Последняя Русско-турецкая война началась со скандала в верхах Российской империи

The History Collection/Alamy Stock Photo/Vostock Photo Последняя Русско-турецкая война началась со скандала в верхах Российской империиРусско-турецкая война 1877-1878 годов началась почти с открытого скандала в верхах Российской империи, который отложил ее на полгода. 14 сентября 1876 г. военный министр направил срочную телеграмму министру финансов, «дабы приготовить средства на случай мобилизации войск». Глава Минфина барон Рейтерн, демонстративно удалившись в загородное имение, игнорировал телеграмму военных. Лишь вызов самого императора заставил главного финансиста империи покинуть уединение. Царь и министр встретились в крымской Ливадии. Александр II распорядился «готовить средства к войне». Министр тут же представил доклад, что война невозможна, – по мнению Рейтерна, за турок, как и в прошлую Крымскую войну, вступятся державы Западной Европы, а после либеральных реформ экономика и финансы России слишком зависят от западной конъюнктуры, поэтому, по словам министра, война приведет к «полному погрому наших финансовых и экономических интересов». «Заграничные капиталисты будут стараться вытягивать из России свои деньги, – уверял министр, – и Россия не только не сможет вести продолжительную войну, но и окажется вскоре перед угрозой государственного банкротства…» 4 октября 1876 г. в крымской резиденции русских царей состоялось совещание всех высших руководителей империи. Глава Минфина вновь в одиночку противостоял, по его словам, «общей крайне воинственной атмосфере». Совещание закончилось открытым скандалом – Александр II обвинил барона Рейтерна в намерении «унизить Россию» и в отказе исполнять свои служебные обязанности. «Я вызвал вас не для того, чтобы узнать мнение, следует ли начать войну или нет, – отчитывал царь министра, – а чтобы изыскать средства к покрытию издержек, которые вызовет война». На меланхоличные уверения «лифляндского» немца Рейтерна, что денег на войну все равно нет, царь открыто вспылил: «Средства есть, но надобно уметь и хотеть их достать…» Военный министр Милютин свое мнение сформулировал так: «Наш министр финансов впал в какое-то нравственное расслабление, он в таком нервном состоянии, что не может серьезно заниматься делом…» Барон Рейтерн заявил о готовности подать в отставку. Дипломатичный глава МИДа, старый канцлер Горчаков заметил, что отставка министра в почти военных условиях неприлична. Глава Минфина тут же обещал подать в отставку сразу после войны… Для бюрократических верхов Российской империи столь открытое проявление страстей было нехарактерно. Даже самые острые скандалы обычно маскировались безупречной вежливостью «казенных» формулировок. Но в данном случае нервы не выдержали у всех, включая царя. Упрямство Михаила Христофоровича Рейтерна имело веские причины. Лишь двумя годами ранее он смог преодолеть бюджетный дефицит, терзавший финансы империи со времен Крымской войны. Только в 1875 г. доходы государства впервые превысили расходы. Однако недоброжелатели барона Рейтерна называли и иную причину – пытаясь в очередной раз поднять курс бумажного рубля, накануне войны министр без особых успехов потратил свыше трети всех запасов золотой и серебряной наличности. Тогда как для переброски армии к границам Турции и для дальнейшего ведения боев за Кавказом и Дунаем в первую очередь требовалась монета из драгметаллов. Так или иначе, но упрямство главы Минфина стало одним из факторов, отложивших начало войны на полгода. Когда дипломатические средства давления на турок были исчерпаны, 12 февраля 1877 г. в Зимнем дворце состоялось итоговое совещание верхов. Министр Рейтерн вновь возражал, закончив доклад словами: «Я глубоко убежден, что война причинит России неисправимое разорение и приведет ее в положение финансового и экономического расстройства, представляющее приготовленную почву для революционной и социалистической пропаганды, к которой наш век и без того уже слишком склонен…» Столь апокалипсический прогноз для той войны и той эпохи оказался неверен. Но слова, произнесенные под сводами Зимнего дворца в феврале 1877 г., оказались пророческими спустя ровно 40 лет.