Project Syndicate (США): три революции, необходимые экономике

ПАРИЖ — Запад находится в кризисе, как и его экономика. Рентабельность инвестиций мизерная. Для большинства людей, заработная плата — и доходы в целом — стагнируют. Удовлетворенность работой снижается, особенно среди молодежи, и все больше людей трудоспособного возраста не хотят или не могут быть частью трудовой силы. Многие во Франции решили дать попытку Президенту Эммануилу Макрону, а теперь протестуют против его политики. Многие американцы решили дать попробовать Дональду Трампу и были также разочарованы. И в Британии многие надеялись, что Брексит улучшит их жизнь. И все же, экономисты в большинстве своем молчали о причинах этого кризиса и о том, что можно сделать для восстановления экономической активности. Можно с уверенностью сказать, что причины не совсем ясны. И они не будут ясны до тех пор, пока экономисты, наконец, не приступят к изменению методов преподавания и практики экономики. В частности, отрасль нуждается в трех революциях, которым она все еще сопротивляется. Первая касается продолжающегося игнорирования несовершенных знаний. В межвоенные годы Фрэнк Найт и Джон Мейнард Кейнс начали осуществление радикального дополнения экономической теории. В книге Найта Риск, неопределенность и прибыль (1921) и размышлениях Кейнса, стоящих за Общей теорией занятости, процента и денег (1936), утверждается, что нет никаких оснований — и быть никаких не может — для моделей, которые рассматривают директивные органы, в качестве правильных моделей для принятия решений. Найт ввел неопределенное будущее, Кейнс добавил отсутствие координации. Но последующие поколения экономических теоретиков вообще проигнорировали этот прорыв. До сегодняшнего дня, несмотря на определенную важную работу по формализации идей Найта и Кейнса (особенно Романа Фридмана и его коллег), неопределенность — реальная неопределенность, а не известные отклонения — как правило не включается в наши экономические модели. (Например, во влиятельных расчетахРоберта Дж. Барро и Джейсона Фурмана были сделаны прогнозы относительно бизнес-инвестиций, обусловленных снижением Трампа корпоративного налога на прибыль, без учета неопределенности Найта). Революция Неопределенности все еще не увенчалась успехом. Во-вторых, все еще остается игнорирование несовершенной информации. В том, что стало известно, как «сборник Фелпса», Микроэкономические основы занятости и теория инфляции, мы раскрыли феномен, который экономисты упускают из виду. Переоценка работниками ставок заработной платы за пределами своих городов влечет за собой раздутые зарплаты, что таким образом ведет к аномально высокому уровню безработицы; недооценка ведет к снижению заработной платы и, как следствие, к аномально низкому уровню безработицы. Когда работники теряют свою работу, скажем, в Аппалачах, они не имеют ни малейшего представления о том, какой будет их заработная плата за пределами их мира, и сколько времени может занять поиск работы; поэтому они могут оставаться безработными в течение нескольких месяцев или даже лет. Это отсутствие информации, а не «асимметричность информации». Более того, сборник видит каждого актера в экономике как полагающегося только на самого себя, исходя из его или ее понимания ситуации, как описал Пинтер, и делающим лучшее из того, что они могут, как призывал Вольтер. Но теоретики из Чикагского университета создали механическую модель местоположения, в которой безработица является просто фрикционной и, следовательно, временной — так называемая островная модель. В результате, Информационная революция еще не была принята. Последним серьезным вызовом является полное упущение из экономической теории экономического динамизма. Хотя экономисты пришли к выводу, что на Западе произошел массовый спад, большинство из них не дают этому никаких объяснений. Другие, опираясь на ранний тезис Шумпетера об инновациях в своей классической книге 1911 года Теория экономического развития, делают вывод о том, что поток открытий ученых и исследователей в последнее время сократился до минимума. Теория Шумпетера основывалась на четкой предпосылке, что массам людей в экономике не хватает изобретательности. (Он замечательно отметил, что никогда не встречал бизнесмена обладающего какой-либо оригинальностью.) Это была исключительная предпосылка. Можно утверждать, что Запад, каким мы его знаем, — современный мир, можно сказать — начался с великого ученого Пико делла Мирандола, который утверждал, что все человечество обладает творческим потенциалом. И проблемы многих других мыслителей — амбициозность Челлини, индивидуализм Лютера, витализм Сервантеса и личностный рост Монтеня — побудили людей использовать свое творчество. Позже Юм подчеркнул необходимость воображения, а Кьеркегор подчеркнул принятие неизвестного. Философы девятнадцатого века, такие как Уильям Джеймс, Фридрих Ницше и Анри Бергсон, приняли неопределенность и наслаждались новым. Когда они достигли критической массы, эти ценности породили национальные инновации в рамках рабочей силы. Феномен низовых инноваций со стороны самых разных людей, работающих в различных отраслях, впервые был рассмотрен американским историком Уолтом Ростоу в 1952 году и ярко и объемно описан британским историком Полом Джонсоном в 1983 году. Я рассуждал о его происхождении в своей книге 2013 года Массовое процветание. И было отнюдь не ясно, что тезис Шумпетера будет включен в экономическую теорию. Но когда Роберт Солоу из Массачусетского технологического института представил свою модель роста, стало общепринятым предполагать, что «темп технического прогресса», как он это назвал, был экзогенным для экономики. Таким образом, идея о том, что люди — даже обычные люди, работающие во всех отраслях — обладают воображением для создания новых товаров и новых методов, не рассматривалась. И если бы это обсуждалось, то было бы отклонено. Революция динамизма в экономической теории была приостановлена. Однако, в условиях значительного замедления и снижения уровня удовлетворенности работой появляется шанс внести динамизм в экономическое моделирование. И сделать это чрезвычайно важно. Важность понимания новых застойных экономик вызвала попытку включить воображение и креативность в макроэкономические модели. В течение десятилетия или более я пытался доказать, что мы не сможем понять симптомы, наблюдаемые в западных странах, пока не сформулируем и не проверим конкретные гипотезы об источниках или происхождении динамизма. Эта теоретическая наработка даст нам надежду объяснить не только медленный рост общего фактора производительности, но и снижение удовлетворения от работы. Америка не может снова стать Америкой, Франция не может снова стать Францией, и Британия не может снова стать Великобританией, до тех пор, пока их народы снова не начнут думать о лучших способах делать что-либо и испытывать вдохновение, становясь на путь в неизвестность. Эдмунд Филпс, лауреат Нобелевской премии по экономике 2006 года, глава Центра капитализма и общества при Колумбийском университете.