Гарри Каспаров: западная публика не хочет слушать про Путина (Observador, Португалия)

Гарри Каспаров — не только один из величайших шахматистов всех времен, но и один из ярких представителей оппозиции нынешнему российскому президенту. Ко всему прочему Каспаров является послом крупнейшей компании в области информационной безопасности «Аваст» (Avast) и главой «Фонда защиты прав человека». В 1997 году весь мир узнал о его поражении в матче против «Дип Блю» (Deep Blue), первого компьютера, сумевшего выиграть партию в шахматы у чемпиона мира. 21 год спустя Каспаров полагает, что ему удалось внести свою лепту в развитие искусственного интеллекта, и рассказывает о том, как использует заслуженную славу, чтобы помогать другим. На веб-саммите, куда Каспаров приехал, чтобы обсудить проблемы кибербезопасности, мы побеседовали с шахматистом непосредственно во время партии. Живя в Нью-Йорке, будучи представителем компании, базирующейся в Чехии, и с 2014 года являясь обладателем хорватского гражданства из-за проблем с российским режимом, он признает, что считает себя скорее «гражданином мира». Проблемы начались тогда, когда Гарри Каспаров стал открыто противостоять нынешнему правительству и сделался одним из фаворитов среди кандидатов на пост президента. По этой причине и даже невзирая на многочисленные победы, которые он принес Советскому Союзу и России, шахматист, по его словам, не может вернуться в страну «до тех пор, пока у власти Путин». В настоящее время главное занятие Каспарова состоит в том, чтобы «каждую неделю рассказывать об искусственном интеллекте и о том, как мы можем сотрудничать с умными машинами». Вместе с тем шахматист утверждает, что как и прежде ведет политическую борьбу за «свободный мир» и называет себя «одним из самых непримиримых критиков Трампа». Поражение в матче против «Дип Блю» не смогло охладить пыл Каспарова: он продолжает играть в шахматы и занимается продвижением этого вида спорта. На веб-саммите, проходящем в Лиссабоне, Гарри Каспаров отстаивал еще одну идею — о том, что «должны существовать универсальные правила, которые побуждали бы [технологические] компании уважать права людей независимо от того, где они живут и откуда родом». Мы играем белыми, делаем ход пешкой в направлении королевы. Начинается интервью и партия. Каспаров: интересный ход. Observador: интересный и, кажется, слишком смелый, надеюсь, одной партией дело не ограничится… Вы являетесь послом бренда «Аваст» (Avast), в чем состоит Ваше нынешнее сотрудничество с этой компанией, занимающейся обеспечением кибербезопасности? К — Моя работа с этой компанией представляет собой идеальное сочетание двух вещей. Одна из них — это информационные технологии. Мне интересна эта область, потому что я уже участвовал в крупных [шахматных] матчах против компьютеров. И в каком-то отношении они подорвали мою спортивную карьеру. Во-вторых, мы имеем дело с правами отдельных людей, с необходимостью обеспечения защиты потребителей. Я считаю, что эта организация помогла мне осознать всю остроту данной проблемы. Мы должны отдавать себе отчет об угрозах, с которыми сталкиваемся, и зачастую именно мы несем ответственность за противодействие им. О — И второй вопрос, я ненадолго прерву игру [Каспаров съедает первую фигуру]. К — Да, конечно. О — [С иронией] Не потому, что игра слишком напряженная, а потому что беседа очень интересная… Боюсь, она быстро закончится. К — Да. У меня тоже такое ощущение. О — Как так вышло, что Вы из лучшего в мире игрока в шахматы переквалифицировались в политического активиста, а теперь еще и представителя компании в области информационной безопасности? К — Еще в детстве я занимал довольно активную [политическую] позицию, потому что в Советском Союзе шахматы считались в значительной степени политической игрой. Вот почему вхождение в политические круги не было для меня большой новостью. А с тех пор, как я ушел из профессионального спорта, я считаю своим долгом помогать своей стране, России, переживающей период губительной диктатуры, вернуться на путь нормального развития. Я всегда верил в то, что смысл шахмат как профессии не только в том, чтобы побеждать или проигрывать. Он в том, чтобы дать почувствовать разницу. Опираясь на полученный опыт и авторитет, сегодня я понимаю, что это может помочь многим людям обрести более ясные представления о мире. О — Вы выступаете послом бренда компании, базирующейся в Чехии, в то же время являетесь гражданином Хорватии, проживающим в Нью-Йорке, в Соединенных Штатах, а родились в Советском Союзе. К какой национальности Вы сами себя причисляете? Или Вас можно назвать гражданином мира? К — К этому можно добавить, что я родился на юге Советского Союза, в Азербайджанской Республике, которая сейчас является независимым государством. Еще один элемент в мозаике, которую вы упомянули. У меня все еще есть российское гражданство. Но по понятным причинам я не могу вернуться в Россию, пока Путин находится у власти. Я очень признателен правительству Хорватии за то, что оно помогло мне решить… О — [мы переместили ладью справа вперед вместо того, чтобы поменять ее с королем] Это был не совсем удачный ход. К… материально-технические вопросы, предоставив