Эдгар По – американский отец жанров
210 лет назад, 19 января 1809 года в американском Бостоне, в семье актёров родился Эдгар По, быстро осиротевший и усыновлённый купеческой семьёю Алланов. История Эдгара По, раздумывавшего, не отправиться ли воевать за свободу в Грецию или Польшу, лишённого наследства, обретшего и потерявшего юную жену Вирджинию, сама по себе могла бы стать сюжетом трагической пьесы какого-нибудь современника. Однако он поэт, тем и интересен. После нескольких юношеских поэтических сборников, По предпочитает стезю новеллиста. Он пишет много, участвует в литературных конкурсах, пробивается в печать, всегда готов работать редактором, но публикуется и зарабатывает мало: его поэзия слишком сложна для читателей, а жанр ёмкой новеллы непривычен издателям – им подавай романы. В 1835 г. По публикует первое в современном смысле, полное технологических описаний, научно-фантастическое произведение о космическом полёте и одновременно – первую пародию на такое произведение: герой «Необыкновенного приключения некоего Ганса Пфааля» бежит на Луну на воздушном шаре, отправив на тот свет своих кредиторов... Однако дорогу ёрнической повести Эдгара По перешла прогремевшая на всю Америку газетная мистификация, вошедшая в историю как «большое лунное надувательство». В 1838 г. опубликован единственный роман Эдгара По – «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима». К таким морским приключениям читатель не привыкнет ещё долгие десятилетия. История юноши, решившего отправиться в путешествие, тайком пробравшись на корабль, разворачивается в произведение жанра, который и сегодня по-русски называют английским словом «хоррор». Интересно, что эта действительно страшная книга (многажды переводившаяся на русский язык, в том числе и Константином Бальмонтом), пожалуй, была единственным в полном смысле романом ужасов, издававшимся в Советском Союзе. Годом позже выходит сборник «Гротески и арабески» из рассказов первого десятилетия творчества, но в целом свои рассказы Эдгар По объединяет под заглавием «Tales of Mystery and Imagination» («Рассказы, исполненные тайн и воображения»). Сюда входит и трилогия о парижском сыщике-любителе Дюпене («Убийство на улице Морг», «Тайна Мари Роже», «Похищенное письмо») – по сути состоящая из первых и образцовых известных нам детективных рассказов, и новеллы о преступлении и наказании («Чёрный кот», «Сердце-обличитель»), и о противостоянии героя неодолимым силам («Низвержение в Мальстрём», «Колодец и маятник»), и о роковых страстях («Бочонок амонтильядо»), и о власти подсознании («Береника»)… Несмотря на преобладание трагических мотивов и славу первого короля ужасов, Эдгар По – классик юмористического рассказа, творчеством своим предваряющий и гротеск Марка Твена («Литературная жизнь Какваса Тама», «Система доктора Смолля и профессора Перро» – откуда, вероятно, и пошло выражение «Кто первым халат надел, тот и психиатр»), и сарказм О'Генри («Очки», «Ты еси муж, сотворивый сие»), и буффонаду юмористической фантастики ХХ века («Разговор с мумией», «Ангел Необъяснимого»). Пожалуй, никто до Эдгара По не создавал столько пародий в прозе на популярные сюжеты и стили, никто не вплетал в убийственно серьёзные или угрюмые тексты убийственную иронию, как, например, в «Короле Чуме», новелле, сравнимой и с пушкинским «Гробовщиком», и с гоголевской «Пропавшей грамотой». Во второй половине 40-х гг. Эдгар По создаёт свои самые знаменитые стихотворения: «Ворон», «Улялюм», «Эннабел Ли», «Колокола». Их рождение связывают с болезнью и смертью его жены Вирджинии Клемм (1822-1847). И без этой трагедии По все годы своего творчества живёт в лишениях: хозяева изданий, где он подвизается редактором, упрекают его в пьянстве, публикации срываются, не помогает продвижению и знакомство с Диккенсом… Эдгар По многолик даже в том смысле, что с его портретов смотрят на нас как будто весьма непохожие люди. При его имени мы обычно вспоминаем дагерротипы усатого мужчины, угрюмого и неряшливого, сделанные в последний год жизни. Но есть и акварельный портрет, созданный лет на пять ранее. На нём – одетый по моде человек, длинноносый, безусый, в бакенбардах, похожий на молодого Андерсена, писателя тоже меланхоличного и местами страшного, но всё же совсем иного. Известен и портрет 25-летнего писателя – гравюра для коллективного сборника, где По напоминает, пожалуй, начинающего, бритого и по моде стриженного Гоголя. И если с чем в истории русской литературы перекликается кончина Эдгара По (разумеется, до наступившей в 1917 г. эпохи), так это со смертью Гоголя. 