Тайны и загадки: как в Костроме оказалась карта времен русско-турецкой войны?

С этой старой картой связано немало тайн и загадок. Ответы на вопросы, к ней относящиеся, приглашаем поискать совместно, а вот что касаемо «Его величества случая»… Пожалуй, не будем самонадеянно вторить французскому математику и литератору Блезу Паскалю, который некогда заявил: «Случайные открытия делают только подготовленные умы». Нет, мы ограничимся более скромной и уместной здесь констатацией древнегреческого философа-материалиста Демокрита: «Случайными кажутся события, причины которых мы не знаем»... «Карта Очаковского берега, части Кинбурнской косы и острова Березани» была составлена, по-видимому, в начале 1789 года. В течение двух предыдущих лет именно в этих местах состоялся целый ряд морских сражений второй русско-турецкой войны XVIII столетия. Это – успешная оборона А.В.Суворовым Кинбурнской косы, неоднократные победные для русских войск битвы в Днепровском лимане, а также взятие острова Березань, что позволило обеспечить полноценную осаду Очакова, и, конечно, апофеоз кампании – штурм крепости, о чем мы еще будем иметь возможность рассказать. Обратимся непосредственно к карте и заметим, что самая счастливая случайность состоит в том, что этот документ с размерами 65 на 48 см уцелел и дошел до нас в очень приличном состоянии, которое вы можете оценить самостоятельно, обратившись к сайту «Костромская коллекция карт» (http://kostromakarta.ru), раздел «Карты Российской империи и СССР». Рассказывает кандидат культурологии, доцент КГТУ, а некогда старший научный сотрудник Костромского музея-заповедника Лариса Сизинцева: – 25 лет я проработала в музее, который до начала 2000-х годов размещался в Ипатьевском монастыре. Однажды, придя на работу в свой «свечной корпус», где находился наш отдел, я увидела около котельной на поленнице старые карты, предназначенные для сожжения. Они были в ужасном состоянии – рваные, мятые, грязные. Я их собрала и как смогла, привела в порядок: подлатала с помощью микалентной бумаги, местами подклеила, разгладила утюжком. Обнаружилось, что там были общие географические карты, в том числе на иностранных языках и на латыни, а также краеведческая коллекция. Затем все отреставрированные документы я систематизировала, составила их опись и сдала в фонды нашего музея. Помню ли «очаковскую» карту? Конечно, хотя бы потому, что ее кто-то уже наклеил на картон, и потому она сохранилась лучше, чем другие. Я специально смотрела инвентарные книги музея-заповедника, она никогда не была в них записана. Попасть сюда карта могла по линии Костромской губернской ученой архивной комиссии или из фондов Костромского научного общества по изучению местного края. Дело в том, что в 1920-е члены этого общества, собрание которого стало основой костромского музея, спасали то, что им казалось важным. Это делалось и в покинутых домах Костромы, и в разгромленных усадьбах большинства уездов и волостей. Что же касается собственно «нашего» документа, полагаю, он также поступил из какого-либо имения, но в какой части губернии оно находилась – это неизвестно, никаких следов нет. Можно лишь предположить, что карта принадлежала кому-то из людей, которые принимали участие в событиях русско-турецкой войны. Кроме того, ее обладатель, скорее всего, был костромского происхождения, но его имени мы, увы, не знаем. Думается также, что он был офицером, потому что рядовой вряд ли мог так квалифицированно составить данную схему… Об этой карте мне, как имеющему некоторое представление о событиях русско-турецкой войны 1787-91 гг., рассказал председатель Костромского областного отделения Русского географического общества, кандидат исторических наук Роман Рябинцев. Он же передал электронную копию документа и сделал предположение касательно его владельца: – Насколько мне известно, основная часть карт, попавших в фонды музея-заповедника, была взята из разоренных ранее помещичьих усадеб, расположенных в основном в северо-западной части губернии, в Галичском, Чухломском, Солигаличском и Буйском уездах, из которых вышло большинство костромских военных моряков. Именно один из них, я думаю, непосредственный участник очаковских сражений, либо самостоятельно составил, либо взял этот план у кого-то из своих сослуживцев на память, притом не исключено, что он хранился, как семейная реликвия. Это, конечно, был дворянин, возможно, представитель одной из известных наших фамилий. Судя по тому, насколько тщательно прорисованы обозначения кораблей, мне кажется, что карта принадлежала морскому офицеру. Хотя надо признать, что у нас пока, к сожалению, нет исторических фактов, подтверждающих эту версию, да и сама личность воина, его действия при штурме и дальнейшая судьба остается тайной. Будет ли она разгадана? Возможно, и нет, но что удивительно: где наш край с его лесами и полями, а где Очаков, с