мне гражданство. Я помогал Хорватии с самого начала обретения ею независимости, и каждое лето, начиная с 1993 года, я приезжаю в эту страну. Да, если вы хотите называть меня гражданином мира, это, безусловно, правильный подход. Но опять же, полагаю, что для человека с моим положением и известностью довольно естественно сознавать собственный вклад в общеполезное дело — не важно где: в Европе или Америке. Я также являюсь председателем совета директоров «Фонда защиты прав человека» и чувствую себя обязанным уделять внимание самым разным странам, а также следить за тем, чтобы моя слава эффективно работала на пользу другим. О [игра продолжается, мы переходим к защите, уже на этом этапе понимая, каким будет результат] — Вы являетесь президентом данного Фонда и приглашены сюда, на технологическую конференцию. Как технологии будущего могут способствовать защите прав человека? К — Это очень интересный вопрос и, по правде говоря, одна из самых трудных задач, которые перед нами стоят. Любая технология, которая появляется в тот или иной момент нашей истории, может служить как разрушительным, так и созидательным целям. К сожалению, разрушать всегда проще, вот почему эта цель всегда на первом месте. Мы видим, что новые технологии изначально создавались для расширения возможностей людей. Мы не должны забывать, что интернет начинался с социальных сетей. Кстати, именно так называется фильм о «Фейсбук» [Аарона Соркина (Aaron Sorkin)]. Теперь используется понятие «социальные медиа». Люди не понимают, что речь идет о существенной перемене. Суть социальных сетей заключается в том, чтобы мы, отдельные индивидуумы, могли получать доступ к этим технологиям и двигались вперед в своем развитии. Могли иметь шанс внести свой собственный вклад. Переход к социальным медиа означает, что теперь мы становимся потенциальными жертвами вероломных схем, носящих политический характер. Думаю, что сегодня крайне важно восстановить подлинный дух интернета. Я убежден, что защита персональных данных должна касаться не только тех, кто родился и вырос в свободном мире. Дело в том, что в настоящий момент у нас есть конкретное законодательство — Общий регламент о защите данных, но [этот тип законов] не распространяется на людей, которые родились и живут в России, Китае, Турции или Иране. Тот факт, что компании, подобные «Гуглу», «Эппл» или «Майкрософту», могут применять разные правила в отношении людей, живущих в свободном мире, и «граждан второго сорта» из других стран, представляется мне абсолютно недопустимым. Когда жители Америки или Европы сетуют на то, что их персональные данные собираются и обрабатываются, я всегда говорю им, что методы сбора информации, которыми пользуется «Гугл», не идет в сравнение с методами работы КГБ. Самое худшее, что может произойти в случае с «Гугл», это то, что ваши данные будут использоваться для отправки вам рекламных объявлений, которые вам не нужны. «Западная публика не хочет слушать про Путина» О — Продолжая тему сбора данных, о котором Вы говорите: учитывая происходящее в современном мире, в частности случай с «Кембридж аналитика» (Cambridge Analytica), мы — простые граждане — испытываем вполне понятные опасения, доверяя наши данные иностранным компаниям, разве не так? К — Прежде чем жаловаться, нам следует понять, является ли этот процесс естественным или его можно избежать. Большая часть данных, которые люди в Португалии, Испании, Великобритании, Германии или Соединенных Штатах предоставляют «Гуглу», «Эппл», «Майкрософту» или «Амазону», поступает на добровольной основе. Мне кажется несколько странным, когда люди жалуются на сбор данных, осуществляемый «Алекса» (Alexa — система искусственного интеллекта «Амазон» для смарт-динамиков). Нужно отдавать себе отчет в том, что вы пускаете к себе в дом шпиона в обмен на удобства. Большая часть собираемых данных является результатом нашего собственного стремления к комфорту. Это не означает, что мы должны предоставить этим компаниям карт-бланш, чтобы они могли делать с этими данными все, что им заблагорассудится. Действующее законодательство не представляет серьезной угрозы для крупных технологических компаний в случае злоупотребления персональными данными. Я мечтаю о том, что в один прекрасный день будут существовать универсальные правила, побуждающие компании уважать права людей независимо от того, где они живут и где родились. О — Но разве само отсутствие такого свода правил не означает, что в настоящий момент цифровой мир находится под угрозой? К — Цифровой мир все время меняется. Следует ли ждать статичности от мира, в котором каждый день появляется что-то новое? Мы стремимся к комфорту. Хотим иметь новые устройства. Нам не нравится, когда собирают наши биометрические данные, и при этом мы скачиваем приложения по распознаванию лиц. Думаю, это своего рода парадокс общественного сознания. Люди проявляют готовность, — сами того не сознавая, — продавать свою конфиденциальность в обмен на удобства. А потом жалуются. Мы должны обеспечить более эффективную защиту данных, при которой компании следуют единому набору правил. Если становится известно, что эти компании предоставляют данные миллионов китайцев правительству