Мать порядка

Эксперт КБ «Стрелка» по развитию городской среды, президент Structura Naturalis Inc. профессор Майкл Мехаффи прочел в Калининграде лекцию «Новая программа развития городов, версия ООН». В ее первой части он рассказал, как в ближайшие 20 лет изменятся мегаполисы и какие мировые практики можно адаптировать в России. В этой, второй части, Майкл говорит о новом подходе к урбанистике, основанном на последних открытиях в области сложных природных сетей и фрактальных структур. Описывая городские пространства будущего как полицентричные сети, Мехаффи приводит пример Болоньи и своего родного Портленда, где такая структура существует и развивается уже несколько веков. Майкл Мехаффи, президент Structura Naturalis Inc., профессор, эксперт КБ «Стрелка» по развитию городской среды Фрактальные узоры Конечно же, не стоит сейчас подробно говорить обо всех замечательных достижениях сегодняшней науки, теории сетей, о фракталах, клеточных автоматах, новых математических алгоритмах, адаптивном морфогенезисе, биофилии как новой отрасли знания и так далее — это невероятно поразительные вещи. Опять же, то, что происходит сейчас в биологии, несравнимо ни с чем, что было ранее. Способность расшифровывать геномы, протеомы. Анализ белковой карты клетки показывает, что структура там очень регулярная. Если вы знаете что-нибудь о клеточном автомате, то поймете, что на основании очень простых биологических правил вы можете формировать действительно простые закономерности, которые повторяются потом в природе, когда из простоты образуется комплексность, при этом будучи очень красивой и весьма вариативной. Также это наблюдается и в нашей человеческой традиции: мы любим фрактальные узоры. Мы это повторяем и в традиционном искусстве, и в других предметах геометрии, которые можно найти в нашей привычной бытовой среде, даже в тех же коврах. Мы видим вновь и вновь проявление такого рода дизайна и проектирования не через примитивные формы, а через то, что на самом деле весьма замысловато, интересно, генеративным во многих занимательных отношениях. Тут есть чему научиться. И у такого рода среды мы можем научиться. Я не имею в виду, что нужно буквально это копировать, но мы можем понять в принципе их генеративную структуру, можем научиться понимать те процессы, которые были задействованы в том, чтобы создать эти весьма адаптивные и весьма устойчивые, долго просуществовавшие формы. Мой друг Чарльдз Джинкс любит говорить, что все эти новые научные открытия ведут к появлению новой архитектуры. Прежде всего, он говорит о новых скульптурных формах, о новых формах выражения искусства и архитектуры как вида искусства. Это все ведет к размышлению о нашей позиции в мире, нашей роли на Земле. Но суть здесь не в том, чтобы создавать новые красивые художественные формы, это могут делать и скульпторы. Главное в том, как мы с их помощью можем решать жизненно важные вопросы, как эти формы могут быть более тесно связаны с нашими повседневными жизненными проблемами. Джейн Джекобс говорила также о переходе, который случился в XX веке, — от простых проблем, например, в физике Ньютона, когда есть две переменных в уравнении, к проблемам со статистической совокупностью, когда вы не понимаете, как один отдельный юнит взаимодействует с другим. А потом появился огромный срединный пласт, с которым мы только-только начали работать. Здесь как раз происходит очень много биологических феноменов. Это проблематика организованной сложности. И проблема городов, в принципе, очень похожа на проблематику организованной сложности. Это системы с множеством переменных, между которыми есть определенная взаимосвязь, образующая совместную работу этих переменных. Это организованная сложность. Мне кажется, эта концепция сейчас крайне полезна, если мы начинаем думать о городах, о том, какая динамика сейчас нас там встречает. Есть много различных инструментов и подходов, которые мы можем использовать, чтобы разобраться с теми вызовами, с которыми сейчас сталкиваемся. Постараюсь чуть более подробно поговорить о деталях стратегии и подходов, с которыми мы можем работать. Одна из идей, которую мы в нашем центре разрабатываем, — это теория сети мест. Она выстроена на идее о том, как частные пространства связываются с общественными, которые, в свою очередь, снова связываются с общественными пространствами, образуя бесконечную сеть. Вопрос в том, как сделать наше понимание общественных пространств чем-то соединенным. (...) Ограничения в городах В городах мы сталкиваемся с тем, что люди, взаимодействуя друг с другом, ограничивают свободу друг друга. Например, если я хочу тусить до 3 часов ночи, сосед не сможет спать. Он будет стучаться в дверь, говорить, что я не могу так громко