его крепостью и морем? Ни одно важное ратное дело не обходилось без наших земляков! Вот уж верно – «без Костромы наш флот неполон»… Внимательно всматриваемся и вчитываемся в «Карту Очаковского берега, части Кинбурнской косы и острова Березани» и констатируем, что на ней на самом деле изображено то, что указано в заголовке. Впрочем, отражает чертеж не только «географию», но и события, имевшие место в этой местности. Так, находим метки расположения не менее двух десятков пеших и конных российских полков, осадивших Очаков и его предместье, а также саму турецкую цитадель, защищенную несколькими линиями полевых укреплений, стенами и бастионами с суши, а со стороны Бугского лимана – батареями. Помимо этого на плане обнаруживаем весьма специфические надписи, требующие пояснения. И если оборонительные сооружения, именуемые «редутами», вероятно, известны многим нашим читателям, то термин «кампамент» требует пояснений и представляет собой бивак или, иначе, небольшой лагерь для дислокации кавалерии и конной артиллерии. Да и «депо», расположенное едва ли не на передовой, вовсе, как вы понимаете, не «троллейбусное»: на самом деле это здание, предназначенное для складирования и хранения оружия, боеприпасов и амуниции. Обращает на себя внимание «колодезь» у истоков речушки под названием Метали, а еще бон, протянувшийся от оконечности Кинбурнской косы до Очаковского побережья. Задачей этого плавучего заграждения, выполненного, по-видимому, из барж или плотов, являлось недопущение вражеских судов к осажденному городу. Что касается морских сил, то отечественный флот базировался в виду российской крепости Кинбурн, а неприятельский – вокруг вытянувшегося причудливой запятой острова Березань. Но самая любопытная информация заключена в левой части поля: это обширный текст, озаглавленный «Объяснение колонн». С одной стороны, распределение войск, наступающих правым и левым крыльями, включающими шесть ударных кулаков воинских частей «для атаки Гасан-паши и тамошних ретраншементов (оборонительное сооружение в виде вала со рвом перед ним)», не открывает нам ничего нового. Все это известно из документа «Ордер атаки произведенной на Очаков 1788 года, декабря 6-го дня», завизированного генерал-фельдмаршалом князем Потемкиным-Таврическим. С другой стороны расшифровка колонн, зафиксированная на карте, гораздо более детальна и называет поименно не только командующих флангами, их заместителей и начальников колонн, но также командиров полков и даже батальонов. Таким образом, по совокупности признаков мы, казалось бы, можем определить этот чертеж, как план осады и штурма Очакова с элементами диспозиции – построения войск для боя. Но вот незадача! Над нашей картой, увы, не склонялись убеленные сединами головы военачальников, уточнявших детали приступа и с ней не сверялись штаб-офицеры, отправляя в бой вверенные им подразделения. Дело в том, что данный план был создан постфактум, как минимум спустя несколько дней после взятия крепости. В этом нас убеждает ряд существенных деталей. Прежде всего, составитель карты попытался отразить несовместимые вещи – блокирование города и его атаку, то есть действия, которые происходили в разное время. Если осада Очакова формально началась летом, то его штурм, как мы указывали выше, состоялся в декабре. Отсюда происходят неточности и анахронизмы. Так, например, на плане османский флот отстаивается под Березанью, чего не могло быть к началу зимы, поскольку остров был взят бригадиром Иосифом де-Рибасом и черноморскими казаками еще в начале ноября, да и оставшиеся после неоднократных разгромов турецкие корабли к этому времени уже ушли к Дарданеллам. Русские же суда также не прятались купно от ветров за кинбурнской косой, а вмерзли в лед в самых разных местах лимана и, заметим, частично были повреждены.Но и к подготовке штурма чертеж имеет малое отношение, поскольку описывает эпизоды, имевшие место непосредственно в ходе атаки. В частности, на карте отражен факт подрыва двух пороховых погребов неприятеля, а также гибель командиров I и IV колонн. Генерал-майор князь Сергей Авраамович Волконский «убит в амбразуре назначенного ему реданта (редута)», а Иван Петрович Горич-Большой «убит на крепостном бастионе». О его подвиге в донесении Потемкина было сказано: «бестрепетный герой бригадир Горич первым вступил на бастион вместе со своей смертью». Подытоживая вышесказанное, констатируем: мы имеем дело не с реальной и боевой, но с памятной картой, что, возможно, несколько снижает ее достоверность, однако, не ценность. Ведь документ, кроме всего прочего, выполнен на весьма высоком уровне и благодаря своей информативности представляет исторический, то есть – научный интерес. Надо сказать, что автор данной статьи знаком, как минимум, с пятью чертежами образца 1788 года, где изображены крепость и город с окружающей его местностью, в том числе и с тем