3 октября 1849 г. писатель выступил с лекцией в Балтиморе, а вскоре после его нашли на уличной скамейке без сознания, кажется, переодетым в чужое истрёпанное платье. 7 октября Эдгар По, не выйдя из забытья, скончался. Похоронили его в Балтиморе, но достоверно неизвестно, точно ли под известным памятником покоятся сам писатель, его жена и её мать. Версий смерти с тех пор выдвигалось множество: менингит, инсульт, отравление алкоголем или опиумом, широко применявшимся как успокоительное, поражение мозга «дурной болезнью»… Как нередко бывает в подобных случаях, есть мнение, что пьянство По значительно преувеличивалось недоброжелателями. И за полгода до кончины он вправду бросил пить. Обращали внимание на то, что в Балтиморе был день выборов – по тогдашнему американскому обыкновению, толпный день похуже ярмарочного, когда по большому городу сновали лихие люди, подрядившиеся хоть мытьём, хоть катаньем собирать голоса, не говоря об оживлении простых уголовников. В наши дни американский писатель Мэттью Перл построил на этой исторической загадке роман-процессуал «Тень Эдгара По» (2006), где герой расследует версию об убийстве писателя. А российские журналисты Алексей Паевский и Анна Хоружая в документальном историко-медицинском расследовании «Смерть замечательных людей» (2018) всерьёз предположили, что Эдгар По мог погибнуть от заболевания бешенством, основными распространителями которого в том регионе являются летучие мыши. Посмертную же славу писателя надолго запятнал ханжеский некролог, автор коего пространно рассуждал, что гений и беспутство – две вещи несовместны. Некролог под псевдонимом выпустил литератор Руфус Гризвольд, которого По считал своим другом и доверенным лицом. Примечательно, что жизнь Гризвольда после этого была недолгой и полной злоключений. По-настоящему оценили Эдгара По сначала во Франции. Переводчиком и пропагандистом американца стал сам Шарль Бодлер, основоположник европейского символизма и декаданса. Эталонный перевод «Ворона» создал последователь Бодлера Стефан Малларме. Бодлер переложил «Артура Гордона Пима», долго бывшего более популярным во французском переводе, чем на родном английском. Романом По увлёкся Жюль Верн, в старости продолживший его своим «Ледяным сфинксом». Произведения Эдгара По иллюстрировали наиболее выдающиеся книжные графики своего времени. Гюстав Доре (1832-1883) выпустил цикл из 24 гравюр к «Ворону», и эта работа стала одной из последних для величайшего иллюстратора XIX века. Удивительно, что несколько ранее «Ворона» своими рисунками снабдил другой великий французский художник – отец импрессионизма Эдуар Мане, чьи даты жизни тоже 1832-1883! Любимый художник Оскара Уайльда, один из основоположников стиля модерн Обри Бёрдслей создал образцово-декадентские гравюры к «Убийству на улице Морг», «Падению дома Ашеров», «Маске Красной Смерти» и самый знаменитый его портрет по фотографии. В России переводы рассказов Эдгара По публикуются, начиная с 1847 г., в разных журналах, в том числе, таких известных, как «Сын Отечества», «Библиотека для чтения» и «Отечественные записки» (закономерно, что первым был «Золотой жук» – рассказ о пиратском кладе и зашифрованной рукописи). «Похождение Артура Гордона Пэйма» вышло в 1861 г. в журнале Достоевского «Время» (заметно, что переводчик, средней руки литератор Егор Моллер смутно догадывался, как читаются английские слова). Ф.