для свежего взгляда внутреннего противоречия здесь нет. Вполне понятно, что такое гетто; понятно, как люди там становятся жертвами и опасными преступниками одновременно. Задумавшись об этом, понимаешь, что миграция – это какой-то вонючий подвал общества, где плохо все и со всех сторон. Работодатели предпочитают мигрантов местным именно потому, что их можно безнаказанно обирать и обманывать; мигранты, оказавшись в зоне, где не действует закон, сами деградируют, озлобляются, втягиваются в криминал или в исламский радикализм. И вопрос не в том, «плохие» они или «хорошие»: если плохие – здесь становятся еще хуже, если хорошие – тем более, с ними нельзя так обращаться. Плоха сама эта система – и ее не должно быть. Важно и то, что существование гетто отравляет все общество. Если рядом с нами живут люди, с которыми «все можно» – почему со всеми остальными нельзя? Если в одной сфере можно и нужно плевать на закон – почему нельзя во всех прочих? Так что навести порядок в миграционной сфере – дело, может быть, не только самоуважения, но и самосохранения. Но здесь кроется парадокс: выходит, что цель и возможный путь к цели разбежались по враждебным лагерям. Трудовое законодательство, трудовая этика, защита прав рабочих – традиционная тема «левых». У них есть нож, которым можно вскрыть эту консервную банку! Но наши «левые» – интернационалисты: они готовы защищать мигрантов как «угнетенных трудящихся», но в самой миграции никакой проблемы не видят. А «правые» проблему видят, и серьезную – но не готовы использовать для ее решения «левые» инструменты. Второй серьезнейший пробел – нежелание замечать и сознавать, что трудовыми мигрантами бывают не только среднеазиаты. Помню, придя на семинар в профсоюзе мигрантов, организованном коммунистами, я увидела совсем не то, что ожидала. Уроженцы «солнечных республик» были там в явном меньшинстве, а основной контингент составляли… русские. Причем женщины. Русские женщины средних лет, приехавшие на заработки с Украины и из Молдовы. У себя дома – учителя, врачи, медсестры; здесь – уборщицы, дворничихи, если повезет, сиделки. Мигранты-славяне не привлекают внимания. Они не выделяются внешне, говорят с нами на одном языке (самое большее, с непривычным выговором), разделяют одну культуру; они намного более законопослушны, их землячества не образуют «мафий». С ними проблем нет. Проблемы есть у них – но кого это волнует? Наше государство, подчеркнуто «многонациональное» по своей идеологии и практике, не делает между русским из Молдовы и таджиком из Таджикистана никакой разницы. Работодатели также лишены национальных предрассудков – и эксплуатируют и обирают всех одинаково. При этом, в отличие от среднеазиатов, у русских/славянских трудовых мигрантов нет сплоченной диаспоры, способной пусть не всегда, пусть дорогой ценой, но хотя бы иногда помочь или защитить. Они здесь совсем одни. «Левые» еще готовы помогать им, как «угнетенным» – «правые», ставящие защиту русских своей главной задачей, о них просто не вспоминают. Еще как-то, хотя бы на риторическом уровне, сознаем мы существование тех русских, кто хочет переехать в Россию навсегда. Но не все этого хотят. Если в тех краях, которые вдруг стали «не Россией», человек прожил всю жизнь, у него там дом, хозяйство, семья, родные могилы – очень вероятно, он не захочет все бросать и переезжать насовсем. Но он не чужой нам, он должен иметь право на доброе отношение и поддержку России. И совершенно точно не должен чувствовать себя здесь нежеланным гостем и терпеть унижения. Поддержать своих, выступить в их защиту – для тех, для кого русский народ является целью и высшей ценностью, это, пожалуй, более важная и высокая задача, чем «низводить и курощать» чужих. Сейчас мы вступаем в новый период, когда нужно доработать недоработанное. Необходим подробный комплекс реальных, востребованных мер, в котором найдется место и дифференцированному подходу к мигрантам, и давлению на работодателей, и работе с русскими общинами за рубежом, и пресловутой «карте русского». Всего этого требует время; но найдутся ли те, кто сможет этим заняться? Прежнее Русское движение лежит в руинах: кто продолжит его дело?