планом Очакова, который братья де-Рибас снимали при рекогносцировке под неприятельскими выстрелами. Могу заверить читателей, что «наша», костромская карта не уступает ни одному из них, а по обилию подробностей и точности изображения даже превосходит… При сильнейшем морозе в 7 часов утра 6-го (по новому стилю 17-го) декабря 1788 года войска, поддерживаемые артиллерией, в том числе и с нескольких кораблей, пошли на штурм. В результате двухчасового, исключительно ожесточенного и кровопролитного боя крепость была взята. Потери неприятеля составили до 10000 убитыми, еще четыре тысячи (а среди них и трехбунчужный Гасан-паша) были пленены, у турок отняли 180 знамен и захватили более 300 пушек. Из числа атакующих порядка пяти тысяч были ранены, погибли около 1000 военнослужащих, а в их числе до тридцати офицеров. Очевидно, что обладатель карты не был в числе павших, и это, вероятно, единственный абсолютно достоверный факт. Далее же вступаем на зыбкую почву предположений, доверяясь (правильным ли?) умозаключениям. А они таковы. Пожалуй, следует согласиться с коллегами – Ларисой Сизинцевой и Романом Рябинцевым, что, по меньшей мере, первым владельцем документа был участник морских битв, осады и штурма крепости, а, возможно, и последующих сражений русско-турецкой войны. Учитывая обстоятельства, связанные с поступлением карты в фонды музея-заповедника, можем полагать, что этот военнослужащий являлся уроженцем Костромского наместничества или каким-то образом был тесно связан с нашим краем – владел, например, благоприобретенным поместьем. И в том и в ином случае он принадлежал, конечно же, к дворянскому сословию. Это мог быть представитель сухопутных войск (пехотинец, кавалерист, артиллерист, военный инженер) или моряк, но, несомненно, он являлся офицером. Вряд ли этот военный был адмиралом, генералом или бригадиром: высшие чины под Очаковым были наперечет и среди них, насколько нам известно, костромичей не было. Может быть, он входил в число штаб-офицеров (чин от майора до полковника или от капитан-поручика до капитана I ранга во флоте), но мог носить и обер-офицерские погоны (от прапорщика или мичмана и выше). Также дискуссионным является вопрос – а был ли владелец карты ее составителем? Представляется, что нет. Безусловно, практически все российские офицеры, в массе своей выпускники сухопутных, морских и инженерных кадетских корпусов владели достаточными топографическими познаниями для того, чтобы выполнить чертеж оборонительного сооружения и местности. Но как для полевого командира рисунок выполнен слишком уж художественно, выписан привычным каллиграфическим почерком и со знанием сведений «для служебного пользования». А если сюда добавить пристойное качество бумаги, тонко очиненные перья и понимание, что работа велась в теплом и хорошо освещенном помещении, то все указывает на штабного работника, вероятнее всего, на квартирмейстера, в чьи обязанности в те времена и входил сбор сведений о местности, съемка лагерей, укреплений и создание различных планов. Думается, что именно этим должностным лицом и была составлена на заказ «наша» карта, впоследствии бережно хранившаяся в одном из костромских семейств в память о военных подвигах одного из его представителей. Все вышесказанное, конечно, приближает нас к главной цели – выявлению заказчика (хозяина) документа, но простор для догадок, связанных с этой личностью, все еще очень широк. Может быть, несколько сузить пространство наших поисков помогут еще два наблюдения-соображения? Дело в том, что, если бы план выполнялся по просьбе сухопутного офицера, то его составитель мог бы ограничиться непосредственно Очаковым и прилегающим к городу-крепости районом, не отражая воды лимана и Черного моря с дислокациями противоборствующих флотов. Кроме того, как справедливо отмечает Р.Рябинцев, «обозначения кораблей тщательно прорисованы», настолько, добавим мы, что возможно даже определить их тип и класс. Так, трехмачтовые суда, несомненно, обозначают линейные корабли и фрегаты, а двух- и одномачтовые – галеры, боты, канонерские лодки и плавучие батареи. То есть налицо указания, что обладателем карты, вполне вероятно, мог быть военный моряк. Такое допущение самым существенным образом облегчает нашу задачу, тем более что для ее решения мы располагаем очень ценным историко-краеведческим справочником «Без Костромы наш флот неполон…» (2002 год), составленным по материалам, которые собрал А.А.