музыку включать, что я мешаю ему спать. В принципе, это самый банальный пример конфликта, который происходит постоянно, когда люди живут вместе (...) Есть другая стратегия. Она состоит в том, что все стороны стараются как-то урегулировать конфликт, медировать его, найти элементы, которые выступят медиаторами. Например, кто-то хочет тусить до трех часов ночи. Нормально. Построим, например, звукоизолирующую среду и таким образом урегулируем конфликт. Мы нашли элементы медиации конфликта, сохраняя взаимоотношения. Более того, мы формируем барьеры, но по-прежнему связаны через прилежащие общественные пространства. Таким образом выстраивается это дизайн, проектирование на основании медиации между нашими конфликтующими свободами. Если мы будем думать о городах таким образом и будем думать о проектировании города с этой стороны, то, в принципе, это, может стать лучшим проявлением нашей работы. Мы создаем в такой ситуации систему, когда отдельные маленькие частные пространства, наши «уголки комнаты» в общественном измерении, связываются друг с другом. Приведу еще один пример, который может проиллюстрировать мою идею получше. Возьмем обычную улицу в Лондоне: очень много лавочек, какие-то рестораны, квартиры. Здесь много мест, где люди могут находиться вместе: на улице, в магазине, на балкончике, в своей квартире. И они могут перемещаться между этими пространствами, слышать и видеть сквозь эти пространства. И видите, здесь очень много способов для связи в этих пространствах. Даже если мы нанесем это все на карту, то увидим, что она очень комплексная. Поразительно, насколько эта сеть на самом деле сложна. И, опять же, эти пространства, как комнаты, между ними есть связь, которая формирует такую сеть, ткань, связывающую все это воедино в рамках города. Представьте самое частное ваше пространство — вашу спальню, например. И вы связаны через другие более общественные пространства — дверь, окна и так далее. Затем есть пространство снаружи, на улице, и более метафизические комнаты в виде садов, в виде дворов, например, отделенных живым забором. Все это такие воображаемые более-менее частные комнаты, более-менее общественные комнаты. Все это взаимосвязано друг с другом. Более того, все это взаимосвязано посредством структур, которые как раз мы можем урегулировать, которые находятся под нашей властью. Мы можем закрыть и открыть дверь, можем закрыть или открыть окно. Эти структуры могут модифицироваться со временем. И если вернуться на такую улицу в Лондоне спустя несколько лет, вы увидите, что все изменилось. Открылись новые лавочки, люди перекрасили окна, и, возможно, выражение, артикуляция пространства стала иной. Кто-то создал, например, террасу с заборчиком, посадил растения. То есть постепенно происходит переопределение, реструктуризация сети пространств, и это очень интересно. В Венеции поразительная трансформация происходила на протяжении 500 лет. В сравнении с XVII веком появилось много маленьких элементов пространства: кто-то захотел сделать проход, кто-то — балкончик. В Средние века, конечно же, на все это требовалось разрешение, но теперь мы как раз можем это делать, создавая ту самую любимую нами структуру, тот самый любимый нами дух Венеции. И через эти инкрементальные медиации, урегулирования наших конфликтов, общественные пространства городов организуются вместе с частными пространствами. Мы должны создавать не только пространства, но и правила, которые будут принимать и направлять динамику этих адаптивных изменений. Проектировать, не забывая о частных пространствах Хочу здесь выделить несколько важных вещей. Нужно проектировать, не забывая о сети частных пространств, не забывать об адаптивности в малом, человеческом масштабе, оказывать поддержку сверху инициативам снизу, и не забывать, что проектирование должно адаптироваться и меняться. Мы не создаем проекты, не формируем дизайн для одного статистического состояния, которое никогда не изменится. И, в принципе, наше проектирование должно быть открыто непредсказуемости, неизвестности городского развития. Многие из вас знают, кто такой Герберт Саймон. Это выдающийся математик, и я люблю очень его цитату. Естественно, он еще и экономист, автор организационной теории. Он говорит, что дизайн — это трансформация от текущих условий к предпочтительным. И на самом деле это определение задает больше вопросов, чем дает ответов. Например, предпочтительные условия. Кто их предпочитает? А вдруг, двигаясь к этим предпочтительным условиям, мы вдруг узнаем, что на самом деле предпочитали совершенно не то? Есть замечательные вопросы, связанные с проблемой проектирования и дизайна. Саймон в 1962 году написал замечательную книгу, которая называется «Архитектура