Зачем скрестили искусство Эгона Шиле и Жана-Мишеля Баскии

В октябре в Fondation Louis Vuitton (FLV) в Булонском лесу одновременно открылись выставки венского провокатора начала XX в. и американского бунтаря из 1980-х. Как ни странно это звучит, но их совершенно далекое друг от друга искусство отлично чувствует себя в тандеме, что и смогли подчеркнуть кураторы во главе с арт-директором фонда Сюзан Паже. И дело не только в ранней смерти обоих: Шиле и Баския ушли на пике, когда им было 28, с разницей в 70 лет. И даже не в сходстве их творческих биографий: каждый из них стал проекцией и последователем своих влиятельных учителей и соратников – Густава Климта и Энди Уорхола соответственно. Повесить их в одном здании на время позволила обоюдная энергетика, революционный дух и пощечина общественному вкусу, на которую каждый из них решился. «Они оба ломали стереотипы, что свойственно только большим художникам», – подчеркивает основатель FLV Бернар Арно на вернисаже. Параллели Но для начала зритель экспозиции должен уловить параллели эстетические, которые видны невооруженным глазом. Надломленные и болезненные линии, экспрессивные, исполненные противоречия фигуры – эти изображения так и просятся на одну стену для сопоставления, но организаторы предусмотрительно развели их по разным углам фонда, чтобы все пересечения сложились лишь в голове. Внимание к деталям человеческого тела, главный акцент на голове и руках – это тоже их обоюдный анатомический театр. Хрупкие и гротескные тела на наших глазах содрогаются и распадаются под гнетом агрессивного внешнего мира, подчеркивая шаткость и непредсказуемость их натуры. Психозы Эгона Шиле и его фрейдистское безумие входят в прямой контакт с хулиганским нравом Баскии, который мог вмиг разозлиться на коллекционера за просьбу переделать что-то в картине, чтобы та сочеталась с интерьером, выставить его за порог и написать в итоге на полотне Not for sale. Если Шиле своими «дегенеративными» элементами выводил из себя венскую буржуазию, то Баския поначалу не вписался в арт-среду Нью-Йорка и вынужден был выйти на улицу. В 1980 г. MoMA отказался покупать работы художника в свою коллекцию, но уже сегодня у институции просто не хватает на них денег. Баския еще при жизни стал сенсацией и богатым художником, хотя у него не было даже кредитной карты. Большинство картин Баскии вывесили публично впервые, потому что в Париж они прибыли в основном из частных собраний, в том числе из коллекции самого Бернара Арно. Один из объектов, раскрашенная дверь, принадлежал когда-то Джонни Деппу, который был вынужден продать его из-за разорительного развода с Эмбер Херд. В экспозиции можно увидеть и самые дорогие произведения художника. К примеру, изображение огромной головы чернокожего в прошлом году стало рекордсменом, когда на аукционе Sotheby’s эта картина ушла за $110,5 млн. На выставке в FLV впервые удалось собрать триптих из таких голов, созданных в разные годы. А сами гигантские полотна американского неоэкспрессиониста органично вписались в просторные залы здания, спроектированного Фрэнком Гери. Изгои и короли Как подчеркивает австрийский куратор Дитер Бухарт, главной задачей выставки было показать, как оба художника стали выразителями Zeitgeist («духа времени») начала и конца XX в. соответственно: «Каждый из них попал в водоворот арт-жизни, в идеальную среду для творчества. Вена 1910-х была интеллектуальным центром Европы, который Шиле приспосабливал под себя, а Нью-Йорк 1980-х из-за банкротства обзавелся неимоверной уличной энергетикой и сквоттингом, из-за чего тоже стал удачным местом для формирования такого самоучки, как Баския». Эти плавильные котлы Европы и Америки позволили каждому из авторов изобрести собственный язык и четкий узнаваемый стиль, который входил в противоречие с принятыми ранее канонами эпохи. Потому карбонарии не сразу пришлись ко двору и стали изгоями. Шиле не раз закидывали помидорами и обвиняли в попрании морали, обнаженная натура раздражала оскорбленную общественность, а за откровенные рисунки он в итоге и поплатился, когда на 24 дня попал в тюрьму по подозрению в растлении малолетних, которых он использовал в качестве натурщиков. Жан-Мишель Баския тоже был в постоянном конфликте с арт-сообществом и законом. Он открыто обвинял коллег в расизме и лицемерии, когда не замечал на выставках в том же MoMA ни одной работы, посвященной черному человеку. В итоге Баския быстро превратился в «черного Пикассо», а его черный стал самым теплым и фирменным цветом в искусстве, как синий у Ива Кляйна. Потому на его картинах мы так часто видим героические изображения персонажей афроамериканской контркультуры. Саксофонист Чарли Паркер и боксер Джо Луис – его иконы или, если хотите, щиты, которые помогали в борьбе с дискриминацией на улицах. До того как стать звездой, он не мог даже взять такси в Нью-Йорке, постоянно имел проблемы с полицией, ссорился с музейщиками и галеристами. Потому полицейские и дубинки тоже стали главными символами на его угрожающих полотнах, которые иногда чем-то напоминают плакаты с манифестами, потому что в них слишком большую роль играет зашифрованный текст. В противовес «белой» Америке он изобрел своего чернокожего супергероя, альтер эго, которое вывел на ринг в 1982 г., когда художнику было 22 года. Баския стал крадущимся тигром и затаившимся драконом, который в результате беспощадной борьбы все-таки превратился в царя горы, ведь не случайно его символом стала корона. Свою королеву он тоже заполучил, в его подружках значилась Мадонна, тогда еще знаменитая меньше его Мария Луиза Чикконе. Он вышел победителем, что видно даже в заключительной работе на выставке в Париже Riding with death, которая стала одной из последних в его жизни. На ней изображен хрупкий силуэт чернокожего человека верхом на скелете лошади. Кто-то увидел в этом предчувствие скорой смерти, а другие, более въедливые, зрители усмотрели символ победы над «белым» доминированием в искусстве, т. е. таким образом разглядели завещание художника. Чума на оба ваши дома Отчаянная борьба и противостояние выжали из Шиле и Баскии все соки, потому они так быстро и сгорели. Но даже в их смерти оказалось много общего: они стали жертвами главной чумы своего времени. Австрийца подкосила испанка, от которой повально уходили европейцы, американец пал жертвой заразы конца столетия – переусердствовал с героином. Так что FLV смог таким образом не просто намекнуть на связь двух авторов, но и закольцевал такую противоречивую историю самого бурного века.