Историк Владимир Громов в День памяти жертв политических репрессий рассказал «АиФ-Юг» о том, когда они начались, почему отношение к ним до сих пор разделяет общество, по какой причине люди в спорах оперируют не фактами и историческими документами, а домыслами. «Успокойся, дурак» Федор Пономарев, «АиФ-Юг»: Владимир Прокофьевич, когда говорят о репрессиях в СССР, то всегда вспоминают 1937 год. Именно тогда всё началось или раньше? Владимир Громов: С самого начала революции велись репрессии в отношении тех граждан, которые не смирились со сменой общественно-политического строя. И проводили их обе противоборствующие стороны. Войны одного народа между собой отличаются особой жестокостью, поэтому руки по локоть в крови и у красных, и у белых. Нельзя говорить, что кто-то виноват больше, кто-то - меньше. Это была трагедия всего нашего народа. После Гражданской войны советская власть пыталась продолжить борьбу против тех, кто воевал в стане белых. Казаки, офицеры, те, чьи взгляды на жизнь не совпадали с коммунистическими, постоянно находились в страхе. В Америке, например, живёт дочь казака Ивана Боёва из станицы Костромской, а он провинился тем, что брал в плен известного красного командира Ивана Кочубея. Кто-то потом донёс - и он десять лет рубил лес в тайге. Таких Боёвых было множество, их преследовали, арестовывали, расстреливали. Хотя изначально казачество к красным отнеслось спокойно, но когда за полгода советская власть проявила себя в репрессиях, изъятии продуктов, скота и т.д, то казаки пошли в Белую армию. 35 тысяч кубанцев воевали у Деникина. Естественно, после Гражданской войны победители захотели разобраться со всеми. - И всё-таки, с 1937-го прошло уже больше 80 лет, а у нас любые разговоры о репрессиях превращаются в политические дебаты, в которых противоположные стороны готовы убивать друг друга. Почему мы до сих пор не можем найти консенсус? - Потому что мы никак не можем найти правду даже в количестве репрессированных, всё время колеблемся из крайности в крайность. Как на хорошем аукционе: кто больше назовёт, тот и прав. В обществе создали определённый настрой: мол, во время репрессий убили десятки миллионов человек (в начале девяностых фигурировала даже цифра 110 миллионов). Понятно, что оценки разные - куда относить миллион раскулаченных семей? На Кубани высылали целые станицы, Полтавскую например. Считать ли погибших от голода 1932-33 года? После смерти Сталина Хрущёв был заинтересован свалить всё на предшественника, преувеличить масштаб жертв. Хотя сам принимал активное участие в репрессиях. Есть записка, в которой он, секретарь компартии УССР, просил увеличить количество расстрелов. Сталин написал резолюцию: «Успокойся, дурак». Обратимся к документам. В 1954 для Хрущёва подготовили справку, подписанную Генпрокурором СССР, министром внутренних дел и министром юстиции. В ней сообщалось, что с 1921 по 1953 год по 58 статье («Контрреволюционная деятельность») осудили 3 777 380 человек, к высшей мере наказания приговорили 642 980. Я склонен больше верить справке, с которой в начале девяностых выступил начальник КГБ СССР Владимир Крючков: 3 778 234 осуждённых по 58 статье, из них 786 098 приговорённых к расстрелу. Десятков миллионов жертв никак не получается, потому и примирения нет. Нужна ли правда - Но всё-таки сотни тысяч расстрелянных людей - это очень много... - Конечно, смерть одного человека - это уже трагедия. А репрессии, несомненно, трагедия всего нашего народа, отрицать это нельзя. И замалчивать тоже - нужно говорить о них, но только правду, давать реальные цифры, а не брать с потолка. А у нас одни увеличивают количество жертв до ста миллионов, другие пытаются преуменьшить, вот и не могут друг с другом договориться. И непонимание будет продолжаться до тех пор, пока все, независимо от политических пристрастий, не начнут оперировать реальными цифрами, а не выдуманными. Мы живём в такое время, когда любителей пофантазировать на исторические темы больше чем когда-либо. Зачем сидеть в архивах и что-то выяснять, если можно придумать? Мне надоело переписывание истории - я потому и в партии никогда не был. Верить можно только фактам и документам. - Так почему же многие