М. Достоевский в 1861 г. писал в статье «Три рассказа Эдгара Поэ»: «Он почти всегда … ставит своего героя в самое исключительное внешнее или психологическое положение, …и с какою поражающею верностию рассказывает он о состоянии души этого человека!» Самого же Достоевского двадцать лет спустя в одном английском некрологе сопоставят с Эдгаром По – и по сей день такое сравнение вряд ли удивит глубокого англоязычного читателя. Почти полувековая задержка в появлении достойных переводов поэзии По на русский связана с тем, что в России на время не осталось таких выдающихся поэтов-романтиков (и при этом превосходных переводчиков), как Пушкин, Лермонтов, Жуковский. Стояло время прозаиков и язвительных поэтов-фельетонистов – уж не стареющему Тютчеву и, тем более, не высокоидейному же Некрасову было обращаться к неотмирному американцу, восхищавшему беспутных парижан! Да и к американской литературе отношение было поверхностным: это же какие-то индейцы, пампасы, Фенимор Купер, Майн Рид (тоже случившийся знакомцем По)! Относительно же немногочисленные знатоки английского, взявшиеся за Эдгара По, открывали для себя стихи, сложнейшие и техникой, и поэтикой. По-настоящему за Эдгара По русские переводчики и читатели взялись в 1890-е. Оказалось, что американский современник Пушкина и Гоголя – один из авторов, самых созвучных новому поколению русских поэтов. И русских переводов одного только «Ворона» с тех пор были опубликованы десятки. В числе их авторов – Дмитрий Мережковский (в 1890 г. зародивший волну интереса к Эдгару По своим не слишком удачным переложением), Константин Бальмонт (первым постаравшийся создать «русского По», переводя и стихи, и прозу), Владимир Жаботинский (один из отцов Государства Израиль), непримиримый творческий (а потом и политический) оппонент Бальмонта Валерий Брюсов, знаменитые советские переводчики Михаил Зенкевич и Михаил Донской... Большой вклад в создание корпуса поэтических переводов Эдгара По в советское время внесла жена Сергея Есенина Надежда Вольпин, прозаических – Нора Галь. Можно ещё долго перечислять интереснейших представителей русской словесности, уже с лишним полтора века встречающихся на перекрёстке «Эдгар По» со своими русскими и зарубежными коллегами. Но при этом многие произведения американца по-прежнему не имеют адекватных русских переводов – слог его ярче, гибче, смешнее. В 20-е годы поэт Борис Садовской создаёт пародийный роман «Приключения Карла Вебера». Откровенно потешаясь над популярным в предреволюционное десятилетие и после революции жанром русской неоромантической повести, Садовской завершает историю тем, что его герои следуют гибельным путём Артура Гордона Пима – в Антарктику. «Сказка ложь, да в ней намёк» – нет никаких сомнений, что Эдгар По оказал сильнейшее влияние на русскую прозу и поэзию Серебряного века, включая Александра Блока, влюблённого в творчество американца с юношеских лет. Владимир Набоков в зачине «Лолиты» (1955) повествует, как болезненная страсть поразила Гумберта Гумберта после его несчастной подростковой влюблённости в свою ровесницу Аннабеллу Ли. В собственном русском переводе романа писатель ехидно замечает в скобках, что фамилия роковой героини пишется «Leigh». Но всем же понятно, что речь идёт об Annabel Lee Эдгара По! И сам Набоков подтверждает, что это был «Эдгаровый перегар». На маленькую поэму «Колокольчики и колокола» в переложении Константина Бальмонта (одном из многих) создал кантату (1895) молодой Сергей Рахманинов. Однако несравнимо большее влияние Эдгар По окажет на своего французского поклонника – выдающегося композитора Клода Дебюсси (1862-1918). Отсылки к творчеству По могут и сегодня объявиться где угодно. Отчего, например, в двух блокбастерах последних лет – «Кингсман» и «Хрониках хищных городов» – злодеев, мечтающих о завоевании мира, зовут Валентайнами? Не отсылка ли это к рассказу «Что произошло с мистером Валентайном», ибо они, съеденные своими страстями, заживо мертвы, подобно его персонажу, первому в литературе зомби? Пожалуй, Эдгару По до сих пор не везло с экранизациями, за исключением, пожалуй, сборника из трёх новелл «Три шага в бреду» (1968) – совместной франко-итальянской работы Роже Вадима, Луи Маля и Федерико Феллини, да семиминутного мультфильма Джеймса Мейсона «Сердце-обличитель» (1953), ставшего заметной вехой в истории «авторской» мультипликации. Впрочем, у Эдгара Аллана По всё ещё впереди, в том числе и у русского Эдгара По. Вряд ли ещё какой писатель, сразу же после смерти громко объявленный исписавшимся, так долго остаётся одним из самых читаемых (и почитаемых) и столь убедительно продолжает порождать всё новые тексты. Видимо недаром самой удачной его мистификацией стало уверение, что в юности он побывал в Петербурге и претерпел в России неведомые приключения.