сложности». В ней он говорит, что все проблемы дизайна более-менее иерархические, и использует термин «частично разлагаемая на части иерархия». Идея Саймона была продолжена Кристофером Александером в книге 1965 года «Город — это не дерево». Он часто говорит о том, что, к счастью, города часто не связаны иерархически. Что часто градостроительные решения принимались буквально, как при действии случайного генератора чисел, как «камень, ножницы, бумага». (...) Если смотреть на то, как Кристофер Александер это анализирует, он также выявляет такого рода наложения, которые формируют то, что мы называем «полурешетка». И он также говорил, что эти элементы могут быть полуизолированы, как кластеры, как подмодули, в более широкой проблематике проектирования. И вы можете в виде диаграмм описывать связи этих элементов. Потом он называл эти элементы паттернами, и объяснял, как можно ими активно оперировать, формируя связи между ними. Язык паттернов В итоге появилась концепция так называемого «языка паттернов». Эта модель, что интересно, активно повлияла на мир разработки программного обеспечения, софта. Грубо говоря, MacOS, операционная сеть Mac, основывается на концепции языка паттернов. Многие компьютерные игры, которые сейчас создаются, тоже работают на основании этого языка. Та же «Википедия», в принципе, из него появилась. Мой друг Каннингем, который изобрел «Википедию», описывает страницу «Википедии» как своего рода паттерн, где присутствуют определенные взаимосвязи, которые можно описать диаграммой. Язык паттернов появляется в самых разных областях, во взаимоотношении между человеком и компьютером, в разработке продуктов, сервисов, инженерных работах, управлении цепочкой поставок, теории менеджмента, экологии, биологии и так далее. Но в архитектуре важные вызовы по-прежнему не решены. Прежде всего, это вопрос формы. Все-таки нам необходимо создавать какие-то формы. Многие люди критикуют язык паттернов, как раз основываясь на этом вопросе. И Кристофер Александер сам себя критиковал таким образом. В 2003 году он издал книгу, которая называется «Природа порядков», в которой он пытался описать эти структуры, формы и то, как они могут самоорганизовываться. Ведь природа же как-то приходит к красоте и гармонии формы, создавая при этом крайне комплексный, устойчивый, надежный дизайн. И Кристофер Александр говорит, что этот процесс нестатический, он не работает на основании шаблона. В его основе — постоянная трансформация, это процесс адаптивный. И мы можем рационально описать его произрастание, трансформацию, вырабатывая на основании этого описания трансформационные характеристики и закономерности. Также не стоит забывать о том, что в результате разбиения симметрии может образовываться новая симметрия, даже более организованная. И Александер начал составлять карты всех этих паттернов, которые образуются в результате самоорганизации природных структур. То же самое он наблюдает и в природном, и в человеческом мире. В рамках своей книги он выделяет 15 типов природной морфологии. Все их описать сейчас не получится, но вы можете подробно изучить их самостоятельно. Это 15 структурных категорий, которые он выделяет и описывает, говоря о том, как они работают. Как мы можем их использовать как проектировщики и дизайнеры, создавая более красивые и адаптивные формы, используя те же самые процессы, которым следуют биологические процессы. Кристофер Александер видит возможности подхода на основании дизайна, подхода, который может действительно генерировать дизайн через различного рода генеративные коды. Цель наша состоит в том, чтобы не генерировать изолированные фрагменты, а достигать вместо этого адаптацию, увеличивая ту часть, которая отвечает за качество жизни человека. Таким образом появляется вопрос проблематики роста, природа ведь тоже растет. Как же должен расти город, его архитектурные объекты? Ведь большинство людей просто боятся, что мы вырубим леса и построим на их местах жилые комплексы. Но, тем не менее, рост может быть гармоничным. Любой рост должен основываться на этапах, очередях застройки. Есть и кинетические алгоритмы, которые можно считать в природе, применяя их в наших системах. Этих правил много. Мы можем исключать сегрегирование природных зон, формировать новые, оригинальные, экономически эффективные системы финансового обеспечения и застройки. Можем разрабатывать системы разработки движения общественного пространства, не забывая о динамике рынка. При формировании городов мы должны чувствовать себя буквально, как садовники. Садовник, который должен посадить правильное семя в правильное время на правильной почве, и при этом будет постоянно подрезать листья, добавляя удобрения. Точно так же мы, будучи