Борхес и новая политическая реальность

Собственно, это был круглый стол, где несколько известнейших политтехнологов делились плодами анализа перемен, которые произошли в последнее время в информационном пространстве. Очертания информационного зомби-апокалипсиса Доклад ответственного секретаря комитета Евгении Стуловой грозно назывался «4 всадника информационного апокалипсиса» (собственно, это и название мероприятия в рамках «Дней PR»). По её мнению, сейчас у нас «эра истероидов», для которой характерна демонстративная эмоциональность, артистизм и отсутствие объективности. В условиях беспрецедентной информационной открытости существует запрос на новую искренность в политике. Кстати, как пояснил актёр и режиссер Лев Харламов, сам термин «новая искренность» был введен Дэвидом Уоллесом в метамодернистском романе «Бесконечная шутка». И да — мы вышли из постмодерна — ирония больше не работает… Евгений же Минченко обратил внимание на то, что образ эффективного управленца во время выборов существенно потускнел, и его место занимает «простодушный» человек, играющий на эмоциональном совпадении. Что же это за четыре всадника? Да это то, что мы (и политологи, и политтехнологи, и журналисты) наблюдаем ежедневно. Во-первых, это информационный фастфуд. Быстро, вкусно, вредно… Броский заголовок, короткий текст, живые эмоции. Всё это реально работает (внимание 100% привлекается), но ведёт к атрофии восприятия длинных текстов и использования критического мышления. Во-вторых, это фейк-ньюс. Собственно, речь идёт о создании новой реальности при помощи новостей. Фейк-ньюс не то чтобы совсем фейк, но и не новости как таковые — скорее нечто среднее, близкое к пропаганде. Доля прямой лжи там сравнительно небольшая — процентов 20-25. В-третьих, это постправда. В эру истероидов факты никому не интересны. А потому тем хуже для фактов. Если же не использовать красивые термины, то постправда — примитивная ложь эпохи постправды, когда назвать ложь ложью считается неполиткорректным. В-четвёртых, это «большой брат». «Большой брат следит за тобой», и это действительно так. У него есть возможность подсовывать нужные новости при помощи специальных алгоритмов даже в социальных сетях, блокировать «неправильных» пользователей (у меня, например, снесли профиль «Фейсбука» с 3,5 тыс. друзей). И, вот неожиданно, новости по-прежнему контролируются медиахолдингами. Такая вот реальность, которую мы в общем-то хорошо знаем и к которой привыкли. Если уж быть откровенными, мы чаще всего ищем не правду, а удобную нам информационную реальность, куда если и запускается какой ковтун, то для остроты ощущений и для эффектной демонстрации своей правоты. Новая реальность и инструменты избирательных кампаний Президент коммуникационного холдинга «Минченко консалтинг» Евгений Минченко представил результаты двух опросов коллег по профессии 2016 и 2018 года относительно эффективности тех или иных политических инструментов. Результаты этого исследования интересны прежде всего тем, что несколько опережают украинскую политическую реальность (правда, в некоторых моментах, как мне представляется, Россия всё же отстаёт). Во-первых, большинство экспертов согласно, что в России уже наступила новая политическая реальность, и в её основе — рост антиэлитных (у Минченко — «антиистеблишментных») настроений. На Украине, по моим наблюдениям, эта новая реальность начала наступать уже в 2012 году, когда социология показывала огромный спрос на новых лидеров и новые политические силы и даже заслуженные партии (КПУ и БЮТ) стремились предстать перед избирателями в новом виде. Кстати, судя по исследования 2017-18 годов, в 2012-м спроса на новых лидеров не было… Во-вторых, заметно поменялось значение факторов, определяющих успех избирательной кампании. Если на первом месте сейчас, как и два года назад, находятся элитные договорённости, то на второе место внезапно вырвалась работа в социальных сетях, оттеснившая традиционные кампании поквартирного обхода избирателей. Правда, объясняется не так ростом влияния соцсетей, как снижением эффективности кампании «от дверей к дверям» в результате деморализации бюджетников (основная рабочая сила при проведении таких кампаний партией власти) и снижения взаимного доверия между людьми вообще. На Украине, по моим наблюдениям, идут примерно такие же процессы, разве что элитные договорённости у нас, пожалуй, играют меньшую роль в силу более острых конфликтов между элитными группировками и традиционной для нашей политической культуры недоговороспособности. Самый интересный вывод касался того, что в число совершенно, пожалуй, отдельных ресурсов выделился «Телеграм», который обладает огромным влиянием на элиты и СМИ. Причинам такой популярности «телеги» был посвящен отдельный доклад политолога Марата Баширова. Минченко также сделал парадоксальный вывод о том, что «Телеграм» стал своеобразным «убийцей Навального», — раньше элитные группы в российских кругах передавали друг другу «послания» через расследования фонда по борьбе с коррупцией, то теперь — через каналы «Телеграма». Кстати, ну чем не украинская ситуация, когда элиты «стучат» друг на друга в НАБУ и САП? Тем более что эффективность этих органов как раз как у Навального… Послесловие «Верю, что существует идеальный мир лжи, где всё истинно», — написал Станислав Ежи Лец. Похоже, мы уже живем в таком мире. Все вокруг конструируют свои, разной степени нелогичности, альтернативные реальности. Страшно, если ты заблудишься и попадёшь в «чужую» реальность. Именно это и произошло со значительной частью населения Украины, которая в один день февраля 2014 года проснулась в совершенно новой стране, быстренько выдуманной коллективным «разумом» Майдана. Что-то вроде борхесовского «Укбара», который я называю «Быхальцохивщиной» (в честь села Быхольцохивка в Черниговской области). P.S.: Автор благодарит РАСО и его Комитет по политическим технологиям за возможность поприсутствовать на столь интересном мероприятии.