Китая лишь для того, чтобы гарантировать протекцию бизнесу, который они ведут в этой стране, значит, в один прекрасный день они таким же образом начнут злоупотреблять данными в Соединенных Штатах и Португалии. Вот почему я считаю, что нам следует требовать равного и универсального подхода ко всем пользователям без исключения. Это один из способов защиты наших данных в глобализованном мире. О — Вы утверждаете, что нам следует призывать правительства к более активному участию в этом вопросе, между тем у нас есть такие лидеры, как Владимир Путин или Дональд Трамп (с которым тоже не так-то просто договориться). Разве мы не создадим таким образом еще большую угрозу? К — Я причисляю себя к ряду наиболее жестких критиков Трампа, но мне не известно, санкционировал ли он кибератаки [на персональные данные] в других странах. Что касается Путина, северокорейцев, иранцев и, я думаю, китайцев, то они совершали нападения на жителей свободного мира с целью получить политические выгоды. Это совсем другая история, здесь речь идет об атаках, спонсируемых государством. В свободном мире люди не горят желанием обсуждать политику. Западная публика не хочет слушать про Путина или других недоброжелателей, создающих эти угрозы. Всякий раз, когда речь заходит о кибервойне, люди едва ли не засыпают от скуки. По-моему, это… О — [наш король остается без защиты] Это шах, говорю на всякий случай. К… одна из проблем, которую людям следует воспринимать более серьезно, нам нужно убедить их с большим вниманием относиться к противостоянию в киберпространстве. Это правда, что свободный мир не является инициатором этой конфронтации, но у нас нет других вариантов, кроме как давать этим угрозам более решительный отпор. В противном случае несвободный мир будет находить новые способы использовать наши технологии для подрыва основ нашей демократии. О — Вы являетесь одним из символов поражения человечества перед лицом технологий в 1990-е годы. Сначала Вы победили в 1996 году, но затем в 1997 году были вынуждены сдаться. Каким образом это поражение в схватке с искусственным интеллектом заставило Вас вступить на защиту инноваций и с более умеренных позиций рассматривать эту тему? К — «Дип Блю» — это все что угодно, но только не искусственный интеллект. Это была убойная сила, очень мощная машина. Люди используют искусственный интеллект в тех вещах, которые мало или вообще не связаны с машинным обучением. В настоящее время большая часть технологии продолжает оставаться такого рода грубой силой, которая скорее способствует оптимизации, а не преобразованию рынка. То, что произошло со мной в 1990-е годы, — и сегодня происходит с другими играми и индустриями, — это естественный процесс эволюции. По-моему, нам следует признать, что в любой закрытой системе, где у нас имеются цель, конкретные правила и алгоритмы, победят машины. Мы не должны воспринимать некоторые вещи как должное. Из опыта 1990-х годов я вынес идею о том, что наше будущее не в том, чтобы конкурировать с машинами, а в том, чтобы с ними сотрудничать. В шахматах я занимаюсь продвижением автоматических алгоритмов, которые носят более человеческий характер, и я наблюдаю успешные результаты этих экспериментов, в том числе и в других отраслях. Шах и мат, «Монополия» и «Колонизаторы» О — Таким образом Вы отчасти способствовали развитию искусственного интеллекта таким, каким мы знаем его сегодня. Вы гордитесь этим достижением? К — Я чувствую, что мой опыт помог многим людям понять, что мы движемся к новому миру… [снова шах, бросает на нас взгляд] Да… и что шахматы в каком-то смысле послужили наиболее удачным испытательным полигоном для новых технологий. О — [король лишается защиты. Каспаров побеждает] Вот и все, мат. Последний вопрос. — Вы защищаете искусственный интеллект, защищаете машины, но с учетом других игр являетесь лучшим шахматистом в мире… К — Бывало и такое. О — Вы уже говорили о том, как шахматы могут соотноситься с жизнью человека. А что касается других настольных игр? Вы в них играете? Или храните верность шахматам? К — Не совсем. Я знаю правила многих игр, но в жизни есть столько захватывающих вещей, что мне не хочется тратить ее на другие игры, в которых я не являюсь экспертом. Шахматы всегда приносили мне достаточное удовлетворение. Время от времени я проверяю свою способность к игре: например, играю в шахматы для собственного удовольствия в интернете или участвую в показательных матчах — и остаюсь доволен. Я умею играть в нарды, в несколько карточных игр. О — А в более популярные игры, такие как «Монополия» или «Колонизаторы»? К — Я играю с дочерью и с семьей, но, опять-таки, это бывает довольно редко. При случае я могу это сделать. Но моя жизнь всегда наполнена событиями. Почти каждую неделю я выступаю с лекциями об искусственном интеллекте, рассказываю о том, как мы можем сотрудничать с умными машинами. Все время езжу с одной конференции на другую. Помимо продвижения игры в шахматы я также являюсь президентом «Фонда защиты прав человека». Мне едва хватает двадцати четырех часов в день, чтобы сделать все необходимое. О — Как и ожидалось, Вы победили. К — [Смеется]. Должен признать, это была не самая сложная игра в моей жизни.