градостроителями, архитекторами, должны холить, лелеять и взращивать наши города, не забывая о почве. Мы не должны просто вкапывать в землю готовые деревья. Нет, мы создаем среду, в которой эти деревья будут произрастать. Мы должны формировать инфраструктурные системы, нормы и регулирование, системы экономического обеспечения. Это все наборы стратегического инструментария, которые работают на то, чтобы трансформировать наши города. Мы не сможем изменить их за ночь, не сможем механически что-то насадить. Мы можем изменить город постепенно, формируя механизмы роста. Таким образом мы должны формировать постоянно изменяющийся набор инструментов, в том числе не забывая о дизайн-кодах развития города. Не стоит забывать о новых финансовых инструментах, которые только сейчас появляются, и которые за счет, например, повышенного налогообложения частной застройки позволяют финансировать общественные пространства, которые своим появлением повышают стоимость той же самой частной застройки. Здесь очень много возможностей. Тактическая урбанистика Теперь поговорим о том, как же правильным образом выстраивать ткань города, об идее городского иглоукалывания, о тактической урбанистике. Например, в столице Колумбии, Боготе, сверху было финансирование на то, чтобы реализовать проект по благоустройству в трущобах. Спросили у жителей этого района, что они хотят, и они ответили: «Эскалатор». Им говорят: «Идея странная. Зачем он вам»? Ну, ладно, построили, и в дополнение к эскалатору сделали длинную сеть вокруг него. И в итоге вдоль этого эскалатора начало произрастать благоустройство, люди начали открывать лавочки, благоустраивать пространство самостоятельно. Видите, это интервенция сверху на основании желаний снизу, которая, как точечная акупунктура, эмулировала развитие данной территории. Так что такая городская акупунктура — тоже важная идея, о которой не стоит забывать. Давайте теперь поговорить о городской ткани, сетках, рамках. Рассмотрим пример Болоньи: на плане города можно видеть улицы, основные транспортные артерии города, пронизывающие его, и формирующие определенного рода закономерность, которая по-своему интересна. Дело в том, что расстояние между этими основными транспортными артериями составляет примерно 400 метров. Мой коллега Серхио Потте говорит, что на самом деле такого рода закономерность наблюдается в огромном количестве городов по всему миру. И такого рода расстояние, масштаб, формирует естественный баланс между мобильностью для пешеходов и мобильностью, которая требуется для более-менее беспробочного передвижения автомобилей. То есть такого рода сетка с шагом в 400 метров формирует естественный баланс между пешеходными пространствами, в которых человек себя чувствует комфортно, и автомобилями, которые могут спокойно передвигаться без больших скоплений в каких бы то ни было узлах и перекрестках. Это можно сравнить с капиллярами листа. Нам нужны эти маленькие дорожки, маленькие капилляры. Нужно, чтобы питательные вещества по ним перетекали ко всем элементам листа. Мы не можем просто вырезать из него куски и надеяться, что он будет жить. Точно так же мы не можем работать с городской тканью, вырезать отдельные большие куски, фрагменты, которые в итоге будут нарушать связи между отдельными частями города. Предположим, мы построим в центре Болоньи большой торговый центр. Он, соответственно, вынудит трафик ездить вокруг него, и таким образом вокруг него образуется пограничная мертвая зона вакуума. Представьте, что гусеница выест дырку в листе. Такое же может быть, если большая постройка образуется в ткани города. Вокруг этой дырки, которую выела гусеница, лист будет умирать, потому что питание листа нарушается. Это питание — на самом деле, это пешеходы, которые будут насквозь проходить через эту территорию. В крупных торговых центрах трафик происходит по периметру, и никто никогда в жизни через него насквозь не проходит. Туда можно только приехать на машине. При этом такого рода торговый центр радикально разрывает ткань города. То же относится к промышленным районам, суперкварталам, которые чаще всего слишком большие и непроходимы пешеходом. Вместо этого нужен непрерывный городской ковер, пронизанный как пешеходными, так и автомобильными улицами. Не забывайте, сетка — 400 метров. Необязательно все это должно быть квадратным, прямоугольным, угловатым, нет. Суть в общем балансе между автомобильным и пешеходным передвижением. Сетка может быть и деформированной. Так или иначе, это та закономерность, которая наблюдается во многих городах. Например, в Болонье. Пример Портленда Сейчас хочу привести несколько примеров, рассказав о своем родном городе Портленд в штате Орегон. Поделюсь своими мыслями. Портленд в США известен