В берлинской Staatsoper показали новую постановку «Фальстафа» Верди

Музыкальная сцена Берлина взяла курс на омоложение кадров. В прошлом сезоне сменились руководители сразу трех оркестров: Немецкий симфонический оркестр возглавил 35-летний Робин Тиччати, оркестр Komische Oper – 40-летний Айнарс Рубикис, а Оркестр берлинского радио – 46-летний Владимир Юровский. Сэр Саймон Рэттл провел свой прощальный концерт с Берлинскими филармониками еще летом минувшего года, однако новый худрук самого престижного оркестра мира, 46-летний Кирилл Петренко, приступит к своим обязанностям лишь этим летом. Один из ключевых вопросов, который в эпоху междуцарствия пришлось решать филармоникам, – кто будет дирижером новогоднего концерта, ритуального мероприятия, которое проходит в присутствии канцлера Ангелы Меркель, собирает политическую и финансовую элиту страны и транслируется в прямом эфире в кинотеатрах по всему миру. Интрига существовала недолго: было понятно, что единственным музыкантом, художественная репутация и политический вес которого соразмерны статусу события, в сегодняшней Германии остается Даниэль Баренбойм – пианист, дирижер, менеджер, дипломат, основавший оркестр «Западно-восточный диван», где молодые инструменталисты из Израиля играют бок о бок с коллегами из Палестины. В свои 76 лет Баренбойм ведет игру по-крупному, продолжая расширять горизонты влияния, – когда конкуренция со стороны молодого поколения так сильна, почивать на лаврах не приходится. Сегодня империя Баренбойма состоит из Staatsoper, главного оперного театра Германии, который он возглавляет с 1992 г., и из Зала Пьера Булеза, который располагается в двух шагах от бульвара Унтер-ден-Линден. Построенный по проекту архитектора Фрэнка Гери зал был открыт позапрошлой весной, впечатлил публику акустическим совершенством и быстро стал новым музыкальным центром Берлина. В праздничную рождественскую неделю на афишах двух ключевых культурных площадок Берлина впервые в новейшей истории значилось одно и то же имя: в Филармонии Баренбойм выступил и как дирижер, и как пианист, сыграв моцартовский «Коронационный» концерт, а в Staatsoper провел четыре представления «Фальстафа» Джузеппе Верди. Если бы в современной Германии сохранился старинный титул генералмузикдиректора, «музыкального руководителя города», Баренбойм носил бы его по праву. Замечательный сосед Незамысловатый и доходчивый, спектакль итальянца Марио Мартоне на первый взгляд кажется памятником той наивной эпохе в новейшей истории музыкального театра, когда перенос сюжета оперной партитуры в современность сам по себе смотрелся столь радикальным ходом, что был способен заменить содержание. Чтобы оценить всю тонкость режиссерского замысла, а заодно погрустить над тем, как прямолинейно он порой реализуется на подмостках Staatsoper, стоит повнимательнее всмотреться в топографию спектакля. Сценограф Маргерита Палли с документальной придирчивостью воссоздает узнаваемые городские локации: штаб-квартира Фальстафа – двор на Розенталер-штрассе, главной улице европейского стрит-арта в богемном центре Восточного Берлина. Классово и идеологически чуждые протагонисту виндзорские кумушки гнездятся в фешенебельном Далеме, районе парков и вилл, где уже много лет живет и сам Даниэль Баренбойм. Герои «Фальстафа» – его ближайшие соседи: щеголяя умопомрачительным бикини, новый оперный секс-символ Надин Сьерра (Нанетта) выныривает из бассейна под открытым небом, пока ее подружки Алиса (Барбара Фриттоли) и Мэг (Катарина Камерлоэр) обсуждают свежие коллекции прет-а-порте. Буржуазия нулевых встречается на сцене Staatsoper с хранителем традиций свободного Берлина, города арт-сквотов и полулегальных баров. Фальстаф в постановке Мартоне – пасующая перед новой реальностью уходящая натура. Он балансирует между ностальгией и трагикомедией: пивной живот, потертые джинсы, седые бакенбарды. Наблюдение за работой грандиозного Михаэля Фолле определенно может заменить студентам театральных вузов штудирование учебников актерского мастерства – особенно той его части, которая касается внесценической биографии персонажа. Нетрудно угадать, что в конце 1980-х Фальстаф Фолле проводил молодость в клубах Кройцберга, слушая или играя панк-рок. Сегодня ему чуть за 50 – и каждый год 1 мая он по-прежнему выходит на традиционные акции протестов постаревших леваков, отказываясь замечать, что окружающая действительность неумолимо изменилась. Ближе к финалу спектакля понимаешь, что его истинным главным героем оказывается сам Берлин – город, в котором героико-романтическое прошлое постепенно вытесняется прагматикой сегодняшнего дня. Форма и сдержанность Говорим «Даниэль Баренбойм» – подразумеваем «Рихард Вагнер»: каким бы универсальным ни казался талант худрука Staatsoper, но для дирижера, ключевыми достижениями которого стали интерпретации «Кольца нибелунгов» и «Парсифаля», последняя опера Джузеппе Верди заочно выглядела не самым очевидным репертуарным ходом. Необходимая в «Фальстафе» ювелирная тонкость работы – совсем не то, чего ждешь от привыкшего к эпическим масштабам вагнеровского мифа Баренбойма. К его трактовке поначалу и в самом деле приходится привыкать: никакой стремительности, вроде бы органически присущей «Фальстафу», здесь нет – инструментальная текстура плотная, телесная, темпы по большей части сдержанные. Берлинский спектакль – виртуозный триллер, где неумолимая, захватывающая неторопливость многократно усиливает саспенс. Из аккомпаниатора оркестр не раз превращается в главного героя – причем происходит это в самых непредсказуемых местах вроде начала второго акта: в ловушку Фальстафа заманивает вовсе не Миссис Куикли (Даниэла Барселона), но струнная группа – крадущаяся, таящаяся, неспешно плетущая паутину интриги. Вылазку на вроде бы неожиданную для себя художественную территорию Даниэль Баренбойм превратил в показательное выступление в редком на сегодняшней сцене жанре дирижерской режиссуры. Он заставляет, к примеру, совершенно по-новому пережить и осознать сквозную драматургию позднего (1893) Верди с ее кинематографическими монтажными склейками, позволяет расслышать хитроумно запрятанную в первой картине оперы сонатную форму. И, словно бы всего этого было мало, практически подтверждает давние теории музыковедов о том, что «Фальстафа» композитор писал как итальянский ответ «Нюрнбергским мейстерзингерам». Показывая все то, что обычно остается скрытым за пестрым карнавальным фасадом партитуры, Баренбойм исследует ее архитектуру, инженерную начинку, новаторские технологии оперного строительства, предвосхищающие открытия музыкального модернизма. Как-то раз в интервью на вопрос о том, на что дирижер должен обращать внимание в первую очередь, Баренбойм ответил: на содержание произведения и на его структуру. А через секунду, задумавшись, поправился: на структуру и на содержание. Берлинский «Фальстаф» – развернутый комментарий к этой важной оговорке. Берлин