Крутой маршрут в четыре километраОт воспоминаний вдовы поэта Надежды Мандельштам и заметок писателя Виктора Некрасова до трудов председателя Мандельштамовского общества Павла Нерлера кочуют слова о «пересылке на Второй Речке». В действительности Владивостокский пересыльный лагерь (он же — «транзитка», «пересылка», «транзитная командировка», «Владперпункт», «6-й километр»), через который заключённых отправляли на Колыму, располагался в другой точке города, хотя и не очень далеко от Второй Речки, — в районе Морского городка. Читая лагерные мемуары, можно заметить, что их авторы указывали: по прибытии на железнодорожную станцию Вторая Речка (в 1930-х — далёкий пригород Владивостока) этап высаживали из поезда и долго куда-то вели. «Мы всё шли и шли… До сих пор не знаю, сколько там было километров» — так описывала эту дорогу Евгения Гинзбург в книге «Крутой маршрут». Путь составлял около четырёх километров, заключённых вели в Моргородок, где и располагалась пересылка. Но в памяти арестантов оставалось название «Вторая Речка». Путаницы добавляло то, что прямо на Второй Речке, в районе нынешнего автовокзала Владивостока, вплоть до 1950-х действовал другой лагерь — Владлаг. Но оттуда на Колыму не отправляли. Заключённые Владлага были заняты в Приморье на рыбопереработке, строительстве дорог, заводов и др. Создание пересыльного лагеря в Моргородке, действовавшего в 1931—1941 годах, было прямо связано с освоением золота Колымы и учреждением Дальстроя. Лагерь разделялся на мужскую и женскую территории. Имелись отдельные зоны для уголовников, «врагов народа», «кавэжединцев». Территория бывшей пересылки, занимавшей площадь в семь гектаров, ограничена современными улицами Днепровской, Ильичёва, Печорской, Вострецова (жилые кварталы выше остановки «Молодёжная» и за стадионом «Строитель»). Именно здесь ждали этапа на Колыму писатели Варлам Шаламов, Юрий Домбровский, Владимир Нарбут, генерал Александр Горбатов, ракетный конструктор Сергей Королёв, актёр Георгий Жжёнов. Отсюда заключённых обычно вели или везли в район мыса Чуркина, к рыбному порту, где грузили на суда Дальстроя и отправляли в порт Нагаево (Магадан) — на Колыму, где в 1930-х развернулось гигантское строительство. В первый военный год инфраструктуру Владивостокской пересылки передали Тихоокеанскому флоту. Заключённых стали возить на Колыму через Находку («Нас вместе переслали в порт Находку…» — пел ранний, «блатной» Высоцкий), ещё позже — через Ванино в Хабаровском крае, в связи с чем родилась знаменитая песня «Я помню тот Ванинский порт…». На территории бывшей пересылки до сих пор располагается воинская часть ТОФ, по старой памяти называемая «экипаж». Сначала конфигурация «экипажа» повторяла очертания лагеря, потом территорию постепенно стали застраивать. Сегодня съёжившийся «экипаж» занимает примерно одну шестую от площади пересылки. Большая часть территории «транзитки» занята жилыми домами. Деревянных лагерных бараков внутри «экипажа» не осталось — их давно сменили каменные казармы.