как город с очень благоприятными условиями для жизни, город красивый, где много пешеходных и общественных пространств, где легко добраться на трамвае в любой район. Но в 1960-е годы Портленд был в упадке: бывший порт, верфи закрылись, портовая торговля закрылась, потому что объем морской торговли очень сильно понизился. Но у нас были разные полезные активы. Во-первых, замечательная сеть дорог, которая основывалась на старых трамвайных путях, которые пересекали весь город целиком, в том числе шли через мосты. И по мере своей трансформации Портленд в 1970-х начал надстраивать эту сетку, то наследие, которое нам досталось, сохраняя при этом пешеходную сетку улиц. У нас высокоскоростное шоссе было под этими пешеходными мостиками. Так что всегда можно и на велосипедах ездить, и пешком ходить, и добраться куда угодно на трамвае, автобусе или другом общественном транспорте. И таким же образом в ткань города внедрена вся необходимая инфраструктура. Например большой торговый центр разбит на отдельные здания, которые соединяют мостики и тоннели, и вся эта конструкция простирается на шесть пешеходных кварталов. Это такая городская гостиная. То есть в нашем случае торговый центр несет пользу, а не разрывает городское пространство, формируя вакуум на своих границах. Центральный госпиталь тоже состоит из нескольких зданий, формируя сквозное пешеходное пространство. Наш университетский кампус работает по тому же принципу, то же относится к нашим промышленным зонам. И, кстати говоря, именно по этой причине в нашем городе сейчас открывается много офисов самых престижных технологических компаний, тех же Microsoft и Intel. Люди хотят к нам приезжать, потому что у нас можно ходить. Так что пешеходные улицы несут прямую экономическую выгоду. Даже в промышленных зонах города может быть пешеходная проходимость. Проблема джентрификации В принципе, Портленд — история успеха. Но хочу вас кое о чем предупредить. С проблемой джентрификации мы столкнулись в Портленде и многих других городах. Когда в центр переезжает все больше обеспеченных людей, повышается арендная плата, а с ними — стоимость всех товаров и услуг. И те менее обеспеченные люди, которые родились в этом районе, больше не могут позволить себе там жить. Конечно же, выгоды от городских агломераций очевидны. Действительно, это ведет к росту экономики. Мы объединяемся, работаем вместе, создавая что-то новое. Ричард Флорида тоже об этом пишет, о креативном классе, который, собираясь вместе в центре города, благодаря совместной работе талантливых людей ведет к созданию новых технологий и нового благосостояния. Выгоды городских агломераций неоспоримы, конечно, сомнения на этот счет вряд ли есть, но, как говорится, хорошего понемножку. Всегда должна быть какая-то золотая середина. Если я выпью таблетку аспирина, мне станет получше, выпью две — станет еще лучше, но от 100 таблеток мне точно в 100 раз лучше не станет. Мне кажется, и Глейсер, и Флорида, оба начинают понимать, что есть, конечно же, негативные стороны чрезмерной концентрации, чрезмерного уплотнения в городах. Это ведет к перекосу концентрации экономических ресурсов и застройки. Вместо этого стоит концентрироваться все-таки на полицентрической концепции развития городов. В Портленде у нас происходит то, что называется вуду-урбанизм, как «вуду-экономика», — это термин, который ввел Джордж Буш-старший, когда был президентом. Идея состоит в том, что когда вы будете снижать налоги для богатых, они будут больше вкладывать, больше покупать, и таким образом эти выгоды потом перетекут ручейками в карманы всех остальных простых жителей городов. На самом деле есть мало свидетельств, которые подтверждают работу этой концепции. Мы видим такие последствия вуду-экономики: когда мы инвестируем в центр города, выгоды за пределы этого центра не расползаются. Я привел пример Портленда, замечательного, пешеходного. Но 95 процентов населения живет не в его маленьком центре, а в гораздо менее пешеходной, гораздо более расползшейся части города. Таким образом что же нам здесь следует делать? Нам следует фокусироваться не только на центре, где в принципе все и так классно. Может, даже вообще не нужно фокусироваться на центре, и больше смотреть на периферию. Концепция Metro От примера полицентрически построенного Портленда перейду к полицентрическому подход к урбанизации. Концепцию мы назвали Metro, это концепция роста 2040 года, в результате которого у нас сформируется полицентрическая система узлов разного масштаба, разной мощности. Возникнет много ядер разных регионов, которые связаны между собой трамвайными, автобусными маршрутами, высокоскоростными автодорогами. У нас есть зона высоких технологий. Этот проект я сам реализовывал