Григоров. Благодаря тщательному штудированию этого труда удалось выявить восьмерых моряков, несомненно, занятых в событиях под Очаковым. Это (в алфавитном порядке) уроженец Чухломского уезда, лейтенант, а впоследствии капитан 2-го ранга Семен Николаевич Бырдин, командовавший отрядом из 14 канонерских лодок и совершивший удачное бомбометание при взятии крепости, за что был награжден орденом св. Георгия IV класса. Еще один георгиевский кавалер, участник Чесменской битвы, буйский помещик, капитан-лейтенант Николай Иванович Киленин в сентябре 1788 года истребил под Очаковым 10 турецких гребных судов, но в этом бою был убит. Понятно, что не он привез карту в наши края, зато это мог сделать его младший брат Сидор Иванович, подпоручик батальона морской пехоты, в 1788-89 гг. служивший на линейном корабле «Святой Павел». А вот и еще два обладателя ордена св. Георгия IV класса, участники ряда битв в Днепровском лимане. Первый – Павел Петрович Марин, уроженец Галичского уезда, в 1788-м лейтенант судна «Таганрог» (после – капитан 1-го ранга в отставке), второй – капитан-лейтенант Аггей Иванович Нелидов, уроженец Чухломского уезда. Из кадыйских помещиков Поскочиных, участников русско-турецкой войны, наиболее заметный вклад в общую викторию внес капитан 2-го ранга (а в отставке – контр-адмирал) Федор Васильевич, обладатель георгиевских орденов IV и III класса, командир корабля «Святой Георгий Победоносец». Столь же достойно показал себя еще один георгиевский кавалер, награжденный, помимо того, золотой саблей «За храбрость», капитан-лейтенант (капитан-командор в отставке) Иван Степанович Поскочин, отличившийся в ряде морских сражений в виду стен крепости. Еще один наш земляк – лейтенант (впоследствии капитан 1-го ранга) Федот Максимович Поскочин в составе экипажа корабля «Святой Павел» участвовал в нескольких черноморских битвах. Коль скоро в очаковской эпопее так или иначе были заняты трое (а возможно – и четверо) морских офицеров Поскочиных, то, казалось бы «наш» чертеж с большой долей вероятности мог принадлежать именно одному из них. Но все дело в том, что экипажи судов корабельной эскадры и гребной флотилии суммарно включали всего лишь до шести тысяч человек, около двух третей из которых составляли запорожские казаки и греки. Потому «кадровых» военных моряков на черноморском театре было немного, не говоря уже о том, что многие из них (а в том числе и костромичи) были заняты в сражениях русско-шведской войны 1788-90 гг. А вот если мы возьмем все-таки и сухопутные войска, в которых, что бы мы себе ни придумали, также мог служить владелец карты, то картина окажется не столь однозначной. Нам известно, что в штурме Очакова непосредственно принимали участие 14 тысяч военнослужащих плюс резервные части, которые следовали вплотную за атакующими колоннами и подкрепляли их при необходимости. Однако в осаде крепости была занята более чем половина состава Екатеринославской армии – свыше 50-ти тысяч человек, и уж в ее рядах насчитывались, вероятно, тысячи офицеров, среди которых наверняка были десятки уроженцев нашего края. Выявить их имена теоретически возможно, но трудноисполнимо, поскольку для этого необходимо провести пару-тройку недель в читальном зале Российского государственного военно-исторического архива за изучением личных составов корпусов и полков, занятых в очаковских событиях, и формулярных списков служивших в них офицеров. Сведения же, которыми мы располагаем сегодня, очень скудны. Опираясь на еще одно сочинение А.А.Григорова «Из истории костромского дворянства» (1993 г.), можем назвать лишь двоих воинов-костромичей, оперировавших на Очаковском берегу в рамках второй русско-турецкой войны. Это Петр Григорьевич Бардаков, родившийся в усадьбе Козловка, ныне Островского района, который в чине подполковника (позднее он дослужился до звания генерал-лейтенанта) отличился при атаке крепости, за что пожалован орденом св. Георгия IV класса. Штурмовал Очаков и поручик Андрей Федорович Катенин, о нем известно, что вскоре после взятия города он оставил армию в чине капитана и поселился в отцовском имении Клусеево Чухломского уезда… Последствия завоевания города-крепости для нашего государства были очень значительны и важны. По окончании войны, согласно Ясскому мирному договору, заключенному в 1791 году, Очаков был присоединен к владениям России, что позволило ей окончательно утвердиться на Днепровском лимане и в прилегающем к нему крае, обеспечить безопасность Херсона и оградить Крым от влияния Турции… Между тем, рассказ подходит к концу. Завершая его, нам, пожалуй, следует поблагодарить уникальную и загадочную «костромскую» карту, предоставившую возможность вспомнить доблестные события из истории России 230-летней давности, кроме того, позволившую еще раз обнародовать несколько, увы, полузабытых, но славных имен наших отважных, с честью выполнивших свой воинский долг земляков. Также оставляем за собой право надеяться, что «бесхозный» ныне документ со временем найдет своего первого владельца, чье имя, может быть, уже включено в наш краткий перечень. И если эта «встреча» произойдет, мы будем обрадованы, но не удивлены, поскольку в жизни всегда есть место удивительным совпадениям. Ведь как сказал один анонимный, но глубокомысленный автор: «Не все, что случайно, зря!». Олег ДЕ-РИБАС.