люди не верят в эти документы и продолжают говорить о десятках миллионов жертв репрессий? - Уровень образованности нации сейчас очень низок. В 1964 нам, семиклассникам, читали на уроке истории газету «За рубежом», заметку о том, что в США 70 % школьников не могут найти Англию на карте. Мы хохотали, потому что даже троечник Петро Мороз без проблем показывал на карте все страны мира. А в 2012 выяснилось, что 60 % наших школьников не знают, с кем Россия воевала в 1812. К тому же на волне фантазий на исторические темы выросло уже целое поколение. Да, в двадцатые, тридцатые годы Россию ломали: и коллективизация, и репрессии преследовали одну цель - сломать людей психологически. Но сейчас у нас другая ломка: после 1991 года выросло поколение потребителей и эгоистов. Недавно повысили пенсионный возраст, объясняют это решение демографической ямой. И она обязательно будет по нескольким причинам. Первое - тот самый эгоизм. Чтобы иметь семью, нужно ради кого-то жертвовать, а молодёжи легче завести кошечку или собачку. Вторая - четыре млн российских женщин не могут рожать. Я не знаю народ, который бы хуже относился к своему здоровью, чем русский. Третье - уровень зарплаты не позволяет семьям иметь детей. Я спрашиваю у парня: «Сколько получаешь?». В ответ - «20 тысяч». - «Семья, дети есть?». - «Есть, квартиру снимаем». - «На что же вы живёте?». - «Жена тоже работает». Я его расцеловал: спасибо, что он не спился и так оптимистично настроен. Так что одни не хотят детей, вторые не могут, третьим не хватает денег. Связь поколений - Говоря о репрессиях, невозможно обойти стороной фигуру Сталина. Как вы к нему относитесь? - Сталин, конечно, был сложной, противоречивой личностью. Мне нравится позиция очень умной женщины, доктора исторических наук Натальи Нарочницкой. Она писала: «Для меня, как историка, совершенно ясно, что на Западе Сталина ненавидят вовсе не за репрессии, в которых он был далеко не первым и не единственным. Например, Робеспьера и Кромвеля они не осуждают, но там на душу населения репрессированных было куда больше! Сталина же на Западе ненавидят за восстановления территории исторического российского государства (как сказал Пушкин, «от финских хладных скал до пламенной Колхиды») и за Ялту и Потсдам. Именно эти итоги и не дают им покоя. Это наше Отечество, и только мы сами можем судить о нём, а нас продолжают убеждать, например, в том, что это не мы победили в Великой Отечественной войне, а её выиграли американцы...». - Вы не только историк, но и первый атаман возрождённого Кубанского казачьего войска. На ваш взгляд, казаки простили Советскую власть за репрессии? - Да, казаков, как и духовенство, интеллигенцию, первыми подвергли преследованиям. Но каковы масштабы? К 1917 ККВ насчитывало 1 млн 400 тысяч человек, в первой советской переписи 1926 года казаками на Кубани себя назвали 1 млн 280 тысяч. И это тогда, когда казаков и офицеров гоняли как зайцев. То есть для безопасности можно было записаться русским, украинцем. Почему такая небольшая разница? Во-первых, потери были не такими большими. Во-вторых, с 1921 по 1928 население СССР росло на четыре млн в год. Потому что тогда страна ввела новую экономическую политику. Отец мне говорил, что люди никогда так хорошо не жили, как в те годы. Если же говорить о прощении, то моя бабушка, раскулаченная, в колхоз не пошла. А потом началась война, бабушка собрала сыновей и сказала: «Хоть власть и безбожная, но идите и воюйте, батьку не позорьте». Батьку - моего деда, который присоединял Туркмению в 1881 году вместе с генералом Скобелевым, а погиб в 1919. Неграмотная казачка, ни разу не ходившая в школу, поняла, что раскулачивание - это одно, а когда речь идёт о Родине - совершенно другое. Так что надо говорить не о прощении, а в первую очередь помнить трагические страницы нашей истории. Помнить тех, кто погиб от репрессий, потому что это наши родные и близкие. Церковь учит: когда мы вспоминаем живших до нас и молимся о них, то доставляем им, сущим на небесах, радость. Они радуются за нас, живущих на земле. И тогда происходит великая связь поколений. К тому же пока мы помним трагические страницы нашей истории, мы не допустим, чтобы они повторились.