из узлов, которые изначально были посвящены высокотехнологичным отраслям. Мы стараемся, чтобы каждый из этих центров был населенным, доступным по цене и пешеходным. В конечном итоге, мы должны понимать, что теория сетей говорит о том, что нужно строить целостную сеть. Возможен сценарий, альтернативный тому, когда центр города несет выгоды всем. Разнообразие важно не только географически. Не забывайте о том, что город всегда эффективнее, когда он очень хорошо связан. Это несет выгоду всем, в конечном итоге. Мы должны переходить к полицентрическому подходу в расширенной географии, используя и новые элементы регулирования, и новые элементы финансирования. Хочу также упомянуть о вопросе доступности жилья, потому что все мы этим обеспокоены на том или ином уровне. Один из аспектов дискуссии состоит в предложении строить высокие здания, башни, что позволит решить проблему доступного жилья в центре. В Портленде это сейчас активно делают. К несчастью, исследование говорит, что это не работает, потому что во многих ситуациях есть другие модели застройки, которые более эффективны с точки зрения издержек, потому что высотки строить часто очень дорого. В то же время есть модели застройки более равномерные. Модель с высотками, к сожалению, формирует мертвые зоны вакуума, которые сильно зависят от автомобилей. На этих краях ничего не происходит, там, в принципе, тоже нет никаких пространств для совместного использования. Да, улицы красивые, зеленые, но ни они, ни жители никак друг с другом не взаимодействуют. Есть модель получше: тихое пространство, чтобы проводить отдых с семьей, и при этом очень активный периметр. В принципе, это сильно похоже на идею микрорайона, но в меньшем масштабе, это скорее суперквартал. Доступное жилье Если говорить о доступном жилье, нужно работать с тем, что есть, защищать то, что у нас сейчас есть. Всегда, когда это экономически обосновано и осмысленно, нужно сохранять старые постройки. Где нужно, можно модифицировать. Конечно же, с историческими центрами в этом контексте сложнее, но тем не менее. Можно также более экономично подходить к использованию строительных материалов. Сейчас в Портленде мы часто строим, например, четырехэтажные здания, где у нас первые два этажа из бетона, а два верхних — из древесины. Первые два этажа — торговый центр, два верхние — жилые. Таким образом происходит совместное использование архитектурных пространств. Также нам нужно строить городские центры, где люди могут жить, работать, проводить время. Таким образом людям не нужно ездить на другой конец города. Мы можем использовать новые экономические инструменты, заимствования, совместные тресты, которые помогут создавать застройку. Сегодня существует много креативных и изобретательных подходов. Мы, будучи проектировщиками, должны учиться понимать экономический язык. Нам также нужно создавать не конечный результат, а процесс. Нужно понимать, что мы создаем систему выбора, систему шагов, которая сформирует определенный результат. Мы не должны как архитекторы или как администрация что-то людям навязывать в добровольно-принудительном порядке. С другой стороны, мы не должны все отдать на откуп рынку, потому что в ситуации дикого рынка результат тоже будет хаотичным. Вместо всего этого нам нужно создавать паттерны, механизмы роста. И мы как граждане это можем делать, потому что мы все являемся заинтересованными сторонами. Мы — люди, которые отвечают за свой собственный мир и за то, что в нем происходит. Важные выводы о Портленде. Портленд — это не какой-то особенный город. Нет, после 1960-х годов мы были в глубокой депрессии, тяжелая была ситуация. Проблем было и есть много. Но мы сформировали единообразную пространственную стратегию для формирования сети общественных пространств, различных типов общественного и частного транспорта. В то же время мы проводили координацию между различными уровнями правительства, между правительством штата, города, районов и так далее. И региональная координация по большей части осуществлялась как раз благодаря этой программе Metro. И каждый отдельный центр, о которых я рассказывал в связи с программой Metro, разрабатывали отдельные муниципалитеты в рамках большой городской агломерации. Пространственная стратегия также включала в себя набор нормативных норм касательно общественных, пешеходных пространств. Мы надстраивали те исторические здания, которые у нас оставались. Мы не старались построить какой-то новый утопический город, потому что мир так не работает. Все это прошло успешно, но в Портленде нам по-прежнему предстоит еще очень серьезная работа, чтобы воплотить идеи, о которых я говорил. Идеи, которые, в конечном итоге, являются частью новой программы развития городов.