В львиный ров и в крепость погружёнВпервые Мандельштама арестовали в 1934 году (считается, что за стихи «Мы живём, под собою не чуя страны…», где появляется «кремлёвский горец» — Сталин) и отправили в ссылку на Урал, откуда он вернулся в 1937 году. В марте 1938-го глава Союза писателей СССР Владимир Ставский обратился к наркому внутренних дел Николаю Ежову с доносом-просьбой «помочь решить этот вопрос об О. Мандельштаме» — авторе «похабных, клеветнических стихов». В мае Осипа Эмильевича арестовали в подмосковном пансионате «Саматиха». 2 августа он был приговорён к пяти годам исправительно-трудовых лагерей «за контрреволюционную деятельность».8 сентября Мандельштама отправили по этапу во Владивосток, куда он прибыл 12 октября. Отсюда поэт написал последнее письмо брату Александру: «…Я нахожусь — Владивосток, СВИТЛ, 11 барак… Здоровье очень слабое. Истощён до крайности. Исхудал, неузнаваем почти. Но посылать вещи, продукты и деньги не знаю, есть ли смысл. Попробуйте всё-таки. Очень мёрзну без вещей…»Во Владивостоке поэт провел последние два с половиной месяца своей жизни — с 12 октября по 27 декабря 1938 года. Достоверной информации об этом периоде очень мало. В цитировавшемся выше письме есть и такие слова: «Последние дни я ходил на работу, и это подняло настроение». Владивостокский историк, доктор искусствоведения Валерий Марков, около 30 лет занимающийся биографией Мандельштама, говорит, что поэт, находясь на «транзитке», работал на каменном карьере, остатки которого сохранились: «Здесь был крутой склон, вот они камни и носили — укрепляли склон, ровняли площадки. Во время отдыха поэт сказал напарнику: „Моя первая книга называлась „Камень“, и последняя — тоже будет камнем…“ Ещё одна цитата из того же письма поэта: „В Колыму меня не взяли. Возможна зимовка… Из лагеря нашего как транзитного отправляют в постоянные. Я, очевидно, попал в „отсев“, и надо готовиться к зимовке“. Павел Нерлер считает, что Мандельштама из-за слабого здоровья могли отправить из Владивостока в Мариинские лагеря под Кемерово, как некоторых его солагерников. Однако зимы 1938−1939 годов 47-летний поэт не пережил.
О смерти Мандельштама ходит много легенд. По одной версии, он скончался от сыпного тифа, по другой — от сердечного приступа. Известен рассказ Варлама Шаламова „Шерри-бренди“, написанный в 1958 году и изображающий смерть Мандельштама (впрочем, не названного в рассказе по имени): „Поэт умирал. Большие, вздутые голодом кисти рук с белыми бескровными пальцами и грязными, отросшими трубочкой ногтями лежали на груди, не прячась от холода…“Считать этот рассказ свидетельством очевидца, разумеется, нельзя. Сам Шаламов проследовал через Владивостокскую пересылку на Колыму годом раньше. Похоронили Мандельштама, скорее всего, в январе 1939 года. „Тогда стояли морозы, по одному не хоронили… Рядом с лагерем проходил крепостной ров, он обозначен на старых картах. Вероятно, здесь и располагается групповое захоронение начала 1939 года. Весной умерших вывозили подальше, а в морозы клали прямо в ров и присыпали сверху землей“, — говорит профессор Марков. Вот он, предполагаемый последний приют поэта: пешеходная аллея вдоль улицы Вострецова (бывшей Куринской), рядом с КПП флотского „экипажа“. Когда-то Мандельштам написал:Я в львиный ров и в крепость погружён
И опускаюсь ниже, ниже, ниже…
И ещё:…И потому эта улица, Или, верней, эта яма Так и зовётся по имени
Этого Мандельштама.
У КПП — бетонные блоки, высокий забор. На месте бывшего крепостного рва — широкая аллея, хрущёвки, новостройки, городской шум. Гуляют женщины с колясками и мужчины с собаками. Где-то тут лежали (лежат?) останки поэта, написавшего за пять лет до смерти: „Власть отвратительна, как руки брадобрея“. По делу 1938 года Мандельштама реабилитировали в 1956 году, по делу 1934 года — только в 1987-м.
»Кто изуродовал этот памятник — тот его и закрепил» В 1998 году, к 60-летию со дня гибели поэта, памятник Мандельштаму работы приморского скульптора Валерия Ненаживина установили неподалёку от пересылки, на задворках кинотеатра «Искра». Вскоре бетонная фигура подверглась нападению вандалов. Памятник отлили в чугуне и установили заново, но кто-то облил его краской… В итоге в 2004 году скульптура переехала в более спокойное место — сквер у Владивостокского госуниверситета экономики и сервиса. Писатель Андрей Битов, не раз приезжавший на открытие памятника Мандельштаму во Владивосток, так высказался о драматической судьбе монумента: «Кто изуродовал этот памятник — тот его и закрепил. Ну, стоял бы, пылился, а они нам сделали работу, спасибо им! Вандалы — ласковое имя. Это химически чистая сволочь. Но в итоге — памятник-то отлит… Время работает как-то всегда в пользу. Люди не очень много делают в этом мире. Происходит борьба бесов и ангелов, они мириадами гибнут в этой борьбе, видимо, поэтому их победы и приписывают себе люди. Особенно власти. Но это — вне нас, это важнее нас. Ты оказался свидетелем, участником битвы… Мир находится в состоянии апокалипсиса. Вечно, но сейчас — в особенности».
