Путешествие из Магадана в Москву
Солженицын на Колыме25 мая 1994 года в 75 лет он покинул вермонтский городок Кавендиш, где жил с 1976 года, и вылетел из бостонского аэропорта Логан на Аляску, в Анкоридж. Отсюда тремя годами ранее компания «Аляска Эйрлайнз» начала летать в Магадан и Хабаровск, в 1993 году добавился рейс во Владивосток.27 мая самолёт приземлился на дозаправку в Магадане. Солженицыну позволили ненадолго покинуть борт. На лётном поле он стал на колени, поцеловал колымскую землю и сказал: «По древним христианским представлениям, земля, схоронившая невинных мучеников, становится святой. Такою и будем её почитать в надежде, что в Колымский край придёт и свет будущего выздоровления России».В «Архипелаге ГУЛАГ» Солженицын немало внимания уделил Колыме, назвав её «полюсом лютости». Но сам писатель никогда прежде не бывал ни в Магадане, ни вообще на Дальнем Востоке. В 1950 году по дороге в лагерь Экибастуз на севере Казахстана его довезли до Новосибирска. «Сибирь всегда мечтал увидеть, но видел её из окна тюремного вагона… — скажет Солженицын позже во Владивостоке. — В 1962 году собрался: ну, теперь еду в Сибирь, непременно всё осмотрю. Только проехал до Иркутска — телеграмма Твардовского: срочно, немедленно приезжайте, решается вопрос вашего рассказа — „Один день Ивана Денисовича“. Ну что, бросил…» «Владивосток драгоценен для России»Вторую, незапланированную — из-за погодных условий — посадку пришлось сделать в Хабаровске. Наконец самолёт прибыл во Владивосток. Когда через узкий проход журналистов стали выпускать на лётное поле, возникла толчея. «Такого журналистского ажиотажа не было никогда. Трудно было найти на карте мира страну, журналистов которой не было в тот день в аэропорту, — вспоминает главный редактор „Новой газеты во Владивостоке“ Андрей Островский. — Поначалу стоявшие на почтительном удалении, они сорвались с места, как только Солженицын показался в проёме, и, сшибая друг друга с ног, едва не взяли трап штурмом. На помощь писателю пришли крепкие „компетентные“ люди, взявшие его в плотное кольцо. Это был единственный случай, когда „органы“, отношения Солженицына с которыми можно охарактеризовать словами „взаимная ненависть“, спасли писателю жизнь».Назавтра гость сетовал: «Моей жене отдавили ногу в этой давке. Зачем лезут, давятся? Каждому фотографу достаточно снять два снимка, зачем делать 250?»Владивосток на время стал столицей мировых новостей. Подобное случалось в 1974 году, когда генсек ЦК КПСС Леонид Брежнев проводил здесь переговоры с президентом США Джеральдом Фордом. В следующий раз такое внимание городу выпадет только в 2012 году, на саммите АТЭС.Здесь Солженицын выступил на центральной площади — Борцов Революции. Послушать его пришли тысячи горожан. На записи ГТРК «Владивосток» видно: люди скандируют: «Со-лже-ни-цын!», несут плакаты. В глаза бросается один из них: «Ура артельщику Наздратенко — зодчему приморского ГУЛАГа». Автобус с трудом прокладывает дорогу через толпу, крепкие парни в пиджаках пробивают коридор. На трибуну у памятника Борцам за власть Советов, откуда выступали на майских и ноябрьских демонстрациях партийные лидеры, Солженицына не ведут, он выступает с какого-то помоста. Наступает тишина, толпа ловит каждое слово:«Все годы моего изгнания я напряжённо следил за жизнью в нашей стране. Я никогда не сомневался, что коммунизм обречён рухнуть, но я всегда страшился того, каким будет выход из коммунизма и какую расплату мы понесём, когда это произойдёт. Я знаю, что я приезжаю в Россию истерзанную, обескураженную, ошеломлённую, изменившуюся до неузнаваемости, в метаниях ищущую саму себя.Я надеюсь во встречах с местными людьми проверить свои впечатления, готов исправить их. Хотелось бы после этих общений… искать вместе с вами… пути, чтобы нам выбраться из нашей 75-летней трясины… Многострадальный наш народ заслужил того, чтобы выйти к свету». «Встретиться с ним было непросто — в гостинице „Владивосток“ полностью выкупили одно крыло второго этажа, туда никого не пускали. Но я передал для Солженицына листочек бумаги, на котором написал три слова. В мемуарах скажу, какие. Через пять минут мне говорят: он вас примет. Захожу, а тут — Светка Горячева, мы учились вместе (ныне — член Совета Федерации от Приморья — Ред.). Пришлось даму с букетом роз для Натальи Солженицыной пропустить вперёд. Она часа полтора с ним разговаривала, потом уже я — минут сорок, — вспоминает Марков. — Солженицын показался несколько старомодным, не знающим наших реалий. Его предложения были расплывчатые, хотя интересные…»На пресс-конференции во Владивостоке Солженицына спросили о Курилах — тогда ходили разговоры о том, что острова могут отдать Японии. Солженицын ответил: «Отдали 12 миллионов русских Украине, пять-шесть русских областей. Никто не сказал ни слова… Семь миллионов русских отдали в Казахстан. Никто не сказал ни одного слова… Но есть Курильские острова, где живёт 1000−1400 человек (на самом деле около 20 тысяч — Ред.), и вот такой шум поднялся. Я не понимаю такой приоритетности. Дайте России собраться, тогда этот вопрос будет совершенно легко решён».О приморской столице писатель сказал: «Владивосток драгоценен для России… Россия тогда будет цвести, будет сильна и многообразна, если у нас будет, как это раньше говорили, 40 городов независимых. Так, чтобы в этом городе мог быть любой уровень культуры, образования, промышленности, самодеятельности. И если мы достигнем постепенно этого положения… то Владивосток будет… одним из самых выдающихся и самых замечательных». Два месяца на Транссибе1 июня Солженицын тронулся в Москву — поездом, по Транссибирской магистрали. Поездка заняла 55 дней. Издержки взяла на себя британская телерадиокомпания BBC, поучившая право на эксклюзивную съёмку фильма о возвращении. В крупных городах делались остановки, после чего вагоны прицепляли к поезду. «Пломбированный вагон» вызывал ассоциации с Лениным, сама поездка — с Радищевым: «Я взглянул окрест меня — душа моя страданиями человечества уязвленна стала». В каждом городе люди шли к Солженицыну со своими бедами: нерегулярная и низкая зарплата, пропавшие сбережения, преступность, чиновничий произвол, ощущение собственной ненужности… Солженицын всё тщательно записывал.В Хабаровске Александр Исаевич поинтересовался, как найти писателя, общественного деятеля, натуралиста Всеволода Сысоева (1911−2011). Тот был на даче — работал на огороде. Поехали туда. Солженицын спрашивал Сысоева об отношениях между русским населением региона и коренными народами, об акклиматизации американских норок и ондатр на Дальнем Востоке. За обедом выпил две рюмки сысоевской настойки.В Бурятии Солженицын посетил знаменитый Иволгинский дацан — центр буддизма России. У мэра Улан-Удэ Виктора Кукшинова спросил, почему у бурятской национальной обуви носки загнуты кверху. Ответ — «Чтобы не наносить вреда земле, не царапать» — писателю, по воспоминаниям Кукшинова, очень понравился.В Иркутске Солженицын с губернатором Юрием Ножиковым побывал на месте расстрела Колчака. В Красноярске посетил знаменитые Столбы, съездил в Овсянку в гости к писателю Виктору Астафьеву. «Всё это путешествие… разворачивало мне размах русских пространств… В России ко мне возвратилось ощущение пейзажа (потерянное в Америке)», — записал Солженицын в дороге.Не везде его встречали одинаково радушно. Не редкостью были плакаты в духе «Возвращайся в США!». Эхо восточной поездкиВ 1998 году Солженицын выпустил публицистическую книгу «Россия в обвале», в которую вошли многие впечатления от поездки по Транссибу: «…Неумолкающий тон. Ещё от Владивостока: «Русские не дорожат собственной культурой. А не спасём культуру — не спасём нацию». — На собрании хабаровской интеллигенции: «Да сохранится ли духовное сознание русского народа?» — В Благовещенске пожилая православная: «Должно ли быть наше государство православным?» Это был новый Солженицын. Если раньше его считали прежде всего яростным критиком СССР, то здесь он выступал резко по отношению уже к новым вождям. Он ещё во Владивостоке не стеснялся в выражениях: заявил, что Горбачёв «лицемерно вёл перестройку» и «разрушал все структуры промышленности», реформы Гайдара назвал «безмозглыми», приватизацию — «обманной». Писателя спросили, не боится ли он стать новым Горьким, подразумевая лояльность последнего по возвращении из Италии. Солженицын ответил отрицательно: «Служить никакому режиму не буду». Но от прямого ответа на вопрос о деятельности Бориса Ельцина писатель пока уходил: «Не считаю правильным, едва приехав, давать сразу ответ. Дайте мне проехать. Дайте мне посмотреть. Очень может быть, что мои некоторые убеждения надо проверить, а некоторые укрепить, а некоторые изменить».В 1998 году Солженицын отказался принять орден Андрея Первозванного от Ельцина, при котором он смог вернуться в Россию: «От верховной власти, доведшей Россию до нынешнего гибельного состояния, я принять награду не могу». Возвращение на Дальний ВостокВ 2015 году во Владивостоке появился памятник Солженицыну работы местного скульптора Петра Чегодаева. Фигура писателя установлена на Корабельной набережной, у бухты Золотой Рог. Солженицын шагает — одна нога в воздухе. В руке — книга. Появление монумента вызвало споры. Активист КПРФ Максим Шинкаренко даже повесил на него табличку с надписью «иуда», после чего вдова писателя Наталья Дмитриевна, сыновья Ермолай и Степан обратились к горожанам с открытым письмом, в котором говорили: «Это только значит, что и после смерти слова Солженицына нужны как никогда… Без трезвого понимания прошлого нам не построить достойного будущего».Годом позже имя «Александр Солженицын» получил новый буксир, который ошвартовался в Магадане у причала торгового порта. Бутылку шампанского о его борт, как положено при спуске судна на воду, разбил Ермолай Солженицын.
